Погода сегодня потрясающая – солнце ярко светит, но не печет, прохладный ветерок приятно ласкает кожу. Но в воздухе слышится запах надвигающейся грозы. И как только я думаю про дождь, меня тут же передергивает, потому что в голове сразу возникает образ чудовища. Я инстинктивно прикладываю ладонь к груди, где все это время в небольшом кармане был сложен мой рисунок. Встряхнув головой, срываюсь на бег.

***

Время близилось к вечеру, и в городе начала кипеть жизнь. На главной площади уже нет рынка, но кто-то все равно продолжает выкрикивать и зазывать народ. Чуть впереди, возле моста собралась небольшая кучка людей, и мне стало жутко интересно, поэтому я как могла, протиснулась вперед.

И тем, что так сильно привлекло народ, оказалась небольшая группа людей – трое мужчин, игравшие на инструментах и две женщины, танцующие впереди. И судя по их внешности – они из Ораны. Девушки обладают темным оттенком кожи, их черные волосы забавно вьются, создавая большой объём, их пухлые губы красные, как спелое яблоко, а улыбки настолько яркие и светлые, что могут затмить солнце. Их движения плавные, отработанные. Мужчины, сидевшие позади девушек, выглядели так же, и я с уверенностью могу сказать, что все они очень красивы. В руках у каждого по инструменту, и к своему стыду отмечаю, что не узнаю ни одного. Но у того мужчины, что сидит с края, инструмент схож по форме с домброй, но у его инструмента гриф длиннее.

Кто-то справа больно пихает меня в плечо, и я словно просыпаюсь ото сна, вспоминая, зачем вообще пришла в город.

Старая Суир… Только где мне искать ее?

Решаю сходить в пекарню к Сарату. Я уверена, что он никому не скажет, что я искала ее, если я попрошу. И когда я подхожу к его небольшому магазинчику, облегченно выдыхаю, потому что боялась, что он уже может закрываться. Но лавка работает и в небольшом окне, вижу высокую фигуру мужчины. Решаю заодно прихватить с собой еще пару булочек с корицей, которые так любит Октавиан.

– Рин! – не успеваю я толком войти внутрь, как меня уже окликает знакомый голос. – Давно тебя здесь не видел! – немного обижено произносит пекарь.

На что я виновато улыбаюсь и быстро подхожу к нему.

– Поэтому я здесь, чтобы это исправить, – строю самое невинное выражение лица, на что Сарат только начинает смеяться еще сильнее.

– Тебе как обычно?

– Нет. В этот раз я пришла за булочками с корицей для Октавиана. Вы же знаете, как он их любит!

– Я как чувствовал, поэтому оставил немного, – мужчина по доброму мне подмигивает и скрывается за белой занавеской, которая служит вместо двери, между лавкой и кухней.

Пока жду, нетерпеливо перекатываюсь с пятки на носок и рассматриваю лавку. Здесь ничего не изменилось, и Сарат прав. Я и правда давно не заходила к нему, но как только я хотела вырваться в город, меня всегда кто-то ловил. Если отец – гнал на тренировки, если брат или Василиса – то все заканчивалось ссорой, а иногда и дракой. Всегда дрались я и Адриан, Василиса обычно стояла в стороне, словно наслаждаясь этим. Конечно, я всегда проигрывала, после чего всю неделю слышала насмешки в свою сторону.

– Еще теплые! – громкий голос Сарата слегка напугал меня, но увидев парочку булочек, от которых исходил невероятный аромат, сразу начинаю улыбаться.

И пока пекарь аккуратно упаковывал мою покупку, я решила попробовать и спросить про Старую Суир.

– Дядя Сарат, а кто такая Старая Суир?

После моего вопроса пекарь слегка напрягся и внимательно посмотрел на меня. Я постаралась сделать самое невинное лицо, которое только могла. И видимо у меня все же вышло неплохо, потому что он расслабляется и возвращается к упаковке.

– Бедная женщина… Слышала, что она потеряла и мужа и сына? – печально спрашивает Сарат, на что я лишь молча киваю.

– Сейчас она живет за чертой города, в старой хижине, где раньше иногда жил ее муж и сын, когда они выходили на охоту, – пекарь тяжело вздыхает и подает мне аккуратно завернутые булочки.

Выдавливаю слабую улыбку, принимая сверток. И тут вдруг лицо Сарата удлиняется, глаза округляются, а рот открывается, будто он хочет что-то прокричать или вспомнил что-то.

– Точно! Подожди здесь! – быстро проговорив, мужчина снова скрывается на кухне.

С неприкрытым удивлением и даже интересом, стою смирно, и жду, когда появиться пекарь. И вот он выбегает, а в руках у него похожий сверток, в который он завернул мои булочки.

– Раз уже мы заговорили о ней, не могла бы ты сходить и отнести ей это, – Сарат протягивает мне сверток, а я только стою и хлопаю глазами, на что мужчина начинает смеяться. – Она почти не выходит в город, поэтому я стараюсь помогать ей, чем могу. Я ведь знал ее мужа… – он грустно выдыхает. – Хороший был человек.

Я перевожу свой удивленный взгляд на сверток, но все равно принимаю его.

– Хорошо, – неуверенно отвечаю я, на что получаю светлую улыбку.

– Ну! Иди! А то не успеешь до темноты! – подталкивая меня к выходу, произносит Сарат. – Иди в сторону леса, и сразу наткнешься на хижину. Ты не перепутаешь, она там одна, – быстро протараторив мне направление, Сарат выводит меня за дверь, и когда я поворачиваюсь, на его лице все так же играет улыбка, только теперь она немного… хитрая?

Мужчина быстро прощается и захлопывает передо мной дверь. Я медленно перевожу взгляд на свиток в руке, и улыбка сама появляется у меня на лице. Он мне помог.

– Спасибо, – шепотом говорю я и быстро разворачиваюсь и направляюсь в сторону леса.

Пока иду по протоптанной дороге в сторону хижины, пару раз спотыкаюсь и чуть ли не падаю. А все, потому что я практически не смотрю под ноги. Я все время пытаюсь высмотреть хижину, чтобы точно ее не пропустить. Единственное на что я обращаю внимание, так это на то, что небо уже постепенно начинает окрашиваться в алые и оранжевые цвета, словно спелая груша. Поэтому решаю ускориться.

И к моему счастью долго идти не приходиться. Практически в начале лесной чащи я замечаю неприметный деревянный домик. Он хорошо скрыт за толстыми кронами елок. На секунду останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам. Не знаю зачем, но после сегодняшнего утра, думаю, эта привычка останется со мной надолго.

Внимательно осматриваю хижину, но в окнах не горит свет, да и вообще не похоже, что в этом доме может кто-то жить. Меня начинает окутывать сомнения, что женщина вообще находится дома. Но как только я поднимаю руку, чтобы постучать в ветхую деревянную дверь, она с противным скрипом открывается и на пороге показывается женщина.

Женщина, осмотрев меня с ног до головы изучающим взглядом, отступила и мотнула головой, пропуская внутрь.

– Заходи, – ее голос был слишком низким и немного с хрипотцой. – Живо!

Последнее слово она прорычала мне в лицо, словно дикий зверь и я решила не злить ее еще больше, поэтому сильнее прижимаю сверток к груди и захожу внутрь.

Как только я оказываюсь в темном и затхлом помещении хижины, слышу, как дверь за мной с громким звуком закрывается, и по спине проходит холодок.

Женщина, словно не замечая меня, проходит вглубь к печи, и начинает помешивать дрова.

И пока она не обращает на меня внимания, решаю рассмотреть все вокруг. К моему удивлению хижина внутри оказалась немного больше, чем мне показалось снаружи. Слева от двери расположилась огромных размеров печь, и только благодаря ей, внутри тепло. Посередине стоит небольшой квадратный стол, а напротив – старая обветшалая кровать. Все окна покрыты столетней пылью и сажей, поэтому из света здесь только несколько свечей, которые стоят на небольших деревянных полках на каждой стене.

Но затем, она резко поворачивает голову в мою сторону, да так, что я испугалась, как бы она себе шею не свернула. В ее темных глаза отражается маленькое пламя от свечи. Полностью седые волосы туго связаны сзади, на ее хрупком и исхудавшем теле надето простое платье на шнуровке, и я бы сказала, что это скорее ночная рубашка, чем платье. Сверху плечи покрывает чёрный, слегка протертый платок. Из-под него выглядывают тонкие костлявые руки. И я с удивлением отмечаю, что у нее необычайно длинные, и даже не смотря на худобу, грациозные кисти рук.