Я не был приспособлен для того, чтобы перед кем-то там раскрываться и на кого-то рассчитывать. Я всегда должен был все делать сам. Откуда я такой взялся? Ну, объяснял уже – кто-то от рождения хорошо рисует, кто-то понимает музыку, кто-то способен сочинять стихи. А я вот такой. Дар или уродство? Ну, тут уж от степени политкорректности. Как тот дебил, который был дебилом, но гениально играл на фортепьяно.
Эта девочка надо мной посмеялась. Я покраснел, надулся и ничего не смог с этим сделать. Не то чтобы я от рождения был таким уж благородным рыцарем и все такое, чтобы не поднимать руку на женщину. Это у меня было скорее животное – как волк не грызет волчицу… Хотя, медведь иногда способен задрать и сожрать медведицу с медвежонком, а лев, став главой прайда, душит всех львят, которые родились от предыдущего вожака. Что ж, значит, я не лев и не медведь. Тоже новость.
Девочка посмеялась, я надулся. Но потом парень на соседней парте ляпнул что-то не то – ну, просто оказался не в том месте и высказался не вовремя.
Знаете, обычно достаточно непросто нанести серьезное увечье при помощи детской книжки. Если только не зажать ее правильно в ладони и не ударить, крутанувшись плечами самым уголком точно в щитовидный хрящ…
Мальчик без сознания, его везут в больницу, опять море соплей и опять психолог. Ей богу, если бы я мог тогда – психолог был бы первым, кому я вышиб бы зубы.
Кстати, вот вам еще один мой дар – я обладаю властью над предметами. Нет, я не телекинетик, упаси бог – просто я их чувствую. Большинство предметов, которые попадают ко мне в руки я ощущаю как часть своего тела. Тоже талант. То есть не сказать, что я какой-то там киношный мастер боевых искусств способный листом офисной бумаги перерезать целую армию врагов, но некоторым обычным предметам мои руки частенько сами находят нетрадиционное применение. Поэтому большинство детских драк в песочнице с моим участием заканчивались совершенно не по детски.
Почему я так поступал? Пиково глупый вопрос. Попробуйте спросите у ребенка почему он сделал то или это. А еще точнее – почему он нашкодничал. Какая будет реакция? Правильно – надутые щеки, упрямый взгляд в пол и категорическое нежелание общаться. Он не виноват. Впрочем, все люди так устроены, не только дети. Ну, во всяком случае – большинство. Человек скорее сдохнет, чем признает, что он в чем-то не прав. Будет упираться и доказывать свою правоту до последнего. Признать свою ответственность – это же на хрен подвиг в обществе. Это же… Наверное, где-то тут лежат корни того, что мы живем в мире повальной безответственности и победивших слабаков.
Видимо, тут я тоже отличался от всех прочих. Исключительный я, типа того. Наверное, это шокировало многих взрослых. Почему я дал по башке этому мальчику и тому мальчику? Потому что захотел. Оправдания в стиле «А чего он», или «Он первый начал» мне попросту не приходили в голову. Можно было, наверное, попытаться как-то объяснить, даже оправдаться, но я, как мне кажется, совершено искренне не понимал для чего это делать. То есть, может все именно так и происходило – один сказал что-то не то, другой меня как-то оскорбил, третий попытался отобрать игрушку… Можно было начать объяснять на три-пять шагов назад все произошедшее. Но я просто хотел их ударить. А почему – пусть психолог решает. И он решал.
Я уже говорил, что меня так никто и не усыновил. Но что касается попыток – тут от меня отстали от последнего. В смысле на других детей уже не смотрели лет после шести-семи, а я… Ну, я же говорил, что бы красавчиком. И совершенно посторонние дяди и тети продолжали кидать в мою сторону заинтересованные взгляды, пытались со мной общаться, наладить контакт. Теперь иногда мне даже интересно что они чувствовали и о чем думали в такие моменты. Я их очаровывал? Они видели во мне что-то такое чего сроду не смогли бы выдавить в мир их гены? Или еще что-то? Тогда я об этом не задумывался. Просто они мне были неприятны. Так что ругаться я научился раньше многих ровесников.
И опять был психолог. С ним я общался намного чаще, чем с любым другим взрослым. Я его ненавидел. А когда достаточно долго вынужден общаться с тем, кого ненавидишь, а еще при этом растешь и взрослеешь – это ведь тоже накладывает отпечаток, правда?
Нет, у меня не было какого-то там глобального конфликта со всем окружающим миром целиком и со всеми взрослыми поголовно. Многие нравились мне и я нравился им. Когда я пошел в школу, некоторые их преподавателей отмечали мои мозги и прочий стандартный набор полуодаренного ребенка. Полуодаренного в том смысле, что все у него получается неплохо, но никаких ярких и внятных талантов не наблюдается. Мне нравилась математика, литература, физика… То есть, не все сразу, конечно. Но по некоторым предметам я весьма успевал. По физкультуре – нет. Я был хорошо развит физически, тут все в порядке, но как уже говорилось ранее, я не командный игрок. И постоянный баскетбол, волейбол, футбол меня не воодушевлял. Меня буквально за шиворот вытаскивали на площадку, а я стоял там, равнодушно наблюдая за летящим мимо мячом. Никогда не понимал этой дурацкой склонности к командным играм. Если бы не было психолога, я бы, наверное, больше всех ненавидел преподавателя физкультуры.
Почему я их называю преподавателями? Ну, как мне кажется, слово Учитель несколько повыше. Учитель – это тот, кто учит чему-то важному по жизни, учит самой жизни, дает советы и помогает понять что-то существенное. Учит всему сразу. Вряд ли в этот разряд вписывается правописание и пинание мячика.
2
«Школа. Замкнутый мирок, сочетающий в себе все лучшее
от федерального трудового лагеря и птицефермы Третьего мира.
Просто чудо, что я выпустился никого не убив».
Декстер Морган.
Школа. Удивительное место. Тут в воздухе витают романтически-невнятные настроения и такие же эмоции. И запахи. Запахи неуверенности и бушующих гормонов. Закрытое пространство в котором концентрация дураков, считающих себя умными и понимающими все на свете, зашкаливает. Но им можно, потому что дети. Странное оправдание, но большинству оно кажется вполне логичным.
Как показывает опыт, дети устроены точно так же как взрослые – у них непрочные тела, так же идет кровь, и даже еще большая путаница в башке. Должно быть, во времена пещерные и более простые, дети отчетливо понимали свою хрупкость и смертность. А потому не высовывались. Но потом нагрянула цивилизация, взрослые окружили детей заботой и иллюзией абсолютной защищенности. А потом эти дети точно так же стали взрослыми, но как-то так у них не получилось расстаться с этой иллюзией. Никак не могут повзрослеть. Поэтому когда их лупят по башке, они отчего-то страшно удивляются, что такое вообще возможно. Им же в детстве обещали абсолютную защиту и бессмертие. Что-то у нас явно не так с воспитанием и мировоззрением.
Нас возили из приюта в школу на стареньком белом автобусе с криво прилаженной к стеклу табличкой, изображающей бегущих детей. Знак «Дети». Я ездил на этом автобусе несколько лет, но никто так и не поправил знак. Он символизировался в моем сознании с чем-то незыблемым и вечным. Дурацкий шаблон. У каждого, наверное, есть подобное воспоминание из детства – затертый плакат «Кисс» на стене со страшными рожами, потертости на письменном столе, дырка в обоях… криво весящий рулон туалетной бумаги. Что-то такое, что ты рассматриваешь часами и фантазируешь черт знает о чем.
Когда в школе учатся несколько детей из приюта – детей отличающихся от большинства обычных школьников – они неизбежно образуют некое подобие своего приютского братства. Эквивалент большой дружной семьи. В том смысле, что дома ты можешь издеваться над младшей сестренкой как тебе в голову взбредет, но если в школе кто-то посмеет на нее хотя бы косо посмотреть – ты моментально звереешь и бросаешься на защиту. Думаю, так было всегда и везде. Приютские дети сплачиваются, потому что считают себя беззащитными… Нет, не так. Потому что точно знают, что беззащитны. Потому что не могут позволить себе такой роскоши как обычные дети – жить в иллюзии совершенной неуязвимости, в мире, в котором что бы ни случилось, мама и папа тут же прибегут и все исправят. В мире в котором твой дом кажется тебе неприступной крепостью. Дети у которых нет дома смотрят на вещи намного реалистичнее. Обидеть, оскорбить, ударить приютского ребенка в обычной школе означает нарваться на неприятности. Ибо тут же набежит изрядная группа самозваных братьев и сестер и оперативно с тобой разберутся. Волчата, защищающие свою стаю. Замыленный образ, но ничего другого для сравнения придумать не получается.