Он вздохнул.

– Ты понимаешь о чем говорит этот человек?

– Хочет, чтобы я остался в его власти, – равнодушно сказал я, пожимая плечами.

– Это опасно.

– Это интересно, – возразил я.

– Что в этом интересного?

– Интересно, на кой ему это так сильно надо?

– Хочет отомстить.

– И вместо того, чтобы мстить, ждет два дня и ругается с кем-то по телефону?

– Может, он хочет выждать. А может, растянуть месть на долгое время. Чтобы превратить твою жизнь в ад.

Я посмотрел на Капитана, и сказал:

– Не-а. Тут что-то другое. Не знаю что, но… Он злой, он бывший военный, у него кирпич вместо мозга, он черт на колесиках. Но вряд ли он умеет превращать жизнь в ад. Во всяком случае, для таких как я. И может, было бы интересно попробовать пожить в аду?

– Ты и впрямь считаешь себя достойным ада? – задумчиво спросил призрак.

Я снова пожал плечами.

– Черт его не знает кто чего достоин, – сказал призрак. – Мы получаем то, что получаем, а не то, чего достойны. А уж если иметь в виду то, чего мы, как нам кажется, достойны… Все кретины стали бы миллиардерами, властителями мира и прочее.

– Не знаю, – сказал я.

– Чего ты не знаешь?

– Я понятия не имею чего я достоин.

Призрак вдруг совсем скрылся в тени и сказал:

– Ты и впрямь странный тип. Но я тебя все равно люблю.

Я дернулся как от удара. Но кажется, в тени уже никого не было. То есть, я точно знал, что там никого нет.

– Во всяком случае, больше никто не попытается меня трахнуть, – сказал я в пустоту. – А это уже не совсем ад.

Засим я вышел за дверь кабинета. Капитан меня по прежнему не замечал. А уже в приемной я заметил на стене скрытую за стеклом кнопку пожарной тревоги. Не знаю чего уж там я ожидал, но мне удалось достаточно легко разбить стекло и дернуть за рычаг…

И визг пожарной сирены разбудил меня в карцере. Нас спешно выводили из здания. Про меня тоже не забыли.

«Вот так и Гитлер оправдывался: «Я случайно убил евреев!».

Грегори Хаус. Доктор медицины и сволочь.

Наутро меня снова привели в кабинет Капитана. Интересно, кто-нибудь из вновьприбывших ставил такой рекорд? Два посещения директора исправительного заведения за три дня пребывания.

В канцелярии я искоса глянул на кнопку пожарной тревоги. Она была в нормальном положении, но стекла не было. Интересный факт.

Капитан сидел в своем мастодонтовом кресле. Был он мрачен и напоминал, наверное, грозовую тучу в представлении голливудского режиссера, снимающего фильм про торнадо. Впрочем, может, я неправильно угадал его эмоции? Черт, мне бы теперь в своих разобраться.

Не говоря ни слова, Капитан показал мне на кресло. Я сел.

Молчал он долго. Очень долго. И мне вдруг подумалось, что он вообще не знает что сказать и как начать разговор.

Меня же больше беспокоило то, что произошло ночью. И, словно прочитав мои мысли, Капитан сказал:

– Какой-то придурок включил сигнализацию в канцелярии. Можешь себе представить? Просто разбил стекло и дернул за рычаг. Узнаю какая скотина осмелилась – шкуру спущу.

Не спустишь, подумал я. Даже если узнаешь – один черт не поверишь.

– Ладно, – махнул он рукой. – Поговорим о наших делах.

Он поднялся с места и подошел к окну. Я первые увидел его вблизи во весь рост, увидел как он двигается. Он прихрамывал, но все равно передвигался весьма уверенно и ловко. Чувствовалось, что сбить его с ног, вывести из равновесия будет равносильно тому чтобы сбить поезд с рельсов. Очевидный хищник. Мне ли не почувствовать?

– Неизвестно вернется ли к нему зрение, – сказал Капитан, глядя в окно. – Серьезные травмы гортани. Он в коме, но интубировать не смогли – пришлось резать. Так и лежит в трубкой торчащей из горла.

Ну и как я должен на это реагировать? Я решил, что пока никак.

– Повреждения внутренних органов, – продолжал Капитан, – трещина в тазовой кости. Он словно под машину попал.

И зачем он мне все это говорил? Неужели всерьез хочет вызвать во мне некое сочувствие? Или ужас от осознания содеянного? Или он не в курсе что там на самом деле произошло?

– Ты знал, что он мой племянник? – спросил вдруг Капитан.

– Нет, – соврал я.

– Так вот, он мой племянник. Мой младший брат – его отец… Я его вырастил, можно сказать – в смысле, отца. Я на пятнадцать лет старше. И когда у него родился мальчик… Сперва все радовались. И потом радовались. Но когда мальчик вырос… Знаешь за что он оказался в этом заведении?

– Я тут всего три дня, – сказал я. – И два из них просидел в карцере. Я вообще ничего не знаю.

Он вдруг оказался рядом со мной, навис, схватил меня за плечо и приблизил лицо почти вплотную.

– Не дерзи мне, сопляк, – прошипел он. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы тебя не придушить. Единственная причина по которой я этого не делаю – потому что никак не могу решить, правильно это будет, или нет… И что тут вообще может быть правильным. Так что не провоцируй.

Если честно, я не испугался. Но изо всех сил делал вид, что боюсь. Потому что именно этого он от меня и ждал. А дразнить хищника в его логове – глупая затея, если только у вас нет при себе крупнокалиберного карабина и вы не знаете повадки этого хищника. А не испугался я потому, что увидел в его глазах что угодно, только не ярость. И не негодование. Он, очевидно, не был ни удивлен, ни шокирован произошедшим. Но явно был и удивлен и шокирован тем чем все обернулось.

Капитан еще какое-то время посверкал на меня глазами, потом отпустил.

– Когда ему исполнилось четырнадцать, – продолжил он, – он весил уже семьдесят килограммов и был ростом на голову выше меня. Однажды в школе он… Он прижал одного мальчишку в туалете, и… – Капитан замолчал. Потом продолжил: – Его хотели отправить к психиатру и поставить диагноз, но мы с братом смогли его уберечь. Чего нам это стоило… А через полгода он почти добился своего от другого мальчишки. Черт, если бы это не был мой племянник, я бы давно уже его упрятал, чтобы спасти других ребят. Но он был сыном моего брата. Брат просил, умолял… И я снова его спас. Перевел в другую школу. Где он, наконец, и… Реализовался.

Реализовался? Мне послышалось, или он сказал «реализовался»? И вообще, зачем он все это мне рассказывает? Все это звучало настолько бредово, что я ляпнул первое, что пришло на ум:

– И вы поселили меня к нему в комнату.

Я не спрашивал. Просто констатировал факт.

– Да, поселил, – вздохнул Капитан. – После того, что случилось, единственное, что я мог сделать не для него даже, а для своего брата – определить парня в мое заведение. И он тут держался почти год. Ничего серьезнее небольших потасовок… И в какой-то момент я решил… Что он исцелился, наверное.

– Он собирался трахнуть меня! – рявкнул я. – И, насколько я понял, все ребята в комнате – да что там, вся Шестерка – прекрасно понимала к чему идет. А вы один ничего не знали?

Странно, я думал, он разозлиться, но он только печально вздохнул.

– Он держался почти год. Мы с братом надеялись, что он успокоился. И, едва я увидел тебя, сразу понял, что если он удержится в твоем присутствии…

– Вы что, использовали меня как приманку? – ошалел я. Впрочем, как ни странно, на том уровне функционирования, которому обучил меня Виктор, такой ход казался достаточно логичным. Я же проходил один из уровней своей инициализации таращась на труп. Так почему бы и нет?

– Можно сказать и так, – спокойно согласился Капитан.

– Умно, – сказал я. – Но ваш эксперимент провалился.

Он долго не отвечал, а потом проговорил с трудом сдерживая то ли гнев, то ли отчаяние:

– Мой брат умолял меня помочь его сыну. Я сам хотел помочь. Хотел уберечь. И вот теперь его сын в коме на аппарате жизнеобеспечения, и неизвестно, сможет ли он выкарабкаться. И все это с ним проделал тощий тринадцатилетний красавчик.

– А что, я должен был позволить ему меня трахнуть? – осведомился я.