Размышляя таким образом, шахиншах Едигер спустился по лестнице в густо заросший сад и пошёл по тропинке. Солнце скрылось, быстро сгущались голубые сумерки, но пока видно было хорошо. Вот служитель культа идёт к своему храму. Тяжёлая длинная одежда путается у него в ногах. Почувствовав что-то, жрец обернулся, увидев шахиншаха, замедлил шаги, но, решив не останавливаться, пошёл дальше, не поклонившись своему повелителю. Не любил шахиншах Едигер служителей культа, которые настраивают народ против власти, создают какие-то тайные секты. Со стороны храма потянуло едким дымом сжигаемого тряпья. Опять жрецы «лечат» тёмных людей дымом, подумал шахиншах. Бедняки, обращавшиеся к ним за помощью, уж и не рады были, что пришли, спешили признать себя излечившимися, лишь бы вырваться из рук своих мучителей. Случается, что, надышавшись дыма, люди умирают тут же, в храме. Визирь как-то говорил, что мёртвых жрецы сбрасывают в подполье – скармливают львам, которых там держат. Шахиншах закрывал глаза на подобное варварство, всё ждал подходящего случая, чтобы покончить с этим. И вот день этот близится.
Шахиншах Едигер решительно свернул к храму. Внезапно перед ним появилась повариха, та самая девушка из Турана. Шахиншах, не ожидавший увидеть её здесь, пришёл в замешательство, но быстро взял себя в руки.
– Я Чечке, мой господин, так меня зовут, – сказала девушка. – Иду к маме. Она готовит для вас очень вкусное блюдо, которого вы ещё не пробовали.
У шахиншаха возникло желание взять девушку за плечи, заглянуть в глаза. В конце концов у него есть на это право, ведь он хозяин тут! Наложницы готовы жизнь отдать за его внимание, а эта стыдливо отвела глаза да ещё прикрыла очаровательные, пухлые, чуть влажные губки платком. А синие глаза светятся даже в сумерках.
– Открой лицо, Чечке, твой господин желает видеть тебя.
Едигер знал, что за ним идёт охрана и всё видит, но его это нисколько не смущало.
Щёки девушки зарделись. Она медленно убрала с лица платок, опустила глаза. Подрагивая ресницами, девушка всё же решилась мельком взглянуть на шахиншаха. Из-за кустов вышел садовник-эфиоп.
– Чечке, – сказал он, как видно, не узнавая в сгустившихся сумерках шахиншаха, стоявшего к нему спиной. – Чечке, тебя мама зовёт.
Шахиншах оглянулся, и садовник в испуге упал перед ним на землю.
– Ладно, вставай, – сказал ему шахиншах, – иди, куда шёл. – Едигеру почему-то захотелось быть великодушным.
По улице с песнями строем прошла охрана дворца. Шахиншах невольно расправил плечи. Торжественная мелодия песни то усиливалась, то стихала, удаляясь. Песню перебил другой звук: это был сурнай, призывавший азатов к молитве. Казарма находилась рядом с дворцом за высоким дувалом. Всякий, кому вздумается влезть на него, будет тут же застрелян лучником. Такой порядок, заведённый ещё дедом Шапуром, существовал по сей день.
Девушка ушла, а шахиншах Едигер поднялся в храм. Внутри царил полумрак. У вечного огня жрец что-то говорил людям, сидевшим вокруг. Шахиншах остановился, прислушался. Он не знал, что говорил тот раньше, но последние слова дошли до его слуха.
– …один человек не может быть хозяином огню, воде и земле. Верно? Кто-то один богат, имеет всё, а другие нищи, обездолены. Разве это справедливо?! Все богатства, произведённые руками человечества, должны быть поделены между людьми. Только в этом случае каждый будет счастлив и благополучен.
Сидящие у огня слушали с большим вниманием и, похоже, верили каждому слову колдуна. Да, верили искренне. Это шахиншах видел по лицам людей, по тому, как они слушали, боясь пошевелиться… Спросить бы этого умника, где он видел, чтобы бедняки были равны господам… Но здесь не место и не время поднимать шум, надо потерпеть. Ждать осталось совсем немного. Скоро, может быть, уже через неделю всё кончится. Шахиншах знает: каждому будет определена его собственная судьба. Хочешь прими её такой, какая есть, а не хочешь – хоть головой о стену бейся, изменить ничего нельзя. А ещё можно тешить себя грёзами, которым никогда не суждено сбыться, но проще всего – уйти из жизни, броситься в огонь или воду. Ничего, тем, кому особенно не терпится на тот свет, помогут его мечи и стрелы!
Шахиншах Едигер подумал о предстоящем походе в Фаруз. Надо будет срочно отправить к Бахраму ещё гонца, пусть шахзада поспешит с возвращением. А он тем временем обрушится со своим войском на Фаруз, это осиное гнездо, где не оставит в живых ни одного жреца. Уничтожит всех!
Он покинул храм и, спускаясь по лестнице, пытался представить, что же ещё наплёл жрец этим несчастным? Сказал, что всех – и раба, и господина его – ждёт один конец – могила? Да, в этом ты прав, негодяй, всех нас ожидает семь аршинов земли. Но верно и то, что пока раб жив, прав у него не больше, чем у собаки. Завтра, или по возвращении из Фаруза, тебя, зловредного фанатика, отправят в ад за то, что баламутишь народ, вбиваешь в головы тёмных, диких людей недовольство шахиншахом. А может, я тебя, мерзкого, сброшу в подполье к твоим львам. Тогда тебя и похоронить по-человечески нельзя будет.
Пора было спать, но шахиншах, вернувшись во дворец, тотчас послал за визирем и вызвал гонца. Он продиктовал секретарю послание к сыну. Кончив писать, секретарь дал грамоту шахиншаху. Тот прочитал и остался доволен. Он подписал своё послание, в котором умолял сына Бахрама вернуться как можно скорее, поставил печать и, свернув грамоту трубочкой, протянул гонцу. В попутчики гонцу он дал стражника, унука по происхождению. Парень был светловолосый, голубоглазый и долговязый.
– Ногами землю небось загребаешь? – усмехнулся шахиншах, окинув унука взглядом.
– У меня стремена длинные, господин, – ответил тот.
Стражники закрыли за гонцами дверь, а шахиншах продолжал сидеть, в задумчивости глядя перед собой. Через два-три месяца шахзада будет здесь. К тому времени всё закончится. Он, шахиншах Ирана Едигер, к расправе с врагами готов.
IX
Варвары на службе империи
В начале V столетия растущие Восточная и Западная империи Рима стали использовать в армии наёмников. Имперские полководцы предпочитали использовать племена прирождённых конников; азиаты – гунны, аланы, авары и булгары – служили в лёгкой кавалерии лучников. Германские племена, населявшие равнины между Дунаем и Чёрным морем, – в основном, готы, герулы, вандалы, гепиды и лангобарды – набирались в тяжёлую кавалерию, так как отлично владели копьём.
Восточная Римская империя имела множество пеших воинов из своих собственных провинций, хотя на службе состояли и некоторые варвары – германцы и славяне. На Западе лишь небольшой процент численности армий был представлен жителями римских провинций. Поэтому пешие солдаты, как и конные, вербовались из варваров; пехота – в основном, из франков и бургундов.
Император Восточной Римской империи Лев I и его преемник Зинон, перестав доверять федератам, начали формировать войска из жителей внутренней империи. В частности, исаврийцы стали вытеснять варваров из восточной римской армии. Ко времени Юстиниана в имперских армиях насчитывалось почти равное количество варваров и профессиональных войск, набранных из граждан империи.
В битвах с персами, вандалами и готами император Велизарий целиком полагался на свою кавалерию, состоявшую из трёх типов воинов: тяжёлый римский конный лучник, лёгкий конный лучник – федерат-гунн, а также тяжёлые уланы из числа готов, герулов или лангобардов.
Во время битвы азиатский лёгкий конник постоянно избегал лобовой атаки. Если дальние обстрелы из луков давали неприятелю желаемый эффект, гунны прибегали к мечам и лассо, уничтожая противника.
Из книги «История войн»
Сакмар-менбашу было известно, что угры поклоняются идолам, выточенным из дерева, а некоторые племена – медведям. Он два года служил Куриш-ильтотару, учил его воинов верховой езде и умению воевать в седле. Сам он оставался верен Тангрэ и не хотел прыгать через костёр, но угры всё же заставили. Это был обряд очищения огнём. Каждый, кто приходил к уграм, должен был прежде очиститься от грехов. После обряда очищения Куриш встретил его, а также Рухила и Рамула с распростёртыми объятиями. Дождались кузнечных дел мастера Туграна с Атиллой. Рядом с Куришем стояла Айгуль-апа. Она обняла любимого племянника, который, прыгая через костёр, чуть подпалил себе волосы.
