— Ни трогай ничего! — Соня повышает дрожащий голос. — Ты отвратительный. И я… хочу, чтобы ты обмочился. Давай.
— Да он уже, смотри, — давится Мак от сдерживаемого смеха. — То есть, нет, не смотри!
Соня смеётся тоже, от этого чувствует себя ещё хуже, но не прекращает.
— Отлично. Вот как мы поступим. Я уйду, буду следить за тобой. И если узнаю о том, что ты принуждал кого-то, я вернусь. Ты понял?
— Да, — кивает он, и хватает свою одежду, чтобы прикрыться. — Да, спасибо!
— Отдай телефон.
Соня протягивает ладонь.
Мужчина медлит, но всё-таки подчиняется.
Телефон у него тяжёлый, в царапинах и будто бы в чём то липком.
— Хорошо, — Соня кивает и убирает кольт в сумку прежде чем попасть в поле зрение камер. — Мой отец полицейский, я пока просто попрошу его вести наблюдение.
Ей не понравилось, как мужик упомянул какого-то там Джонни, так что она находит его в контактах и делает звонок, выходя из магазинчика.
Двое парней вместе со Скиртом танцуют странные, медленные танцы, размахивая руками и глядя вокруг будто бы сквозь.
Мак хмурится, замечая это и шепчет сам себе: «что с ними Скирт сделал?», после чего спешит к машине.
Джонни отвечает не сразу, и голос, совсем ещё мальчишечий, звучит до предела напряжённым:
«Я ведь уже ничего не должен тебе. Ты обещал. Ты каждый раз обещаешь, хватит! Пожалуйста…»
— Привет, я только что заставила его раздеться и обделаться в подсобке. Тебе нужна помощь?
«Э-э… Это какая-то шутка или вы из полиции? Я… Я больше не вернусь в интернат!» — паникует он.
— Я не из полиции, просто заметила, что этот мужик плохо себя ведет. Он приставал к моему другу. Что у вас с ним?
«Он… Ну… Я разбил бутылку виски и он поймал меня. А потом узнал, где я живу. И угрожал по всякому. Как… Как дела у твоего друга?».
— Из-за разбитой бутылки? — замирает Соня. — Тебе надо было отрезать ему яйца, почему… Почему ты хотя бы не позвонил в полицию? Ты что, терпел?!
«Я звонил. Они отправили меня в больницу, а потом в интернат. Я сбежал, а тот урод опять меня нашёл…».
— Что ты с ними сделал? — шепчет Соня мимо трубки, глядя на Скирта.
Тот пожимает плечами.
— Сколько тебе лет? У тебя никого нет?
«Три-тринадцать… Ты всё-таки из опеки? Если да, лучше добейтесь ареста для него, хоть раз поверив, что он виновен. А меня оставьте в покое!».
— Тебе нужно было собрать хотя бы доказательства, раз ничего больше для себя не делаешь…
Она думает несколько секунд и добавляет.
— Я могу приехать, поговорим. Где ты?
«А ты…»
Он решается, видимо не зная, какой из вариантов для него действительно является худшим, и всё-таки называет адрес. После чего всхлипывает и предупреждает:
«Я буду на чердаке и увижу, кто приехал. Если ты из полиции или ещё откуда, я убегу. Я на чердаке, — повторяет он нехотя, — не в квартире какой-то, а на чердаке того дома. Вход… вход за шоколадку, если ты правда…»
— За шоколадку? — не понимает Соня.
«Буду говорить, если принесёшь мне шоколадку».
— Боже, ладно.
Она забирается в машину.
— Кто-нибудь, захватите шоколадку, я убью этого гада, если еще раз увижу…
Мак высовывается со своего места и кричит Скирту:
— Бросай убогих, иди за шоколадкой!
И в этот момент из багажника вырывается растрёпанный, выпачканный в саже и пыли, Ральсель…
Соня, завидев это, не спешит выйти из машины, но держит кольт на готове.
А Скирт вытягивает ладонь и вращает тонкими пальцами, унизанными кольцами.
— Ложис-с-сь, ложис-с-сь.
Раль помнит, как Хедрик преследовал эту компанию, помнит аварию, и странную пыльцу, которую случайно вдохнул. Как лежал в багажнике, гадая, куда, кто и зачем его везёт. Как разочаровался, когда понял, что это, похоже, наитупейшая случайность, какая с ним только бывала. И вот, перед глазами всё плывёт и его просят лечь обратно…
— Такого со мной давненько не было… — шепчет он и пытается подняться на ноги. — Чем ты меня накачал? Где мы? Зачем я вам? Где… Где Хед, — осматривается он, будто надеясь увидеть Хедрика рядом.
#27. Ты осознаёшь?
— Просто дал тебе варенья, ты очень приятный, и… — «не даешь мне сойти с ума».
Видения почти утихли, когда Ральсель встал на их пути, так что Скирт решил взять его с собой. Чтобы потом пустить на «лекарство» или что-то еще.
Он берет из багажника еще одну баночку, кирпично-красную, и засовывает ложку «варенья» Ральселю в рот.
И последнее, о чём Раль успевает подумать, прежде чем лечь обратно, это то, как он удивлён своей замедленной реакции. И как ему… хорошо.
Мак в нетерпении ёрзает и снова прикрикивает на Скирта:
— Шоколадка! И поедем уже отсюда!
Скирт гладит Ральселя по голове, словно послушного огромного пса и закрывает багажник.
— Или купим где-нибудь ещё! — выходит Соня, оглядывая их, и останавливая взгляд на двух парнях с движениями лунатиков и безумными, широкими улыбками. Что им сейчас видится? — Что это за наркотики?
— Ничего особенного, — Скирт садится за руль.
Соня выдыхает, уперев ладонь в бок и хмурится.
— Я даже не знала, что бывает что-то, имеющее такой эффект! Ничего особенного, кроме, как минимум, испорченной характеристики, если узнают, что я вообще находилась рядом с вами.
— Ну поедем уже! — будто всхлипывает Мак. — Мне… нехорошо. И я устал.
— Устал сидеть на месте?!
Соня возвращается в машину и диктует Скирту адрес.
— Но перед этим в магазин заедем…
По крайней мере, думает она, то, что он возит за собой обдолбанного человека, докажет, что Скирт не в себе.
Мак сопит, горячим лбом прижимается к стеклу, и пытается не дрожать.
— Прости… И спасибо тебе, — шепчет он, не глядя на Соню. — Ты только успокойся. Ведь уже всё хорошо…
Ей снова звонит отец. Она выключает телефон, теперь в нём нет надобности. И ничего не отвечает.
Скирт включает музыку погромче.
— А ты… — спустя какое-то время произносит Мак, и подсаживается к ней ближе. — Ты смелая. Я не ожидал, что настолько… Тебя, эм, тебя эта тема очень задела, да?
Она колит его острым взглядом хрустально-голубых глаз.
— В каком смысле?
Он будто и не замечает её реакции. Передёргивает плечом.
— Ты стала разбираться в этом. Вместо того, чтобы просто забрать меня и уехать. Я вот просто не подумал, что он мог кому-то ещё навредить…
Она качает головой.
— Чему тебя учили родители? В таких ситуациях надо заявлять в полицию, нельзя замалчивать любые преступления, если тебе не жалко себя, нужно подумать о других! Человек-паук, — находит она нужный, как ей кажется, пример, чтобы до Мака дошло, — дал преступнику уйти, и тот в итоге убил человека, который был ему как отец. Я не довела дело до полиции лишь потому, что пожалела тебя. Но нужно было сделать хоть что-то. И если этого будет недостаточно и кто-то ещё пострадает, мы все будем в этом виноваты!
«И я не чёртова психопатка!»
— Меня… ничему не учили. Разве что, — признаётся он вдруг, и от волнения перехватывает дыхание и темнеет в глазах, — прислуживать отчиму. Ему нравилось чувство контроля. Или, как это назвать? Поэтому я получал… всякие приказы. И…
«Стал зависим от него, ведь долгое время не знал, где и как ещё достать дозу».
— Мой отец учил меня беспрекословно выполнять его приказы, но едва ли из-за чувства превосходства и контроля, — отзывается Соня, отводя взгляд, — он просто хотел защитить меня, потому что лучше знает мир и что правильно, а что — нет. Он хороший родитель. Но я верю, что твой отчим не такой. И мне жаль. Прости. Я просто хотела сказать, что дело не в чём-то личном, я просто не люблю безответственность перед обществом, в котором мы живем. И я за… справедливость.
Мак кивает.
— Понятно… Но с Томом, — в горле появляется ком, — ты справиться сама не могла. Эм… потому что там, в отличии от этой ситуации, было личное? Или потому что ты не была уверена, желает ли он зла?
