– Извини, мы из-за тебя всегда попадаем во всякое дерьмо, то гангстеры, то маньяки-психопаты, то надоедливые мертвецы – мне это не нравится. Даже мой папа говорит, как ты рядом, то пиши – пропало, все шиворот-навыворот.

– Вивьен, припомни хоть раз, – он рассмеялся. – Мне этот город напоминает страшного древнего монстра, похожего на тех библейских чудищ.

– Освальд, я хочу залечь на дно, полнейшее дно. Здесь у нас самая приятная атмосфера быть мертвецом. Как крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть. Я просто люблю, когда кишки вылезает наружу, – я даже подмигнула.

Освальд рукой остановил поток моих мыслей. Теперь я напирала, вываливая всю дурь из своей головы, я не торопилось, но стоять в пустом коридоре с ним мне тоже не хотелось. Освальд начал рыться в своем кармане и вытащил небольшой листок.

– Шутки в сторону, Вивьен, я хотел лишь взбодрить тебя, – начал он серьезным тоном, без тени шуток или смеха.

– Я нашел человека, которому требуется твоя помощь, Вивьен, – но протянул листочек с номером.

– Какого черта, Освальд?! Это какое-нибудь опасное дельце?

– Вивьен, тебе самой будет очень интересно, – уверяет он меня и начинает прощаться. – Насчет безопасности не знаю, помоги человеку по старой дружбе со мной.

Освальд подмигивает и пытается ухватиться за мою юбку, но я быстро выскальзываю. Мы с ним раньше встречались, пока он не нашел себе подружку поинтереснее, причем тоже вампиршу. Освальду я когда-то сильно симпатизировала, пока он не доказал мне своими поступка, что и гроша меня не стоит. А теперь Освальду стало опять скучно, и он пытается возобновить наш заплесневелый роман. Мы встречались с ним в его многоквартирном доме, почти что в городе и рассуждали долгое время на тему вампирской сущности. Я помню алое постельное белье, почти что шелковое, как в глупых бульварных романах. Он никогда не был мне верен, но я и не претендовала на большее. Я была свободна и не хотела уж слишком с кем-то встречаться, чтобы проводить больше времени, чем положено. Он казался мне милым и особенным. От него веяло странным холодом, словно он постоянно не мог вспомнить, кем же он был на самом деле. «Да он тебя водит за нос! – как-то выпалил Эдриан». С тех пор я поняла, что в какой-то мере я позволяла себе слепо влюбляться в человека, и давать ему собой пользоваться, пока не начинала пользоваться я. Освальд и привел нос в Ковен. «Единственное благо, что этот норманн сделал! А то бы скитались пока не пристрелили нас…». У Освальда были безупречные деловые связи, которыми он мог управлять, не взирая ни на что. Он походил на человека, потому что всегда старался быть эмоциональнее, чем есть на самом деле. Освальд умел быть харизматичным и остроумным, а еще он был и отличным любовником, который смог расшевелить мой «скверный» интерес к сексу. «У меня не было парней, когда я стала вампиршей. Я и не была девственницей, но у меня никогда не было настоящих отношений – рассказывала я ему». Он говорил, типа «ну, у тебя есть зато папочка». Я смеялась и говорила, что Эдриан идеальный моралист, католик и вообще строгий человек. Эдриан знакомил меня со своими пассиями редко, неохотно, как мне казалось, он был также равнодушен к проявлениям телесности и интимности, как и я. Однако партнерш у него было точно больше, чем у меня. Всегда это были высокие, стройные блондинки на один и тот же западноевропейский манер, большой грудью и узкими бедрами. Причем подружки все были вампиршами на сколько я помню. Они обычно мило со мной беседовали и пытались нахвалить моего отца за несуществующие качества. Их типаж был спортсменки. Судьба была тоже непростая, как и у нас. Эти американки обычно не знали, кто такие хорваты, путая нас с венграми или славянами. Однако как всегда он возвращался домой к своей игровой приставке и телевизору, к своим друзьям и бренчанию на гитаре. Эйди был закоренелым, неповоротливым холостяком, который постоянно уходил внутрь себя и блуждал там столько, сколько ему вздумается. О чем он думал? Что он вспоминал? Сожалел ли он так горько, как и я? Обычно мы, две одинокие души, блуждали по магазинам, клубам, мюзик-холлам, паркам развлечений, кинотеатрам и пустым улицам в молчании или разговоре. Обычно его нельзя было чем-то рассердить, задав бестактный вопрос. Обычно и он ни о чем не узнавал, если это не было столь существенным.

У меня есть соблазн выбросить этот клочок бумаги, но природное любопытство берет вверх над моими принципами не помогать людям. Освальд убегает первым, нацепив на себя маску серьезного человека, как будто пять минут назад, даже и намека на флирт не было.

Я запрыгиваю в свой «Линкольн» и разворачиваюсь. Меня тянет туда, в самый страшный человеческий кошмар, в логово того, откуда не выбраться, я забываю про дом и прямиком отправляюсь в ночной клуб Коулмана, завершить одно дельце. На мне джинсы и футболка и соломенная шляпа, я подмигиваю охраннику и медленно спускаюсь через черный ход. Звонкий гул музыки давит на нервы, атмосфера гнили чужих внутренностей, тошнота повсюду.

Люди-полумонстры, их потекшие лица, расплывающиеся в страшных гримасах, вампиры, ищущие себе жертв – всё это наяву и поглощает все на пути своим кровавым безумием. Я мысленно отстраняюсь от всего и проталкиваю свое тело через груду безжизненный масс, содрогающихся в апокалиптических припадках. Коулмана, царь мертвых, восседает в своей ложи со своей вечной спутницей. Он притворятся, что ему интересно. Секьюрити подходит ко мне, и я говорю, что знаю Коулмана. Тот пропускает меня. Его спутница отходит. Я сажусь напротив, он предлагает сигару, но мне не до курения.

– Что тебя сюда привело, деточка? – Коулмана сказал своим слащавым тоном.

И тут я понимаю, что зря приехала, он будет водить меня около пальца, выдавая свои бессмысленные утверждения. Он всё знает, но мы друг другу не помощники, скорее волки, мчащиеся за разными добычами на одной территории.

– Что от вышки? – я упомянула администрацию, у Коулмана всегда проблемы с его клубом.

– Пока терпят, но эти живые креветки упомянули, что мы должны вести себя поскромнее, Вивьен. Это к тебе касается. Все помнят твои ночные бега. Город-то маленький. Ты напала на чужой след, я тебе как другу говорю, если ты пришла узнать моё мнение. Лора принесла тебе кровь, – он, улыбнувшись, показал на неё.

– Я не пью кровь наркоманов, я не могу выносить все галлюцинации. Спасибо за угощение!

– Ты пришла за другим, но не хочешь об этом говорить, потому что я последний вампир, у которого ты спросишь совета. Дело серьёзное, но если ты боишься за собственную шкуру, то я понимаю. Сам боюсь, – он пошло захихикал его смех стал походить на гогот, звуки испорченного аккордеона.

Я попрощалась, но он вдруг поднялся и дал мне листок, что-то написанное на салфетке. Я спрятала в сумку и побежала. Рядом с машиной стояли какие-то наркоманы.

– Так это твоё, – растягивая слова, засмеялись они. В руках у них были биты. Глупые людишки. Зачем стоять рядом с чужой машиной? Они были настроены на драку, хотя я их первых раз видела, трое парней и какая-то девица непонятного поведения.

– Эй, парни! – развязно начала я, – Я сейчас специально не позову охрану, потому что не хочу, чтобы вы остались в живых. По-хорошему, отойдите.

Они меня не слушали, алкоголь ударят в мозг, это необратимый разрыв, погибель. Я понимаю, что это незаконно. Я встаю в позицию. Но они не отходят от чёртовой машины. Я вытаскиваю пистолет и перпендикулярно направляю на обидчика. Смелость, хладнокровность, ноль страха – три самых важных слова в этом действии. Я самая главная героиня этой пьесы.

– Тебе куда, в ногу? Может в руку? – говорю я как можно тише.

Я выстреливаю в воздух, он шума, толпа отходит я залезаю в тачку и быстро со всех ног еду в тайном направлении, чтобы запутать след. Минус одна пуля. Я бы не смогла сдержаться, запах крови, кровь – все б вскружило голову, заставило убивать. Нервы на пределе, всё оголено и требует наименьшего сопротивления. Я целюсь прямо. Моя непоколебимость явно отпугивает заблудшую шайку пропавших детей, и они уходят.