На первый взгляд могло показаться, что корпорация — просто фальшивое название монархии, но это лишь на первый взгляд. Хотя дом Карапетянов и стоял у истоков «Нерушимости», являясь когда-то её главной основой, но теперь это была скорее не ведущая сила, а центр взаимопересечения сил, во многом символический. В корпорации присутствовало несколько других, не менее (а в чём-то и более) сильных кланов, и ещё поэтому Великий Регент не желал, чтобы употребляли его имя — ведь имя включало в себя и фамилию клана. Если бы стало известно имя того, кто правит корпорацией, то все остальные кланы решили бы, что их поставили в униженное положение. В таком случае самая главная ценность корпорации, отраженная в названии — её нерушимость — была бы поставлена под угрозу. Этого Великий Регент, разумеется, допустить не мог.

Великий Регент не только не называл своего имени, но и скрывал своё лицо. То лицо, которое он носил, изменялось каждую минуту прямо на глазах — специальная нейросеть проецировала искажения истинного облика Великого так, чтобы этот истинный облик оставался скрытым. При всём этом, несмотря на эту смену масок, все точно знали, что перед ними — Великий Регент — неизменными оставался голос (также измененный, но однократно) и общие паттерны поведения.

Собрание глав кланов проходило в Резиденции Дубовых Листьев — изысканном деревянном дворце на острове посреди горного озера, вокруг которого кольцом раскинулась Цитадель Нерушимости. Это поэтическое название дал резиденции Жан Карапетян Второй незадолго до ухода из мира — он любил медитировать, смотря как медленно кружатся листья, опадающие осенью с растущих здесь вековых дубов.

Присутствовали все семеро — Джон Шин, Степан Вейшторт, Стефан Урняж-Палич, Акиф Шульц, Пенг Гуанли, Рамон Рамиро и единственная женщина — Кацуми Иванофф.

Как раз старуха Кацуми в этот самый момент пыталась убедить собравшихся, что дух бригадного генерала Ковальчика нужно как можно скорее уничтожить.

— Ковальчик, как бы он там теперь не назывался, должен быть уничтожен!

— Не забывайте, милая Кацуми, это всего лишь ребёнок, — парировал Великий Регент, — вы должно быть не любите детей, но я, как воспитатель наследника, каждый день вижу непосредственность и чистоту, присущие этому возрасту… и я не могу даже допустить мысли об уничтожении Олела. Тем более, это прямо запрещено Соглашением.

— Ха, Соглашение! Когда это оно вас останавливало? — старуха явно разбушевалась — Это не «всего лишь ребёнок»! Это ребёнок у которого личность опасного врага.

— Подавленная и нейтрализованная. Со стёртыми воспоминаниями! — вступил в беседу Рамиро, которому, по слухам, через подставных лиц принадлежала некоторая доля в «Прорыве», а именно в подразделении, занимающимся транспонированием.

— Похоже, что кто-то не слишком старался их стереть! — не унималась Кацуми.

— На что это Вы намекаете? — вскипел Рамиро. Похоже, намечалась зрелищная стычка.

— Господа, остыньте! Вы оба известны своей эмоциональностью. А мы тут говорим о вещах серьёзных. — Акиф Шульц, отдаленный потомок восточных султанов и западных ростовщиков, захлопал в ладоши, чтобы переключить внимание спорящих.

— Ну не всем же быть такими сдержанными, как господин Шульц — ухмыльнулась Кацуми, — у некоторых ещё до сих пор сохранились чувства.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, госпожа Иванофф, — Акиф Шульц склонился в лёгком поклоне, как бы демонстрируя своё почтение к экстравагантной даме, — кстати у вас сегодня чудесное колье. Очень изысканно!

Польщённая таким дешёвым, но эффективным трюком, Кацуми притихла.

Слово взял Пенг Гуанли, низенький и узкоглазый.

— Мне кажется, наш пациент начинает вести не запланированную игру. Пока он этого не осознаёт. Но у нас могут возникнуть проблемы. Я более чем уверен, что все эти обьяснения про исцеление генерала Ковальчика от психоза — исключительная лапша, навешиваемая нам на уши «Прорывом» в целом и лично Штормом. Они наверняка просто готовят бомбу замедленного действия.

Великий Регент обвёл взглядом остальных присутствующих.

— Ну, а что скажут господа Степан и Стефан?

Степан Вейшторт кивнул Стефану Урняж-Паличу:

— Пожалуй, я выскажу своё мнение, если господин Урняж-Палич не желает выступить первым.

— Нет-нет, я радостно предоставляю вам эту чудесную возможность, господин Степан. Тем более что мы уже обсуждали с Вами эту тему, и наши взгляды во многом совпадают.

Степан Вайшрот, долговязый, немного нервный, одетый с иголочки старик, был полной противоположностью пышному и умильному Урняж-Паличу, средних лет здоровяку заявившемуся на встречу прямо с пляжа, в шортах и майке. Тем не менее, их кланы были очень близки друг к другу и за счёт браков, и духовно, и все уже обсуждали, когда они сольются в единое целое, и гадали, чьё имя примет объединенный клан.

— Итак, я с вашего позволения начну, — Вайшрот щелчком пальцев вызвал голограмму Дальней Земли, — Этот мир уже давно стал автономным. Себе на уме, скажем так. И я хочу напомнить, господа, откуда пошла вся эта свистопляска. Всё началось в один не самый прекрасный момент, когда с рудника сбежало несколько рабочих. Ума не приложу, что перемкнуло у них в голове. Пайка была вполне достойная. Смертность и увечья на работах — ничуть не больше, чем обычно.

— Мы читали историю, господин Вайшрот, — прошипел молчавший до этого Джон Шин, известный своей горячей неприязнью и к Степану, и к Стефану, — не хотелось бы тратить наше время на повторение азбучных истин.

Старик будто бы не обратил никакого внимания на эту хамскую реплику, но его нижнее веко предательски дёрнулось. Он продолжил.

— Каковы бы ни были причины побега, важны не они, а результаты. Собственно, побег стал возможен только оттого, что как раз тогда на гоблинов-охранников наши милые конкуренты напустили мор. Помните, конечно, эту эпидемию? Которая выкосила всю расу гоблинов. Ни одного не осталось. Полное тотальное уничтожение. Если не считать какого-то количества их генов, растворившихся в гномах. Вы-то точно помните, господин Шин, правда?

Шин скривился, словно откусил лимон вместо яблока:

— Ваши безумные теории оставьте при себе. Представить только — гномы плод порочной любви гоблинов с эльфами!

— А что тут такого странного? — Степан Вайшрот вызвал несколько голограмм, чтобы проиллюстрировать вид исчезнувших рас, — Гномы согрешили вовсе не с теми эльфами, которые сегодня прислуживают людям. Старые эльфы были высокими и гордыми созданиями, и размах крыльев у них был не чета сегодняшним карликам. Во всех смыслах. Да и гномы были не те что сейчас.

— Ну а что ж тогда, раз они такие прекрасные, совершенномудрые, и так далее и так далее — что же тогда они так выродились? — Шин не сдавался.

Настала пора вмешаться Великому Регенту.

— Господа, мы сильно отклоняемся от темы. Лорд Вайшрот, что вы хотели сказать по существу?

— А по существу рабочие рудников быстро сообразили, что варево, которым их потчуют, они вполне могут варить и сами. Для этого им достаточно было выловить первую рыбу и запечь её на углях.

— Но откуда у них всплыли эти умения? — перебил Степана Стефан, — Ведь личность…

— Да-да. Была подавлена, нейтрализована, а воспоминания стёрты. Какие знакомые слова! Не подскажете, где я их уже слышала? — Кацуми Иванофф словно бы ждала этого момента. Казалось, настал её звёздный час, но Вайшрот не дал перехватить инициативу.

— Именно, госпожа Иванофф! В них активировалось то, что казалось бы, должно было быть полностью, тотально стёрто. И это привело к тому, к чему привело. Отсюда вопрос — а не может ли дух генерала очнутся в теле и в личности мальчика? Не утруждайтесь, я отвечу — безусловно может. Но означает ли это, что мы должны озаботиться его уничтожением?

— Конечно означает, — Кацуми фыркнула — а как ещё вы справитесь с проблемой?

— Смею вам напомнить, госпожа Иванофф, что рабочие продолжают поставлять нам ресуры. Правда, несколько в ином качестве и иных декорациях, но количество и качество продукта не пострадали.