— А как ты… Ну… Вообще-то…
Дядя всё-таки вырвал из хватки Гримы дурацкий стул, но, развернув сиденье, лишь устало уселся на него и провёл рукой по лицу, будто все тяготы жизни в одночасье легли на его сильные, но уже немолодые плечи.
— Твою ж дивизию. Вы меня в могилу свести хотите?
Эовин тут же подскочила и уселась у ног Теодена. Успокаивающе поглаживая его по сжимающей шашку руке и целуя её, она, наконец, смогла забрать у него оружие и тут же откинула его подальше.
— Дядюшка, не говори так, — на её глазах закипали слёзы: и от стыда перед дядей, и от того, что весь этот кошмар вроде как остался позади. — Просто так вышло…
— Как у вас всё просто, — устало выдохнул Теоден и тут же напрягся. Грима, крадучись, как мышь, выползал из-под стола под неподвижным взглядом её дяди. Медленно, очень медленно, будто один неверный шаг — и мышеловка захлопнется, отсекая ему голову или ещё что.
— А хочешь, мы тебе снимок УЗИ покажем? — Эовин слегка дёрнула дядю за рукав, отвлекая его на себя.
— Тащите. И валидол захватите.
Спустя секунду осторожничавший Грима был уже на ногах, более того — у шкафа, и рылся в снятой с полки аптечке, а Эовин схватилась за телефон и перебирала фотографии в галерее, выискивая ту самую. В попытке зашифроваться как можно лучше она на время отдала снимок УЗИ Гриме, себе же на всякий случай оставив только фото в телефоне. Не то чтобы кто-то устраивал шмон в её комнате, но у страха глаза велики, а объявить эту радостную новость посредством случайно оставленного не в том месте и не в то время снимка казалось плохой идеей. Хуже был разве что тот вариант развития событий, который в итоге настиг их.
— Вот, — отыскав нужное фото Эовин протянула телефон дяде. Тут же подоспел и Грима с упаковкой таблеток. Теоден принял и то, и другое, недовольно поглядел на них обоих и опустил взгляд на снимок, но очень быстро всучил телефон обратно. Эовин робко улыбнулась, всматриваясь в лицо дяди. Злости в нём поубавилось, а из-под нахмуренных бровей пробивался всё ещё грозный и расстроенный взгляд, в котором Эовин видела теперь ещё и теплоту.
— А как ты догадался-то?
— Вот ведь парочка подобралась, дитё и сыч. Сидите по своим углам и ничего не знаете. Арбузный сок Тамары Геннадьевны по всему конезаводу славится тем, что его беременные берут. Она сегодня и понесла новость, мол, у Гримы Галмодовича кто-то появился, и ребёнок не за горами. Мы, конечно, подозревали, слишком уж он счастливый ходил в последнее время, но уж никак не думали, что это он с тобой вошкается. Хотя два и два сложить можно было, ты тоже с Нового года немного не в себе ходила и всё смыться куда-то норовила.
— Правда? Не в себе? — самодовольно улыбнулся немного попутавший берега и забывший о расстановке сил Грима, но Теоден тут же напомнил ему, где он находится, и, ухватившись за его галстук, притянул к себе.
— Поулыбайся мне ещё, — процедил он с угрозой и тут же отпустил наглеца. — Ну что, когда свадьбу играть будем?
— Я же говорил, — еле слышно пробурчал себе под нос Грима, поправляя галстук.
— Дядя, мы же не в XIX веке живём, — возразила Эовин, испуганно округлив глаза. К самому браку она относилась ровно, но вот о свадьбе, которую ей устроит дядя, она не думала, и теперь приближающаяся угроза вселяла своей предсказуемостью такую тоску, что впору было в петлю лезть.
— А у меня дома будет XIX век, — отрезал Теоден, явно не собираясь прислушиваться к её мнению. — Вы что, думаете, я один вас видел? Один в кладовую пошёл? Значит так: если хотите, чтобы об этом позоре быстро забыли и вспоминали только в качестве шутки-прибаутки, говорите всем, что давно встречаетесь, что наша семья обо всём знала, что вы собираетесь пожениться. Не скрывайтесь — слухи быстро разойдутся, уже завтра все будут вам косточки перемалывать. Про ребёнка пока можешь отнекиваться, хотя после арбузного сока…Теперь ты.
Теоден перевёл сосредоточенный взгляд на Гриму и без единого слова угрожающе поднял указательный палец вверх.
— Теоден Тенгелевич, я ведь правда… — Грима принялся каяться, словно последний грешник, даже на колени бухнулся и слезу пустил, но Теоден не собирался так просто прощать ему ошибки.
— Поздно, Грима, поздно, — он вынул таблетку из упаковки, положил под язык, ещё раз тяжело выдохнул, обвёл взглядом, полным глубочайшей печали, провинившуюся парочку и, шепелявя, вынес свой вердикт. — Приходи сегодня к нам, будем тебя по новой с шуринами знакомить. И знаешь, я бы на твоём месте завещание составил, на всякий пожарный.
*
— А вторая пуля, а вторая пуля, а вторая пуля в сердце ранила меня…
Теперь, когда выяснение отношений осталось позади, Эовин могла с уверенностью сказать, что всё прошло не так уж плохо, как можно было предположить изначально. В свою сторону она не услышала ни слова упрёка. Братья ни в чём её не винили, только задавались вопросом, с какого дуба она упала, не более. И чем ближе был ужин, тем больше казалось, что всё пройдёт тихо-мирно. А потом явился Грима и просто не смог удержаться от того, чтобы в порыве злорадства не поцеловать её в щёку. То, что братья ничего не высказывали ей, ещё не значило, что обстановка не накалена до предела, и потому он всё-таки получил хорошего и весьма заслуженного леща. Однако прийти к шаткому взаимопониманию, как ни крути, удалось, и теперь Грима сидел с ссадиной на скуле и разбитой губой, выводя рулады вместе с её подобревшими во хмелю близкими.
Эовин же, изрядно вымотанная событиями последних дней, отодвинула тарелку в сторону, положила голову на сложенные перед собой руки и тихонько задремала под нескладное пение квартета. Впервые за много лет ей было безразлично, что горланят за столом. Хотелось лишь спать.
