Топ сияющими глазами посмотрела на меня.

— Теперь я буду спокойна за тебя в столице.

— В столице?

— Я приезжала на каникулы. Отлично отдохнула. Страху нагнала! А ты наконец-то будешь при деле. Как все. Я так рада!

С Ореол пришлось объясняться. Она ничего не понимала. Она долго стояла на вокзале.

С выставки вышла очень задумчивая. Кривляка превратилась в тихую, приветливую девушку.

Мать в столице нашла очень подходящую партию. Очень выгодную. Сестра приехала посоветоваться со мной насчет и своего предстоящего замужества. В столице у нее был жених. Коммерсант. Торговец недвижимостью. Старше ее. Я сказал, чтобы они приезжали вместе, сходим на рыбалку. Сестра согласилась. Но до самого отъезда у нее проскальзывало недоумение при виде пустых комнат.

Мэр не спешил встречаться со мной. Он вообще нигде не показывался.

Ядро, прошатавшись по злачным местам, не успел попасть в развал и был страшно раздосадован.

Постепенно горожане возвращались из трущоб, недовольные, многие заблудились, никаких кукол не видели. Но у некоторых был ошеломленный вид.

Караул пропал. Поиски ничего не дали.

Вечером я окинул взглядом глухую, пустынную местность. Как будто ничего и не было там.

Луна скользила в облаках.

Дверь в лавку антиквара едва держалась на ржавых петлях. И это рядом с нашим отелем. Из люка в тротуаре показалась рука с гаечным ключом, затем по пояс высунулся в грязном комбинезоне Ядро.

— Не отлынивай, — строго сказал он ожидавшему с инструментами напарнику Панике. — Я отдуваться за вас, бездельников, не намерен.

Работу проверял Корка. Его было не узнать — важный, надутый, как индюк. Он запугал всех своих рабочих.

— Шабаш, — сказал Ядро, отирая руки ветошью, услужливо поданной ему Кошмаром.

Паника с облегчением вздохнул и с благодарностью глянул на меня, чьё появление он связал с окончанием не на шутку затянувшегося рабочего дня.

Все впряглись в каждодневную трудовую деятельность, тянули лямку в разных сферах.

За деревенскими лежебоками закрепилась слава мыслителей, за городскими лодырями — пахарей.

Лагуна запыхался, запасаясь. Вагончик тронулся к трущобам, где располагался новый музей.

— Вы находитесь в ангаре, который можно смело называть музеем под открытым небом. Все, как в природе. Здорово, да? Стихийного бедствия не обещаем, но метеоритик-другой проскочит, не пугайтесь яркости, и комет зависнет парочка…

— Какой похожий огонь, — сказал Корка.

— Ага, заметили? Такое вот аномальное явление. Остался здесь, мы его лишь декоративно обрамили. Огонь горит без топлива только на моей памяти… — Тут гид Азарт задумался, припоминая.

— Люкс, — сказал Корка, наводя объектив.

— Ну-ка, — Лагуна встал рядом с костром, — отобрази меня.

— Не стоит, — снисходительно сказал Азарт. — Фотографии получаются неточными.

— Расплывчатыми?

— Просто могут не соответствовать. Так, во всяком случае, покажется. Здесь многие явления проявляют себя достоверно в связи с изъяном. Притягательное, не скрою, место. Все показное здесь удается, как нельзя лучше. Но все — дутые величины. И с аппаратами здесь надо осторожнее. Их свойства, в жизни ни к чему не обязывающие, здесь как бы фокусируются. Дети, отойдите от костра.

Но было поздно. Костер стал уменьшаться в размерах, будто сокращался. Огонь, казавшийся бессмертным, угас.

Мы направились к Хламу. Он чувствовал себя виноватым и всех нас звал к себе.

Он строил дом, а в минуты отдыха чаевничал на недостроенном верхнем этаже.

— Вот ты все хочешь, чтобы все было начистоту, — обратился он ко мне. — А может, все же можно что-то скрывать? Хоть что-то. Мысли свои. А? Согласен, они у меня не самые лучшие. Но мои. Вот вы меня недолюбливаете. Конечно, у меня все есть. Но я много работаю. Когда ты работаешь, возникает обида на всех, требование не только материального поощрения, но и морального одобрения, чего совершенно не наблюдается. Может, все дурное в прошлом, — с обидой сказал Хлам. — Много вы знаете, единомышленники. Вы ничего обо мне не знаете. Я не показываю своих чувств, сам тружусь. А у меня, если хотите знать, хорошего бывает побольше вашего, вот так! Вы же все живете на этом, как его… эвристическом подходе. А я все обосновываю, считаю.

— Сходится? — спросил Витамин.

— Не всегда.

— А ты прикидывай.

— Это как?

— Чутье у тебя же есть?

— Нюх-то? Еще бы. Каждому бы такой.

— Ну вот.

— Но ненадежное оно, — сказал Хлам. — Все легких путей ищете. Прошлым пробавляетесь.

— Не бери в голову, — сказал Витамин. — Не так уж это и важно.

— Прошлое имеет значение, — веско произнес Хлам. — Ого-го! История! — Он значительно поднял толстый палец. — Связь времен. Как безделица в лавке антиквара. Обычный мусор. С помойки нанес старьевщик Престиж. Но слой за слоем, знание за знанием, отпечаток за отпечатком — и вот тебе ценность! На пустой связи…

— Связь? — вскинул голову Ядро.

— Вот Ядро, — сказал Хлам, посверкивая глазками из-за кустистых бровей. — Все знают, как спортивен он был. А на самом-то деле, теперь, — продолжил он тоном пониже, — может, любой с ним справится.

— Да, да, — грустно подхватил Ядро. — Что? — встрепенулся он.

— Прошлое, — заключил Хлам. — Вот оно где у меня! — И он с трудом постукал себя по мясистому загривку. — Я бы без него дел понаделал… Если бы не знать, кто есть кто.

Раньше, подумал я, это, наоборот, ему помогало.

Никто не помнил про модель. Или старательно делали вид, что ничего не было. Все собирались вместе, и друзья, и бывшие враги.

А недавно приезжала погостить сестра с мужем. Я полагал, что они останутся насовсем.

Ореол тянулась домой, но Вариант критически отнесся к провинции. Недвижимость здесь, по его мнению, оставляла желать лучшего.

Даже отель им не был оценен по достоинству, и к рыбалке он оказался совершенно не приспособлен, а одна рыбина покрупнее его попросту напугала.

Бывает и так, подумал я. Не то, чтобы в большом городе живая природа была совсем в диковинку. Варианта удивило то, что рыба, блестящая, обтекаемая, была, как часть воды, из которой ее вытащили. Олицетворяла оригинал.

Ночью меня ожидала встреча в старом музее.

Феномен показался в дверях.

Я отдернул небольшую ширму. Но, перед тем как сгрести и переправить в сумку монеты, броши и разную кухонную мелочь, Феномен в восхищении пошевелил бровями.

— Вот тебе и антиквариат.

— Руку не задерживай, — сказал я.

— Как это происходит? — спросил Феномен, отдергивая руку от наклоненного стенда.

— Не знаю.

— А еще можно принести? Я так взял, наугад, что попало из буфета. Приобрету в магазине новое.

— Сколько угодно.

— А что может статься с рукой? Состарится?

— Не состарится. Но покажется.

Феномен покрутил головой, уперев руки в колени, приоткрыв пухлый рот.

— Ты из столицы?

— Да. На попутке добрался. С трассы пешком.

— Через трущобы?

— Ага. Все по сторонам озирался. Никто не помнит про модели.

— Никто, — подтвердил я.

— Может, все скрывают?

— Было бы заметно. — Сказав это, я подумал, что последнее, конечно, еще неизвестно.

Феномен был не один, с товарищем, до сих пор торчащим в других залах.

— Это Сорняк, — сказал Феномен. — Он из нашего театра.

Это прозвучало как-то двусмысленно. Сорняк важно засунул оттопыренные большие пальцы за жилетку.

— Музей, понятно. Даже сигнализации нет.

— А зачем? — сказал я. — Тут и днем-то никто не бывает. — Меня Сорняк не узнавал, я пока и не стал настаивать на этом. — Старый музей. Совсем старый. Про него все и забыли.

— Ну, Феномен мне кое-что поведал, — со значением сказал Сорняк.

Феномен смущенно кашлянул.

— Лишнего не наболтал, — сказал он.

— А что лишнего болтать? Все и так понятно. Проще простого. Обычные экспонаты. Ничего, добротные.

Спасибо, оценил, подумал я. Своё. Сорняк был личностью известной. Высшей добродетелью он полагал практические навыки. Их у него было не сосчитать.