— Не запачкай платье.

— Тебе совсем не больно? — она достаёт ветхий бинт и с трудом перевязывает рану.

— Терпимо.

Соня не ожидала, что Скирт будет так держаться, впрочем, ему идёт.

А Джонни убить мало.

Он сидит рядом в позе лотоса, с низко опущенной головой и полными слёз глазами.

— Я не хотел, — шепчет Джонни, шморгая носом. — Я правда не хотел. Я не стрелял, оно случайно выстрелило.

И явно для того, чтобы задобрить хоть кого-то из них, поднимает на Скирта взгляд, и тянет:

— Ты веришь, папочка?

— А тебе правда жаль? — Скирт приподнимает красивые брови и смотрит так пронзительно, что даже Соне, которую не задевает этот взгляд, становится не по себе.

Но Джонни делается серьёзным и с твёрдостью кивает ему.

— Да.

— Разве может фея жалеть?

Джонни смотрит на него упрямо.

— Я не знаю, — наконец отвечает он. — Но я точно не хотел тебя ранить. И не ранил бы. И мне не нравится, что тебе больно.

— Прекрасно, — Скирт улыбается, становясь каким-то маниакально-жутковатым и поднимается так резко, что Соня едва не падает на спину.

— Скирт, друг, я забираю Ральселя и брата, ты сможешь домой добраться, или как?

— Оставь мне его.

— Кого, Мака?

— Нет.

— Зачем тебе?

В ответ, как это часто бывает, Скирт высовывает раздвоенный язык и уходит к Ральселю, чтобы выманить его в свой багажник. Или хотя бы на заднее сидение.

Ральсель, заметив его приближение, блокирует двери и выставляет энергетический щит. Сила его уже разобралась, как именно нужно отгораживаться от влияния Скирта.

— Соня, — зовёт Мак слабым голосом, — поехали с нами!

— Я не знаю, кто из них адекватнее, — замечает она, — твой брат расхаживал голым, и, кажется, ранил того человека, если это был не ты.

Скирт щурится и цокает.

— Поедим со мной! Поспишь на заднем сидении!

Раль не отвечает ему и старается не смотреть в его сторону.

Зато Джонни подбегает к Скирту и берёт его за руку.

— Я ведь с тобой. Я лучше, чем он…

Мак обдумывает её слова и возражает:

— Но Хед в своём уме. И он мой брат. И ты будешь со мной.

Это не может утешить здравомыслящего человека, каким Соня себя считает, но она соглашается, и они с Маком устраиваются на заднем сидении. Скирт же, старается не отставать от Ральселя и так подходящей ему сейчас энергетики из-за его силы, а потому едет за машиной Хедрика, попутно болтая с Джонни.

— Тебе уже лучше? — Соня дотрагивается до волос Мака.

Он кивает и вдруг обнимает её.

— Спасибо.

— Я хотела тебе сказать, насчёт некоторых твоих слов в последнее время… Ты только не обижайся, но мы не встречаемся. И не будем. И общаться, наверное, тоже.

В ответ Мак молчит, притворяясь, что не услышал или не понял её.

— Мак? — она выразительно приподнимает брови.

— Я понимаю. Но не люблю слово «никогда». Не… не убивай меня сейчас. Этим…

— Пообещай мне, что будешь уважать мое мнение. Я… ты мне не подходишь. Совсем.

— Я обещаю. Я уважаю тебя. Но… давай не сейчас, хорошо? — в его глазах паника, и с каждым словом Мак становится всё более раздавленным и убитым.

Соня лишь качает головой и садится ближе к окну, надеясь, что сможет подремать.

Хедрик, просто физически ни может не слышать их разговор и ухмыляется, переводя взгляд на Ральселя.

Лже Мак ещё неделю назад был Седриком. Ходил в колледж, общался с друзьями.

Седрика не любили, пока он однажды ночью не сгинул в тёмной подворотне и место его не занял перевёртыш.

Но сладкая и беззаботная жизнь длилась недолго. Оказалось, что такому, как лже Мак, нужно извести своего двойника самому, иначе тело его будет разрушаться.

Однажды утром он не смог подняться, и стал обдумывать, чьё место занять.

Поиск жертвы шёл долго и мучительно. Он не хотел убивать. И тогда возник план — брать облик на время. Тяжело, опасно, легко попасться и много сил будет уходить на то, чтобы не быть раскрытым из-за своего оригинала. Но зато все остались бы живы.

Своё обличье, свою личность он открыть и оставить не мог. Перевёртышей заметно с первого взгляда из-за некой… специфики их внешности.

И он выбрал молодую преподавательницу.

Она одинока, замкнута, живёт одна, родных нет.

И кто мог знать, что является невестой Чистильщика?

Они опаснее Охотников и специализация у них… более узкая.

Неопытного и расслабившегося перевертыша они раскусили с первого взгляда.

Пришлось бежать. Бежать в Мексику, пряча от всех и вся своё, уже родное, лицо. Пока он не встретил того жалкого, полудохлого парня.

Не лучший ли выбор?

Оказалось, что нет…

***

В то утро, когда Маркус застрелил несколько тварей, от разговора с Айрин его отвлёк звонок одного из тех, с кем заключено соглашение о сотрудничестве.

Маркус ни считает себя в полной мере ни Охотником, ни Чистильщиком, но вращается больше в кругах вторых.

Отказать нельзя, на горизонте появилась редкая тварь, и он поймает перевёртыша и изучит, а затем уничтожит.

Хотя время для того, чтобы покидать дом не самое подходящие, и из-за вторжения непонятной девицы, и из-за Сони, с которой в последнее время творится невесть что.

Он оставляет записку на столе, меняет энергетику дома, чтобы он казался непримечательным, обычным, но слишком жилым, чтобы кому-нибудь из людей захотелось проверить, не пуст ли Белый Замок.

Девчонку следовало бы убить, слишком подозрительная, и нет времени разбираться.

Если бы не одно «но»…

— На каком ты месяце, и от кого ребёнок?

Он вместе с ней выходит из дома и закрывает дверь.

Записка сваливается под стол из-за сквозняка.

Она не понимает о чём он, но совсем не волнуется и спокойно идёт к его машине.

Айрин не смущает, что Маркус берёт её с собой. Понимает уже, что он не рискнёт оставлять её одну дома. А она пока не рискнёт уйти и остаться одна…

— Какой ребёнок? Видимо ты понял что-то не так. Я не говорила, что жду ребёнка.

— Я знаю, — Маркус смотрит на неё пронзительным взглядом, и по нему видно, что он считает её дурой. По крайней мере, в этот конкретный момент.

Айри столбенеет и прикладывает ладонь к своему животу, округляя глаза.

— О нет… Нет-нет-нет, быть не может!

— Садись, — Маркус заводит двигатель, — я спешу. И ответь на мои вопросы. Всегда отвечай на мои вопросы сразу же.

Она садится на переднее сидение, собирает в хвост свои длинные, медовые волосы, и становится сосредоточенной и хмурой. Поэтому отвечает не сразу.

— Я не знаю, — наконец признаётся Айри. — В смысле, я долгое время была одна, я не ветрена, не подумай. И тут… Он был таким милым и вежливым! Таким… трогательным. И волосы белые, — сказав это, она на пару секунд замолкает, бросая взгляд на Маркуса. Как бы он не решил, что это намёк… — В общем, я не знаю его имени. Мы не успели даже проститься нормально, мне нужно было уйти. А потом я поняла, что оставила ему неправильный номер. Это ужасно, что он теперь обо мне подумает? — вздыхает она и отводит взгляд.

— Ясно, — едва ли не с отвращением произносит Маркус и выезжает на дорогу, к выезду из города.

— А ты?

Маркус приподнимает бровь в ответ.

— Где твоя жена?

Она сказала это, стараясь чтобы вопрос не прозвучал нагло. Но всё же и Маркус задавал ей весьма личные вопросы, поэтому Айри считала себя вправе спросить в ответ.

— Я говорил, что женат?

Он выглядит будто вырезанным из льда, острый и холодный, следящий за дорогой, не отвлекаясь на то, чтобы взглянуть на Айрин.

— Нет, но у тебя ведь есть дочь?

— Её мать умерла много лет назад.

— Мне очень жаль… — она смотрит на него с сожалением. Но не выдерживает: — Наверное, она была невероятной женщиной.

Маркус все же переводит на неё взгляд.

— В каком смысле?

«В таком, что кто-то тебя терпел, напыщенного, прилизанного мужлана. Мудак», — говорит она одним лишь взглядом, а вслух произносит: