Никто до этого не удосужился разъяснить мне на пальцах, насколько ситуация щекотлива. Всё указывало на то, что мы с Басом просто балансируем на тонкой ниточке, не обсудив технику безопасности. Сказанное Тирэем потрясло меня, но в тоже время я была с ним категорически не согласна:

— Я не представляю свою жизнь без Баса, мне больше некуда идти, и я не желаю примыкать к рядам стражей. Если Артур допускает это возможным, значит, надежда есть. Как мне избежать этого адамантия? Не прикасаться ни к чему металлическому?

— Да, но ты же понимаешь, что тебе могут сунуть его в руки совершенно неожиданно. Какой-нибудь продавец мороженого, или мальчишка почтальон.

— Ты плохо знаешь меня Тирэй Корвин — у меня хватит сил бороться за место в этой семье, — произнесла я, решительно поднимаясь. Но браво вскочить у меня не вышло из-за шва, застонав, опираясь на дерево, я кое-как встала на ноги. — В такие моменты я жалею, что не согласилась на предложение Артура, избавить меня от этого. … Ты должен пойти со мной Тирэй.

— Уже разбежался, — ехидно протянул он, не шевелясь. — Зачем это?

— Мы будем искать адамантий у меня в комнате. В вещах, с которыми я вернулась из больницы.

Тихо прикрыв за нами дверь спальни, Тирэй закрыл её на ключ.

— Проблема в том, что я не знаю, что именно упаковывал Бас, он же потом и разобрал сумку. Но… — тут я запнулась, набираясь решимости сказать то что я собиралась в лицо этому мягко говоря недоброжелательному ко мне парню. — Я точно знаю, что клинок должен быть искусно спрятан в тех вещах. Они … меня об этом предупредили.

— Вот как? И ты всё время молчала? — глаза Тирэя остекленели от ненависти. Мне казалось, что ещё чуть-чуть и он придушит меня, инсценировав это под несчастный случай.

— Я … колебалась. Нет, сторону я выбрала давно — я на стороне Баса. Но не Артура. Это пытка — видеть любимого с чужим взглядом, когда он касается меня… меня просто сворачивает в узел. Артур вынудил меня усомниться, своим давлением, своей позой верховного жреца. … Но и он же открыл мне глаза. Можешь высказать мне своё презрение чуть позже. А сейчас начинай искать, потому что я не могу этого сделать, по понятным причинам.

Чертыхаясь себе под нос, и сопя от злости, Тирэй принялся переворачивать в комнате всё вверх дном. Вещей у меня было не много, но мы подумали, что Бас мог что-то случайно заложить. Тирэй проверил всё раза три, но поиски пока результатов не дали. Резкий стук в дверь заставил нас обоих вздрогнуть.

— Это дядя Эрл, и он чувствует, что мы здесь заперлись … вдвоём, — прошептал Тирэй скривившись, не спеша открывать дверь.

— Постой. Что у меня на голове? — спохватилась я.

— Это на пустой которой? Ну, волосы … торчат.

— Расчёска! Ты смотрел на неё? — мои глаза расширились от интуитивной догадки, причём я настолько была уверенна, что это ощущение меня реально испугало.

Тирэй кинулся к туалетным принадлежностям перетрушенным уже несколько раз, схватив расчёску он начал вертеть её в разные стороны, пока Эрл с той стороны продолжал стучать и трясти дверь. И вдруг издав лёгкий щелчок — ручка от расчёски отсоединилась, явив собою маленький кинжал.

— Нашли, — Тирэй вздохнул. — Ты ведь понимаешь, что мне придётся все рассказать?

— Надеюсь, ты представишь это не как принудительное изъятие?

— Чем, скажите на милость, вы тут занимались?! — взревел Эрл, когда Тирэй наконец-то таки открыл дверь.

— Уборкой, — небрежно бросил тот. — Где Артур? У меня тут для него сувенирчик имеется. Кстати, — задержавшись, Тирэй снова повернулся в мою сторону. — А почему ты позвала именно меня? Почему не дождалась Баса или не призналась самому сэру Артуру?

— Я чувствую, что ты меня ненавидишь, меня это не волнует, и поэтому мне легче сказать об этом в лицо тому, от кого знаешь чего ожидать. Сказать же об этом в лицо Басу или Артуру для меня просто невыносимо. Но мне ведь и так достанется прошедшим числом.

— Что происходит? — возмутился ничего не понимающий Эрл, переводя взгляд с меня на Тирэя.

До вечера я из комнаты больше не выходила, приученная в пансионате подогу терпеть нужду и голод. Как-то не очень хотелось получить очередную порцию упрёков в лицах обитателей этого дома. И конечно же встречаться лицом к лицу с тем, кому предназначался этот клинок.

Но утром меня ждало немое порицание на лице любимого парня, с которым он дожидался моего пробуждения:

— Скажи, за эти семь лет ты полностью растеряла доверие ко мне? Такое впечатление, что ты до сих пор живёшь воспоминанием о детской привязанности, понятия не имея, что значит любить по-настоящему в этой реальности! Переговорами со стражами, и своим умалчиванием — ты вонзила этот клинок в меня Чарли! Мир не вращается лишь вокруг твоих желаний, я не могу принадлежать тебе всецело! Тебя что действительно посещала убежденность, что ты должна хладнокровно убить Артура? Получается, всё это время ты не слышала меня?!

— Возможно, — единственное, что я с трудом выдавила, превозмогая поднимающееся во мне нечто.

Так бывало со мной и в Манакре, когда я чувствовала отчаянье и боль — я вдруг переставала контролировать себя, я крушила всё, что только попадалось мне на пути, сдирала в кровь руки, избивая кирпичные стены.

И чтобы направить эту энергию по пограничной адекватности, мне нужно было срочно занять себя механичным монотонным трудом. Обычно в таком состоянии я заставляла себя идти на кухню и делала всю работу за семерых. Так я поступила и на этот раз. Во мне разверзнулся мой личный темный смерч, я чувствовала, как отчаянье перекрывает мне кислород, и ни о чём другом в этот момент я думать уже не могла. Ни о своей любви, но об отношениях стражей и ведьмаков, ни о ранящих меня словах Баса.

Я делала всё на автомате, отмежевавшись от этой реальности, словно барахтаясь со своими демонами где-то на глубине.

Прийти в себя меня заставила дикая усталость, буквально подкосившая меня на том же месте, где я и стояла. Оглядевшись, я поняла почему у меня болят руки — от ожогов. По всей кухне, где это было только возможно — везде стояли выпеченные кексы. Они были даже у Люка в руках, который глядя на меня, лишь растерянно хлопал ресницами.

— Я съел уже восемь или десять. Эти в меня просто не влезут, — произнёс он с осторожностью. — Может, впустим и накормим остальных?

— Ты что всё это время был здесь со мной? — попыталась я скрыть от него своё смятение, хотя окружающая нас картина вряд ли могла что-то скрыть. — Люк, я тебе случайно не навредила?

— Нет, Чарли, но ты была реально пугающей. Я будто побывал на представлении. Ты заперла дверь, согнув узлом стальной половник и гаркнула на меня, чтобы я сидел тихо, пичкая меня время от времени кексами. Ты что ничего этого не помнишь? — худощавый кузен Баса, которому едва исполнилось семнадцать, явно находил мой заскок забавным.

— Нет, не помню. И по правде мне хочется провалиться сквозь землю. Ты случайно не знаешь такого заклинания?

— Если бы даже и знал, оно вряд ли на тебя подействовало. Отец велел мне присматривать за тобой, мол это не проявление способностей стража, а обыкновенный психический припадок.

— О, мне стало гораздо легче, — съязвила я, подойдя к двери, в попытке разогнуть железку. Не вышло. Видно в подобном припадке меня даже в клетку не запрёшь. — Ты там что-то говорил на счёт впустить остальных?

Даже не хотелось задумываться, как это получилось у Корвинов, но стальной узел вмиг распутался, и дверь отворилась сама собой. А за ней вся семья во всей красе и в полном сборе. Эрл, Габби, Марта, Тирэй и … сегодня это Бас.

Только к этому времени моё смятение улеглось, и я включила резкость, как защитный панцирь:

— Приятного аппетита всем вам! Можете выставить мне счёт за растрату продуктов и причинённый ущерб. Я сообщу, в какой гостинице я остановилась!

— Отлично, давай раскачивать лодку и дальше, кидаясь из крайности в крайность! — воскликнул Бас, преграждая мне дорогу. — Я не говорил, что хочу, чтобы ты ушла Чарли!