По моему глубокому убеждению, театральные деятели должны серьезно взглянуть на растущую ежедневно популярность кинематографа. Он гораздо более им опасный конкурент, чем принято думать. В кинематографе заложено нечто такое, что отвечает духовной природе человека, взятого en masse20.

Он очень прост, понятен, доступен самой обыденной психологии и в то же время красив и разнообразен. Кроме мелодрам, он воскресил еще сказку, феерию. А в нашем сереньком существовании, лишенном ярких красок, это тоже немалая заслуга.

Пускай обо всем этом подумают гг. российские драматурги. В преддверии обновляемой русской жизни эти вопросы отнюдь не лишние. От них, может быть, зависит будущность нашего национального театра.

Любителю кинематографа стоит посмотреть сегодняшнюю программу «Палас-театра». На фоне будничной драмы – любви дочери капитана к простому рыбаку – разыгрываются сцены, доступные только кинематографической технике. Капитан недоволен тем, что дочь его тайно обвенчалась с рыбаком. Он предпочел бы, чтобы она вышла замуж за штурмана. Вот почему он насильно увозит ее на своем корабле, стараясь вместе с тем отделаться и от ее мужа. Однако брошенный им в воду рыбак спасается. В то же время на корабле происходит сначала бунт против капитана (в конце концов его убивают), а затем разыгрывается настоящий морской шторм. Нужно удивляться, каким образом подобные эпизоды запечатлеваются кинематографом. На сцене изображена настоящая буря, льет ливмя дождь, несчастную женщину с ее ребенком (от рыбака) привязывают к плоту и спускают в воду. В конечном результате и ее спасают, и любящие сердца вновь соединяются. Такие завоевания кинематографа должны серьезно беспокоить старых театралов. До чего дойдет кинематограф в изображении действительности? Недостает только, чтобы зрительные впечатления сопровождались слуховыми, и театр погиб. Несколько лет тому назад в Петербурге я присутствовал на сеансе, когда граммофон был соединен с кинематографом. Помнится, был изображен какой-то студенческий комерш21 в немецком университете. Студенты говорили речи, пели песни. Как ни несовершенна была новая техническая комбинация, но она оставляла большое впечатление. Казалось, нужен еще один шаг, и иллюзия получится полная: слова отдельных лиц, вообще звуковые волны, отлично совпадали с движениями. Потом я вот еще какую наблюдал картину. На сцене военный корабль. Он кому-то салютует. За кулисами одновременно дают удар, похожий на отдаленный пушечный выстрел. То же впечатление. Вообще и при нынешнем состоянии кинематографа, т. е. без соединения его с граммофоном или фонографом, можно достигнуть значительных эффектов. Не забудем, что сопровождающая картины музыка в известном отношении уже разрешает этот вопрос.

Уже давно, с лишком двадцать последних лет, кинематограф стал чем-то вроде нашей второй натуры. Мы иначе себе не мыслим его, как наряду с обыкновеннейшими явлениями нашей жизни: школой, клубом, кафе, банком или нотариальной конторой. Пойти в кинематограф – значит исполнить что-то очень простое и несложное, не требующее особых хлопот. В маленьких городах он, несомненно, заменил театр. В больших – не только заменяет его, но и успешно с ним конкурирует. Последнее обстоятельство создало ему непримиримых врагов, главным образом в стане драматических артистов.

В тех случаях, когда я становился посредником между защитниками и врагами кинематографа, я противопоставлял им мудрую пословицу, что «худой мир лучше доброй ссоры»22. Поссориться всегда успеете, а нельзя ли найти каких-нибудь примирительных точек зрения? На самом деле природа театра и кинематографа такова, что при желании они могут с успехом дополнять друг друга. Так, например, театральная техника чрезвычайно была до сих пор бедна по части всяких иллюзорных представлений: снов, видений, появления призраков и пр.23 Кинематограф познал эту область в совершенстве. С другой стороны, кинематограф пока что убог и немощен в смысле литературных достоинств. Как ни специален жанр пьес для кинематографа, но нет сомнения, что и в эту своеобразную форму можно влить более или менее высокое содержание. Никогда не нужно забывать, что силы обоих противников не равны, и кинематограф сильнее театра. Успех театра всегда обусловлен наличием чрезвычайно сложных комбинаций: подбором артистических сил, особым устройством помещений, для оперы – акустикой залы, и т. д. Процесс кинематографического сеанса значительно проще. Мы знаем, насколько он невзыскателен насчет помещения. Очень часто, в провинции в особенности, ему достаточно какого-нибудь балагана или сарая. Наконец, самый сеанс целиком создается в подготовительной стадии; исполнительная его часть заключается только в аппарате и машинисте, т. е. в двух таких условиях, которые сводят его к примитивным представлениям нашего друга детства – Петрушки.

Из этого, однако, не следует, что кинематограф вовсе лишен каких бы то ни было артистических заслуг. Вражда к нему драматических артистов не основана на том, что бездушная машина отбивает хлеб у живого человека. Причину, как всегда, нужно искать глубже. Кинематограф весьма часто вызывает такие же эмоции, как театр. Вся разница в том, что в театре мы видим самое действие, а в кинематографе его воспроизведение, т. е. оживленную фотографию. Но кто сказал, что фотография не может быть артистической? Это едва ли подлежит даже спору. Весь вопрос в экспозиции картины, в том виде, в каком она предстала перед фотографом и затем отразилась на пластинке. Но это уже сближает кинематограф с искусством. И здесь на первый план является не что, а как художника – как, т. е. с каким запасом артистических данных (сюжетом пьес, составом артистов, фантазией и вкусом режиссера) выступает кинематограф. И что здесь произвело на зрителя впечатление. И что заставляет этого зрителя предпочесть такой род зрелища другому, с живыми артистами и оживленной речью. Ведь не всегда доступность зрелища имеет решающее влияние на интерес к нему.

Войдемте в кинематографическое ателье. Как и всякие лаборатории, театры, музеи, они бывают различных размеров. Одни довольствуются постановками более домашнего и интимного свойства и потому ограничивают свою деятельность одним павильоном. С внешней стороны он напоминает огромную оранжерею. Такие здания обыкновенно возводятся для культуры экзотических растений: пальм, латаний и пр. Сходство это в летнюю пору распространяется и на температуру помещения. Когда дни бывают теплые и солнце светит ярко, температура «там внутри» показывает 40° Реомюра24 и выше. Бедные артисты кинематографа! Зритель присутствует при великолепном бале, следит за развитием потрясающей драмы и не знает, чего этот бал и драма стоят действующим лицам. Очаровательная примадонна в модели от Дреколя25 с глазами, подведенными, как у циркового клоуна, уже третий раз перегримировывается. У других дела не лучше. На веранде прохладной ночью обнялась влюбленная пара. С нее градом катится пот, у него – еще одна минута, и крахмальная рубашка обратится в грязную тряпку. Ничего не поделаешь! Владельцу фирмы такие дни дороже золота. Они не только дадут великолепные снимки, но еще сберегут массу электрической энергии, вопрос немаловажный в настоящее время. А для воздушных съемок это имеет даже решающее значение. В пасмурную погоду артисты, одетые и загримированные, по целым часам слоняются без дела и ждут, когда небо смилостивится над ними. А случается, что и не дождутся. Тогда директора ходят хмурые. Немудрено: один артистический персонал стоит до 20 тысяч марок в день. Оборудование павильонов тоже зависит от размеров предприятия. Недавняя берлинская выставка кинематографического дела дала наглядное представление о том, насколько развилась кинематографическая индустрия: это, можно сказать, специальная область технического производства.