Все две недели, которые они провели вместе, Кристиан ни на миг не выпускал девушку из виду. Даже на постоялых дворах, когда их разделяла лишь соседняя дверь комнаты, он отчетливо ощущал ее золотистую светлую ауру. Ежедневно вставая на рассвете, он тут же подходил к тонкой перегородке комнаты проводил рукой по дереву, утверждаясь в нахождении девушки за стеной, так же как и древнего алмаза, который лежал в ее суме. Даже намеком фон Ремберг не выказывал того, что знает каким бесценным самоцветом обладает девушка, опасаясь того, что Слава может вновь заподозрить его в связях с Темными и попытается сбежать от него. А это не входило в планы молодого человека. Его целью было вызвать у девушки любовные чувства, с помощью которых он должен был вынудить ее отдать в дар ему бесценный кристалл Инглии. Он прекрасно знал, что красив, умен, статен. Теперь девушка совсем не боялась его и открыто смотрела ему в глаза. Оттого Кристиан наделся на то, что все получится так, как задумал Верховный. Он предвкушал как уже в скором времени именно ему, фон Рембергу удастся добыть и принести в дар древний алмаз Темному Повелителю.

Осадив своего жеребца во дворе особняка, молодой человек спешился и помог спуститься из седла Славе. Она вновь поблагодарила его и смущенно улыбнулась ему. Кристиан лишь немного приоткрыл рот, выдавливая из себя подобие улыбки, и холодно окинул девушку взором. Однако она, совершенно не поняла, что это лишь маска на его лице, и тут же смутившись, опустила взор.

К ним подошел слуга и, увидев Славу, воскликнул:

– Светослава Романовна, это вы?

– Здравствуй, Прохор, братец дома? – спросила Слава.

– Конечно, барышня, проходите, прошу вас.

Девушка в сопровождении фон Ремберга, который почтительно шел чуть позади, прошла по широкому двору и приблизилась за слугой к высокому двухэтажному каменному особняку. Как раз в этот момент на широкой каменной лестнице дома появилась высокая статная женская фигура. В длинном широком красивом темно-синем платье из штофа на немецкий манер, с высокой прической, она сделала несколько шагов и невольно замерла. Узнав Славу, которая направлялась в ее сторону вместе со слугой, женщина проворно спустилась с лестницы и воскликнула:

– Слава! Как я рада!

– Доброго дня, Любаша, – ответила Слава, поравнявшись с Артемьевой. Но в этот момент Любовь увидела за девушкой высокую фигуру молодого человека и вмиг похолодела.

– Господин фон Ремберг? – выдохнула испуганно Любаша.

– Здравствуйте, сударыня, – ответил Кристиан, галантно поклонившись одной головой.

– Ох, простите. Добрый день, господин фон Ремберг, – как-то испуганно пролепетала Любаша, и вмиг ощутив, как от ледяного пронзительного и мрачного взора молодого человека ей не по себе, опустила глаза чуть ниже на его серебряную пряжку, удерживающую плащ на широких плечах фон Ремберга и заискивающе добавила. – Рада видеть вас у себя в доме.

Кристиан сухо поклонился одной головой, отметив, что Артемьева не может смотреть ему в глаза.

– Слава, как ты очутилась в Москве? Что-то случилось? Где Мирослава Васильевна и Тихон Михайлович? – удивилась Любовь.

– Ох, Любаша, это долго рассказывать, – тихо ответила девушка, чуть покосившись на молодого человека, добавила. – Господин фон Ремберг любезно помог мне добраться до Москвы и найти Вас. Я очень благодарна ему.

– Извините, сударыни, у меня есть неотложные дела, – вдруг заметил Кристиан, видя, что Артемьева до крайности смущена, и вообще не поднимает на него взора и вся дрожит. Ее страх он отчетливо ощущал всеми фибрами души.

– Не будем вас задерживать, господин фон Ремберг, – быстро облегченно выпалила Любаша и скользнула по его высокой фигуре взором. Кристиан невольно отметил, что Слава смотрит на него открытым каким-то трепетным взором, чисто и открыто, а на ее губках появилась кокетливая улыбка.

– От всего сердца благодарю Вас, сударь, – произнесла Слава мелодичным голоском.

Кристиан поклонился одной головой и, проворно развернувшись на каблуках, быстро направился прочь. Но тут же, опомнившись, он резко обернулся назад и громко осведомился:

– Могу я на днях навестить вас, Светослава Романовна? И справиться о вашем здравии?

Славе показалось, что индиговый взор молодого человека пронзил ее насквозь, и она смущенно сказала:

– Я думаю, да. Если ты, Любаша, будешь не против?

Девушка обратила взор на подругу. Артемьева как-то испуганно засуетившись и понимая, что не может отказать этому человеку, хотя и жаждала этого всей душой, вымолвила:

– Как вам будет угодно, господин фон Ремберг.

– Тогда до свидания, сударыни, – галантно прочеканил молодой человек и уже через миг стремительно направился к воротам.

Через минуту Слава и Любаша услышали громкий стук копыт его жеребца. Только после этого, Любаша, придя в себя, громко облегченно выдохнула и, обернувшись к подруге, пролепетала:

– Слава, какой ужас! Как ты умудрилась повстречаться с этим жутким человеком?!

– Он спас меня. И помог мне добраться до Москвы.

– Но, это же фон Ремберг!

– И что такого? Он вполне приятный молодой человек.

– Приятный?! – опешила Любаша. – Да один его взор леденит кровь, милая! Я до сих пор ощущаю мурашки на своей коже. И сколько времени ты ехала в его компании?

– С самой Астрахани.

– Ужас! Не приведи Господи!

– Не понимаю я Любаша, о чем ты говоришь? Господин фон Ремберг молод, хорош собой и очень вежлив. Эту кобылу, что нынче стоит у ворот, он купил мне на постоялом дворе и вообще всю дорогу опекал меня, кормил и, – Слава чуть запнулась и, нахмурившись, вымолвила. – Ох, как неудобно, я же хотела попросить Семена, чтобы он рассчитался с ним по всем моим расходам. Ведь господин Кристиан не обязан был заботиться обо мне и тратить деньги.

– Я скажу Семену. Но думаю, он тоже будет в ужасе, оттого, с кем ты путешествовала от самой Астрахани. И вообще я не пойму, как Тихон Михайлович отпустил тебя с этим человеком сюда?

–Тихон Михайлович погиб три недели назад. А матушка умерла, спустя два дня после того…

– Боже, что ты говоришь, милая! Пойдем в дом, ты мне все расскажешь…

Санкт – Петербургская губерния, 1717 год

(Московская Тартария, 7225 лето С.М.З.Х)

кирха св. Марии, Август, 31

Постучав железным кольцом в деревянную облезлую дверь, Кристиан замер, ощущая, как за дверью появились две темные ауры болотного и серого цвета. Внутренним чутьем фон Ремберг следил, как одна из аур приблизилась к двери. Уже через мгновение железное узкое окно на двери открылось, и человек выглянул на пустынную улицу, на которой ждал молодой человек. Едва различив высокий широкоплечий силуэт, монах засуетился и стремительно распахнул дверь.

– Прошу вас, мессир, – поклонился монах фон Рембергу и услужливо пропустил молодого человека внутрь церковной ограды католической церкви.

Быстро пройдя пустынный двор, Кристиан направился к мрачному собору и, обойдя его, спустился по каменным ступеням вниз к часовне. Отворив тяжелую дверь, фон Ремберг стремительно прошествовал по темному коридору, который опускался в подземелье и освещался лишь редкими факелами на стенах. Меряя проворными шагами мокрые сырые камни пола подземелья, Кристиан думал о том, что очередной древний самоцвет, белый опал, он нашел всего за пять дней и этот камень стал уже двадцать первым кристаллом Инглии, которые были найдены им за последние пять лет. Все эти годы, молодой человек, исполняя поручения Верховного, применял свои способности для прочтения древней книги Светлых, разыскивал места нахождения кристаллов, и один за другим приносил их братьям Ордена “Святого Креста”.

Ему было всего двадцать семь лет, но Кристиану порой казалось, что он прожил долгую трудную многоликую жизнь. В свои годы он уже многое повидал, и его душа казалось, уже познала все ужасы и лишения, которые сулила его неспокойная опасная кочевая жизнь. Кристиан совсем не помнил своего детства. Первые воспоминания о себе он отражал лишь с шестилетнего возраста, когда монах Лионель начал заниматься его воспитанием, вызволив его из какой-то жуткой сырой темницы с крысами, где Кристиан едва не погиб. Так рассказывал ему монах Лионель. Именно этот монах братства “Святого Креста” и стал наставником Кристиана. И он был единственным человеком, с которым мальчику дозволялось общаться долгие годы. Все свое отрочество Кристиан прожил в Кёнигсберге при тайном монастыре. Он воспитывался братом Лионелем, который обучал мальчика тайному искусству ведения различного боя, многим наукам, гипнозу, магии и многочисленным языкам. Будучи изначально талантливым и трудолюбивым, Кристиан схватывал все навыки и умения прямо на лету. Мальчик был изолирован от всех остальных братьев Ордена и ему было запрещено общение с другими людьми, за малейшее желание просто приблизиться к другим монахам, Лионель жестоко его наказывал, запирая на сутки без еды и питья в подвал с крысами, а порою и не гнушаясь жесткими розгами, шрамы от которых до сих пор украшали спину молодого человека.