– Акамир, – справа доноситься голос матери. Я медленно, и даже с каким-то испугом поворачиваюсь в ее сторону.
Сколько себя помню, я никогда не видела маму в гневе, даже когда я делала глупости, или сбегала с тренировок. Она никогда не злилась и не ругала меня. Да что уж там, я даже не помню, чтобы она хоть когда-то повышала тон. Однако сейчас, ее теплый и нежный голос превратился в обжигающий лед. Женщина стоит прямо, ее темные, как у меня волосы, распущены и струями лежат на ее хрупкой спине. На ней белое платье, рукава которого расшиты бисером. Ее красивое лицо омрачило выражение гнева и злости. Брови женщины сведены к переносице, а зелёные глаза приобрели цвет темного изумруда.
И судя по удивленному выражению отца, могу сказать, что он тоже шокирован и даже в замешательстве.
Отец что-то отвечает ей в ответ, однако я не слышу, что он говорит. Во мне начинает расти, словно маленький росток, злость, негодование и даже ярость. Я всегда думала, что отец занимается охотой только чтобы прокормить нас и народ в городе. Точнее он так всегда говорил маме. Я хотела верить его словам, однако с каждым годом, как я взрослею, мне становилось все сложнее. Как только речь заходила про охоту, в его глазах загорался огонек, которого раньше не было. Охота для него перестала быть просто способом выживания, теперь охота – словно игра, азарт, то где он может чувствовать власть. Я была слепа и глупа, раз думала, что его заботит только наше благополучие. Все, что ему было нужно и тогда и сейчас – это чувствовать превосходство, ощущать власть.
И прежде чем обдумать все, что я хочу сказать, слова сами срываются с моих уст.
– Нет, – я сказала это не сильно громко, однако меня всё равно услышали все.
В столовой повисла гробовая тишина, и когда я встаю на ноги, деревянный стул с противным скрипом падает на пол. Я поворачиваю голову в сторону отца и встречаюсь с его взглядом. Взглядом, которого всегда боялась до дрожи в коленках. Но не сейчас. Сейчас я чувствую лишь злость.
– Рин, милая, прошу сядь, – голос матери вновь смягчается, когда она произносит мое имя. Но я не слышу ее, отхожу от стола и выхожу в центр, становясь прямо напротив отца.
– Что ты сейчас сказала? – в голосе отца слышаться нотки гнева и раздражения, но он не кричит.
– Я сказала, нет, – ровным голосом повторяю я. – Допустив меня на экзамен, ты хотел показать, насколько я ничтожна и слаба. Хорошо. Я это принимаю. Однако… – слова застревают у меня в горле, и от бурлящей во мне злости, становиться трудно дышать. – Убийство черного оленя… Что? Не хватает власти? Тебе мало?
Мой крик эхом отлетает от стен столовой. До боли сжимаю кулаки и закусываю щеку.
– Рин, прошу… – я не заметила, как мама подошла ко мне. Ее лёгкая рука аккуратно касается моего плеча, но я резко откидываю ее и продолжаю смотреть в глаза отцу.
Все жду, что он стает оправдывать себя, скажет хоть что-то. Но он молчит.
– Что тебе еще нужно? – голос срывается, и я начинаю пятиться назад. – У тебя есть все. Жена, которая любит тебя, дети, дом. Чего тебе не хватает? Хочется еще больше? Что тебе еще нужно?
Отец все молчит, и я уже не могу разглядеть его лица, потому что глаза застилает дымка от слез.
– Ты не понимаешь. Я делаю это ТОЛЬКО, что бы защитить тебя и семью. Не смей говорить со мной в таком тоне. И я сейчас очень сильно разочарован в тебе, – его голос звучит ровно, спокойно.
А меня словно облили ледяной водой.
«Я делаю это ТОЛЬКО, что бы защитить тебя и семью.»
«И я сейчас очень сильно разочарован в тебе.»
Что? Разочарован?
–Твои истерики не помогут. Я принял решение, и менять его из-за твоих прихотей не намерен.
Отец складывает руки за спиной и скалой надвигается на меня. Он становиться вплотную ко мне, и наклонившись ближе к моему лицу, проговорил:
– Ты будешь участвовать в экзамене. Это для твоего же блага. И ты дойдешь до конца, иначе… – он делает небольшую паузу, а затем переходит на шёпот – у меня больше не будет дочери.
– Ты мне противен, – выплёвываю ему практически в лицо.
И тут происходит то, чего я никак не ожидала. Отец дает мне пощёчину. Не сильно, на тренировках мне доставалось куда больнее. Однако почему то именно сейчас, я чувствовала боль, куда сильнее, чем от синяков и порезов.
– Не смей так говорить со мной, – наконец в его голосе слышаться хоть какие-то эмоции. – Ты моя дочь, и ты пойдешь на экзамен. На этом все.
– Акамир! – голос матери срывается, отчего отец слегка вздрагивает. Я не вижу ее лица, но в момент, когда отец оборачивается, чтобы посмотреть на свою жену, на его лице проскальзывает боль и даже вина.
Но я лишь со всей силой толкаю его в грудь, отталкивая от себя, и выбегаю на улицу.
***
С громким звуком раскрываю главные двери и вылетаю на улицу так быстро, что случайно налетаю на Игната, который видимо, возвращался с конюшен.
– Рин, что случ… – Игнат осекается, увидев мое заплаканное лицо, и невзначай переводит взгляд в сторону дома.
Я лишь мельком взглянула на него и бросилась в сторону конюшни.
Огромные деревянные двери были слегка приоткрыты. Раскрыв их, ворота с громким гулом ударяются об деревянную стену конюшни, и я практически влетаю внутрь и направляюсь в сторону Вернона.
Конь, тут же почувствовал мое присутствие, и из глубины послышалось его ржание. Справа на меня вылетел Одар, на его лице читалось удивление, но когда он увидел мое лицо, его брови нахмурились и, выпустив из рук седло, он встал передо мной.
– В чем дело? Что случилось? – его глаза взволновано бегали по моему лицу, но я прошла мимо него, словно не видя.
Когда я уже залезла на коня и собиралась выехать, Одар встал впереди, преграждая дорогу.
– Уйди с дороги, – сквозь зубы процедила я, потому что, не смотря на то, насколько сильно я была зла, мне не хотелось причинять Одару боль.
Но парень стоит на своем. Он раскрывает руки в сторону, говоря, что не сдвинется с места. В этот момент Вернон становиться на дыбы, и Одар на секунду теряется, но этого достаточно, чтобы он слегка отступил в сторону. Вернон тут же срывается на галоп, и, выскочив из конюшни, направляюсь в сторону леса. Сзади слышу грозный рык отца и еще нескольких мужчин, но не оборачиваюсь.
Глаза окутаны пеленой из-за скопившихся слез, и будто сама погода негодует вместе со мной, потому что как только я преодолеваю черту леса, на нас обрушивается ливень.
Когда мы уже выныриваем из гущи леса и скачем по темному, окутанному туманом полю, я ненадолго зажмуриваю глаза, а когда открываю их, то замечаю нечто непонятное, что несётся прямо на нас. Воздух наполняется животным рычание и шумом грозы. Секунда и это нечто набрасывается на моего коня, тем самым скидывая меня. Я отлетаю на добрых несколько метров, и жестко приземляюсь на землю.
В глазах тут же темнеет, а от резкой боли не могу сделать и вздоха. В ушах гудит, тело не слушается, а когда я пытаюсь открыть глаза, то могу только различить черное пятно невообразимых размеров, что стремительно надвигается на меня. В памяти тут же проноситься момент в лесу, произошедший пару дней назад и хоть я и не вижу его четко, но уверена, что это то же самое чудовище, что мы встретили тем утром.
Превозмогая боль, пытаюсь подняться и ползу в сторону леса, но чудовище меня быстро нагоняет и одним движением переворачивает обратно на спину. Теперь в лицо мне брызжет не только сильный ливень, но и слюна этого монстра. Из его пасти исходит пар, он несколько долгих секунд просто возвышался надо мной, рассматривая мое лицо, а затем поднял пасть вверх и издал то ли рык толи вой, но этот звук заставил мои легкие сжаться. Его когти до крови вцепились в мои руки, а боль становиться настолько сильной, что чувствую, как начинаю терять сознание.
И в момент, когда я почти полностью погружаюсь в темноту, хватка слабеет, а монстра резко откидывает вбок, словно кто-то сбил его. Звуки смешались, однако я могу услышать жалобное рычание где-то справа. А затем надо мной навешивается темная фигура, которая на этот раз уже больше похожа на человека. Чувствую его прикосновение у себя на лбу. Рука тени теплая и на удивление сухая. Боль тут же потихоньку начинает притупляться, а меня клонит в сон.
