— Вот что ты стоишь? — посмотрев на него глазками Бэмби, Эовин поджала губы так, словно собиралась расплакаться от волнения. — Обними меня, успокой, скажи, что всё будет хорошо.
Это сработало: Грима тут же пристроился рядышком с ней на полу и обнял её за плечи, притягивая к себе и успокаивающе поглаживая по волосам.
— Прости, милая, прости. Я обещаю, что я всегда буду рядом. Когда бы то ни было, когда бы я ни понадобился, тебе стоит лишь шепнуть, лишь взглянуть, и я буду у твоих ног.
«Вот спасибо, свезло так свезло, мне нужен режим ответственного папы, а не полотёрки», — проворчала про себя Эовин и прикрыла глаза, пытаясь в который раз успокоиться. Ведь прошёл от силы час, а сколько событий, сколько переживаний.
— Как так вообще вышло? Мы же всегда…
— Не всегда. На Новый год мы и не думали о презервативах.
— Какие мы везучие, — хмыкнула Эовин. — Некоторые пары годами на ППА живут, и ничего, нормально, а у нас всё через одно место. Нет, я в целом хотела детей, но не сейчас, а когда-нибудь потом. Я собиралась выйти замуж, спланировать беременность, а не вот так резко с головой в омут падать.
Грима поёрзал, и Эовин напряглась, ожидая, что сейчас он не вытерпит, сейчас он что-нибудь ляпнет.
— Одна из проблем решаема. Выходи за меня.
Вот, не вытерпел.
— Ты шутишь? — она покосилась на него с таким видом, будто он был сумасшедшим и теперь выкладывал ей все свои бредовые идеи, но Грима говорил совершенно серьёзно и выглядел соответственно. Собственно, а какой бы был из него сумасшедший, если бы он не верил своим фантазиям?
— А что? Твой дядя всё равно заставит нас пожениться. И даже если мы оба будем говорить «нет», работник ЗАГСа всё равно услышит «да».
Эовин закатила глаза. Замечательно, пронеслось у неё в голове, перевалил всё на дядю, как будто ему самому не хочется.
— Всегда мечтала о свадьбе после месяца отношений, — пробубнила она, но всё же теснее прижалась к его груди. Потом она свыкнется, станет сильнее, но в эту минуту ей очень нужна была поддержка, напоминание, что она в этом мире не одна, что как бы ни было тяжело, рядом всегда будут люди, которые смогут помочь, не прося ничего взамен. Ну, или почти ничего.
— Месяц — это не так уж и мало, — Грима продолжал гнуть свою линию и гладить её по волосам. — Ты уже знаешь, что я аккуратный и не раскидываю носки.
— Ага, даже слишком аккуратный. За разводы на кружке меня пилишь.
— Но согласись же, из чистой белой кружки пить приятнее.
— И ворчишь из-за моих волос повсюду.
— Не повсюду, только в сливе. Ты же мои волосы в сливе не видишь? Потому что я его каждый раз чищу.
— Пинаешься во сне.
— А ты бормочешь. Но зато никто из нас не храпит.
— Да, вместо нас это делают твои соседи за стенкой, — не унималась Эовин, ровным, уставшим тоном перечисляя приходившие на ум изъяны. — А ещё ты деньги крадёшь.
— Больше не буду, — так же спокойно пообещал он. — Какой смысл обкрадывать свою семью?
— Я ещё не сказала «да».
— Но не сказала «нет», — он поцеловал её в макушку и снова прислонился к стене. Его руки слегка напряглись — Грима явно надеялся услышать хоть какое-то её решение и желательно, чтобы ответ был положительным.
Как ни странно, Эовин не слишком переживала из-за предложения: конкретно в этот период её жизни брак был не самым серьёзным поступком. Оставить ребёнка — поступок куда более серьёзный. С Гримой она и развестись сумеет, а вот с ребёнком не сядешь, не поговоришь и не объяснишь, насколько велика между ними разница и что по отдельности им будет лучше, чем вдвоём. С ребёнком в порыве гнева не поругаешься. Точнее, можно, но какая же она мать после этого будет? Та самая, которую ребёнок потом станет во всех своих бедах винить? Неприятные мурашки снова поползли по коже. Оставалось надеяться лишь на то, что такие страшные мысли её посещают только сейчас, пока она всё ещё пребывает в шоке от внезапных перемен.
— Остановлюсь пока на варианте “мне надо подумать”, — Эовин немного натянуто улыбнулась и почувствовала, как он облегчённо выдыхает ей в волосы.
— Подумать так подумать. Надо вставать, а то ещё простынешь на полу. Ромашковый чай заварить? — получив кивок в ответ, Грима напоследок оставил ещё один поцелуй где-то в районе её виска, а затем поднялся и протянул руку, чтобы помочь ей встать.
*
Дрожащими руками Эовин подняла меч. Друзья, враги — все смешались в мясорубке битвы. Её цель, тень в чёрном плаще с капюшоном, была близка. Не мешкаясь, она рванулась к ней и занесла над головой оружие, чтобы одним сильным ударом расколоть скрывавшийся под накидкой череп. Но существо в капюшоне оказалось достаточно осторожным. Оно почувствовало надвигающуюся угрозу и обернулось, держа в каждой из своих облачённых в латные перчатки рук по арбузу.
— Ай, налетай! Арбуз — двадцать за кило! Сладкий как девичьи уста! Девушка, купи арбуз, не пожалеешь.
Мгновение — и вокруг уже повсюду вместо бьющихся насмерть людей и всякой нечисти были арбузы, много, много арбузов, бери не хочу. Эовин была не против купить парочку, но не могла дотянуться ни до одного из них, как ни старалась: они либо выскальзывали у неё из рук, будто были вымазаны в масле, либо попросту укатывались к своему хозяину, словно она обидела их тем, что не сжала хорошенько и не похлопала по бокам.
На подобное нахальство обиделась уже Эовин: она воткнула меч в землю и уселась рядышком с ним, хмуро подпирая щёки кулаками и наблюдая за тем, как сверкают на солнце круглые и овальные арбузы, как они перемешиваются между собой, будто танцуя, и жмутся к ногам страшной нечисти, оказавшейся обыкновенным продавцом. Один и вовсе сделал сальто, но неудачно приземлился и разбился о твёрдую иссохшую почву. Жизнь арбуза наверняка оказалась краткой и бессмысленной. Ветер поднялся, явно оплакивая его, горемычного, и Эовин в нос ударил сильный и невероятно аппетитный запах недавно почившего. Первобытное нутро, требовавшее утолить голод, взяло над ней верх, и она направилась к валявшимся кускам арбуза, надеясь, что теперь он от неё не убежит. Но стоило ей поднести ко рту вожделенную розовую мякоть, как над головой круто спикировал ковёр-самолёт с Эомером на борту.
— Проверка из налоговой! — гаркнул он изо всех сил и на полной скорости унёсся куда-то в арабскую ночь.
— Я не сплю! — тут же проснулась Эовин от кошмара и огляделась.
Никаких арбузов не было и в помине, лишь кабинет её отдела, маленького, да удаленького. На её столе беспардонно расселся глупо улыбающийся брат, и Эовин захотелось как следует огреть его дыроколом. И за шутки про налоговую, и за прерванный сон — уже три дня кряду она страдала из-за того, что очень хотела арбуз, но в конце марта единственными приличными заменителями были разве что жвачка да мороженое. Естественно, это было не то. А арбуза хотелось так, словно ещё немного — и она перелетит полмира ради него одного. И вот её мечта почти сбылась во сне, но явился Эомер и всё испортил.
— Дай-ка сниму, — брат протянул руку к её лицу и снял с щеки прилипший стикер. — И долго длится это сонное царство?
— Придурок… — буркнула она себе под нос и стала укладываться обратно, надеясь, что сон не испорчен окончательно и арбузы всё ещё ждут встречи с ней. Но не тут-то было, Эомер и не думал уходить.
— Первое апреля же, — усмехнулся он, будто не обратив внимания на то, как она демонстративно закрыла глаза. — Птички поют, что ты хахаля себе нашла. Светишься вся, сонная ходишь.
— Скажи, что за птичка такие глупости болтает, я ей пёрышки вырву, — она огрызнулась, но не подняла головы, опасаясь увидеть в глазах брата ответ, насколько далеко ушли местные сплетники в своих предположениях.
— Может, и глупости, — с беззлобной усмешкой начал брат, и Эовин еле заметно поджала губы: семья в курсе, что у неё кто-то появился, но не в курсе, кто именно. — Но спишь ты постоянно, это точно. Забуришься, как сурок, в свою комнату — и не выходишь оттуда. Ладно ещё дома, но на работе-то?
