— Выметайся, — сказал Хлам. — Свадьба вернулась.

Жених поправил повязку, униженно втянул голову в плечи — раньше за ним такого не водилось — и затрусил в своё хозяйство.

В амбаре показался манекен.

Во дворе раздался топот свадьбы. Процессия, смешавшись, встала.

— Это кто? — поинтересовался Кредо в маске фермера, слегка асимметричной после стычки с Гибридом.

— Жених, — услужливо подсказал Опыт.

— О!

Брови у маски взлетели вверх.

— Как? Ещё один? Схватить его! — И Кредо выбросил руку в перчатке вперёд.

Меня вдруг охватил азарт, как в детстве.

Свадьба стала меня ловить, но от кукол легко было увернуться, а то и просто оттолкнуть.

Фермер с предельным возмущением смотрел за нашей беготней.

— Эй, вы, сморчки! — послышался не менее зычный голос. На гребне стены, широко расставив ноги, красовался Гибрид.

— За стол и его! — приказал Кредо.

— Не смей! — раздался голос Топ. Она встала рядом со мной.

Маска исказилась.

— Отправляйся к жениху, — сказал Кредо как можно строже, но неуверенно.

— Куда, в подвал? — спросила Топ.

Из-за угла ковылял Абсурд с лопатой на плече. С другой стороны пробирался Корка в позе борца.

— Ты могла уйти. А я обещал Хламу, что свадьба состоится. Мне без него не обойтись.

Корка бросился на меня, и мы вкатились в пустой автобус.

Мы с Топ и Кредо выехали из оврага.

— Я держался, сколько мог.

— Какие вы молодцы! — сказала Топ. Она обняла меня. — Ты и Гибрид.

— Ты забыла своего поклонника.

— Хлам!

Автобус стал. Мотор заглох. Ворота были близко. Быстро темнело.

Топ захотела пить. Я спустился к ручью, образованному новым рельефом местности.

Недоверчивое вещество, у, какое сердитое! Не получилось по-твоему, прильнула Топ, живая душа, ко мне.

И чего тебе надо от меня, от всех нас, живых людей? Мы — это не ты, хоть ты в нас и двигаешься, неизменно.

Так кто же кем управляет — ты, масса, или тобой нечто легкое, как дыхание. Чего же тебе так плохо?

Почему тебе, миру, так плохо без меня? Что тебе в моей душе? В моем настроении.

Тебя не тронь, а обо мне позаботиться — всегда, пожалуйста.

Когда я поднялся, автобуса не было. Караул у ворот отсутствовал.

Я пришел домой. Темно и тревожно было в саду. Окно в комнату было открыто. За столом кто-то сидел в свадебном костюме. Мне стало не по себе.

За столом находился я сам. Я не знал, как мне быть. Может, мне стоит удалиться? Раз я уже дома. Но в это время голос матери за дверью спросил:

— Ты еще не спишь?

Жених молчал, и я сказал:

— Нет еще.

— А что у тебя с голосом? Какой-то неестественный. Ты что, охрип?

— Нет, ничего.

— Можно к тебе?

— Я сейчас сам выйду.

Мать сидела в гостиной в кресле. В руках у нее лежал закрытый журнал. Меня она не замечала. Все в доме было, как обычно. Вся мебель, будто ее никто не уносил.

Хорошо, подумал я. Что плохого, что в доме мать. Ничего. Она исчезла, я это знаю. Но вот она сидит, правда, не замечает меня.

Ничего. Заметит еще. Пусть пока просто сидит, как обычно, как раньше.

Зазвонил телефон, стоящий на своем прежнем месте, и я сам вышел из своей комнаты, выслушал поздравления, ответил, разбуженная звонком, появилась Ореол в пижаме, заспанная, мимоходом, по пути в ванную, коснулась меня рукой, и я был заворожен всем этим представлением.

— Да! — сказала мать. — К тебе приходил Лагуна.

— И что… ты сказала ему?

— Я сказала ему, что ты выйдешь после свадьбы.

Я подумал, что мать должна была позвать Лагуну на банкет. Правда, она не всегда это делала. Могла и забыть.

Я перелез через забор и забрался в комнату Корки. По приставленной лестнице. Вспыхнул свет ночника, к которому тянулась рука девушки, спящей на тахте Корки. Любопытство у неё победило первоначальный испуг, и она уселась, завернувшись в простыню.

Да, Дар скорее удивилась появлению незнакомого парня у нее, гостьи Корки, видимо, находясь в некотором ожидании, что ее заметят, не могут не заметить, невозможно не обратить внимание на ее яркие, сочные губы, на удлиненные серые глаза с прищуром.

Я развернулся к окну, и она разочарованно потушила свет.

Городок будто спал. В нем никого не осталось. Совсем мало было огней.

Пустовали целые кварталы, не работали кафе, гасли вывески новоявленных фирм.

Кабак на холме был освещен, как взлетная площадка. Он привлекал внимание.

Я ожидал встретить веселящуюся толпу, но изнутри не доносилось ни звука. Я поднялся по скрипящей лестнице.

Сначала я увидел знакомую коротко стриженую голову, потом нестандартное туловище и, наконец, всего Шедевра, сидящего за столиком, как за блюдцем, в полном одиночестве, неподвижно, как монумент.

— Я выбрался.

— Ты очень сильный.

— Я? — Шедевр усмехнулся. — Я стал сильным, когда почувствовал себя слабым. Не как все. Отделился от всех. А я надеялся встретить вас тут, — неожиданно закончил он.

— Все ушли в трущобы.

— Вот как? Всем захотелось найти шоу…

— Все решили, что с куклами можно стать другими.

— С куклами самому можно стать куклой, — назидательно сказал Шедевр. Он как будто приуменьшился. — Но если искусно исполнить все внешние признаки, то не все ли равно? Сначала моя машина продолжила — изобразила — движение без топлива: мне очень хотелось дотянуть домой. Часы без механизма стали показывать время, работал неисправный телевизор, вода кипела, но горячей при этом не была. Оказалось возможным скопировать любое явление и как механизм. Содержимое стало текучим, удобным. Моделирование всех привлекает более всего. Это удобно. Всем нужна модель удобного мира. Вещество в большом городе, не терпящего дефектов, стало следовать одной лишь видимости, Что я наделал, с ужасом подумал я. Куклы стали возникать в гуще людей, беспомощные, никому не нужные в рациональном мире, и я решил спрятать их. В самом глухом месте. В изъяне их никто не должен был больше беспокоить…

Я присмотрелся к Шедевру. Совсем он не был похож на идола. Обычный молодой человек, худощавый, в добротном сером костюме. Круглые очки, которых раньше не было, придавали ему сугубо интеллигентный вид.

Преуспевающий ученый, может, предприниматель. Спокойный, расслабленный, он подливал себе что-то некрепкое. Прошлое его вроде и не интересовало, да и настоящее, похоже, тоже.

Он ни о чём не спрашивал. Не задал ни одного вопроса и уехал в ночь на открытом автомобиле, таком же огромном, как и он сам.

Нас многое связывало. Хорошо, что он объявился, подумал я. А ведь он хотел увидеть всех нас прежних. Потому и молчал.

В эту пору городок показался ещё более безлюдным.

Один Кредо не спал. Он по-прежнему молодо суетился на кухне, в переднике. Он приложил палец ко рту.

— Топ спит. Она очень устала.

— Да?

И я опустился на стул.

— Представляешь, я сам вел целый автобус. Эх, видела бы меня моя семья.

Из комнаты показалась Топ.

— Тебя так долго не было. Я так испугалась. Кредо отправился искать меня в трущобы. Мы встретились на ферме. Кредо попросил вина. Я спустилась в подвал. Хлам меня сопровождал. С кувшином. А там Гибрид. Этим кувшином и дал ветреному Хламу по лбу. Кто так делает? Кредо пытался это Гибриду объяснить, целый день бегая за ученым по лесу.

Я огляделся.

— Кредо, откуда у тебя эта мебель?

— А-а? Ты заметил?

— Конечно. Это же моя мебель.

— Я привёз её со свалки, — с некоторой обидой сказал Кредо. — Караул помог. Как твоя?

Топ кусала губы, чтобы не рассмеяться.

— Да нет, знаешь ли. Похожа.

— А то я решил начать новую жизнь. Стать стопроцентно прежним. Когда расставил весь этот гарнитур. Я сразу вспомнил, каким я был раньше. И мебель у меня была не хуже этой. Точно, не твоя?

— Показалось.

— Здесь был мэр, — торжественно сказал Кредо. — Он пришёл посоветоваться со мной. Ему нужен надёжный человек. Свой. Коренной. Я ему рекомендовал тебя.