— Да уж, — пробурчал толстяк. — Застряли бы в трущобах, чего хорошего…

Штамп ожил, увидев новых клиентов.

— Отдыхаете? — спросил Корка доброжелательно.

— Отдыхаем, — сказал толстяк слегка раздражённо.

— Если бы не вечная спешка, может, и отдохнули бы, — сказал водитель.

Третий мужчина сказал:

— Машину так оставили?

— А что с ней станется? — сказал водитель. — Здесь сейчас ни души.

— Я схожу, посмотрю, — сказал третий мужчина.

Толстяк с одутловатым лицом покрутил бутылку короткими пальцами, хмыкнул.

— У вас хороший выбор. Но цена… — А, скажите… — Толстяк наклонился и что-то тихо доспросил.

— К сожалению, нет.

Скрывая неловкость, толстяк огляделся, залпом допил свой стакан и налил ещё.

— Эх, — сказал водитель, — мне больше стакана никак нельзя.

— Что ж делать, — равнодушно сказал толстяк.

— Потерплю, — сказал водитель. Он пил свой стакан медленно и обделенно обтирал усы.

Вернулся третий мужчина, ничего не говоря, стал около стойки, глядя на этикетки.

— Как, не угнали машину? — спросил его водитель.

— Нет, не угнали, — сказал третий мужчина. — Глянь-ка, — сказал он женщине. — Твоё любимое. Ты, помнится, везде искала.

— Где, где? — сказала женщина, подходя к стойке, осторожно ступая. — Ты прав, — сказала она, прищуриваясь и поправляя волосы.

— Вам уложить? — Штамп был польщён.

— Да, будьте так добры… — сказала женщина. — Сколько возьмём?

— Бери побольше, — великодушно сказал толстяк. Видимо, за Студией оставалось последнее слово в такого рода делах.

— Что, стоящий напиток? — заинтересованно спросил Корка, придвинувшись поближе и взяв одну из бутылок, которые ставил рядышком Штамп.

— Гармония от него без ума, — сказал толстяк, засмеявшись. — Признаться, мне он тоже нравится. Рекомендую, бальзам. И как по заказу.

— Надо будет взять, — сказал Корка, обернувшись к Фату, развлекавшему девушек сентенциями.

— Возьмём, — коротко сказал Фат, отвлекаясь.

— Не мешай, — сказали девушки. — Продолжай, Фат.

— Ты приготовь ящичек, — сказал Корка Штампу. — Я никогда не проигрываю. Усвоил?

Женщина взяла бутылку в руки, не зная, что с ней делать, и передала толстяку, тот взял и тоже, не зная, что с ней делать, огляделся и поставил обратно.

— Пускай постоят пока, — сказал он.

— Подвиньтесь, пожалуйста, — попросила женщина Корку.

— Да, да, пожалуйста, — сказал он, отодвигаясь. — Буду пить, когда будет особенно жарко. У меня дома лёд хороший, знаешь ли, — сказал он Штампу, и тот кивнул, потом посмотрел поверх плеча беспроигрышного Корки и изменился в лице.

Корка стоял спиной к выходу и не видел, как в двери появился Опыт, в опущенной по шву руке он держал, не таясь, большой водяной пистолет.

Уродец процедил сквозь зубы «Вот он», отскочил и разборчиво упёрся спиной в дверь, присев, выбросил вперёд сцепленные вместе обе руки с зажатым в них пистолетом. Выстрелов слышно не было, были только лёгкие осечки, и толстяк проворно прыгнул на пол, Фат с девушками завизжали дико и страшно в один голос, а все остальные судорожно задёргались.

Капли летели веером с неимоверной скоростью с тонким высоким звоном одна за другой, и всех повыбрасывало на стойку, и несколько капель ударили в Штампа, в его белую куртку, и в тех местах она была порванная и красная, и женщина хрипела и билась на полу всем телом, водитель, извиваясь, быстро отползал в сторону, стойка была вся забрызгана косыми красными полосами, а Корка, неестественно вывернувшись, уже неподвижно лежал на спине, глядя вверх, на потолок, подломив под себя руку, и туловище у него было сплошь во вздутых дырах.

Я крепко держал Топ, белую, как мел, потом рванулся к стойке, она, вцепившись в меня, тонко завизжала, и я потащил её, взмахивая от усилия руками, а она визжала мне в самое ухо, и я совсем оглох, и безумными глазами смотрел вперёд.

Над побережьем пронёсся ураган. Пляжи опустели. Туристы отсиживались в полумраке баров. Их становилось всё больше, и в массовых вечерних гуляниях проглядывала атмосфера праздника.

Мы сидели за столом в гостиной.

— Поешь, — сказала мама.

— Не хочется, — сказал я.

В комнате стояла полутьма. Я с безразличием смотрел на стол.

— Опять задумался? — спросила мать.

Она посмотрела на мою тарелку, затем перевела страдальческий взгляд на меня.

Я ушёл в свою комнату и улёгся. Врач заявил, что, по всей видимости, у меня шок. Ничего особенного, добавил он. Вы знаете, он так переживает, сказала мать. Конечно, сказал доктор, разводя руками, всё понятно. Такой случай. Что же можно посоветовать? Не надо ему никак напоминать о случившемся.

Можно ли ему гулять? Пусть гуляет. Вот спасибо тебе, док, растроганно подумал я, гулять разрешил.

Меня разбудила мать.

— Почта пришла. Тебе письмо. От Шедевра. Вот оно. Интересно, что он пишет? — Мать, как и все, очень уважала Шедевра.

«Пик! Не вешай нос. Роза расстроена. Ей предложили новую роль, и она отказалась. Впрочем, что я тебе говорю о ней. Я хотел о другом. Думаю, ты приедешь в столицу. Это город больших возможностей. В общем, если что, дай знать. Буду ждать. Шедевр».

Без адреса. Совсем короткое письмо.

Мне оно показалось странным.

— Фат выздоравливает, — сообщила мне Ореол за ужином.

— Да? — сказал я. — А одежду ему высушили?

— Какую одежду? — сказала Ореол тоном знатока, целя вилкой в дальнее блюдо. — Испачкались все.

— Почистят, — сказал я. — Будут лучше прежних.

После ужина я вышел к калитке. Сор тёрся рядом. Вокруг пышно расцветали на клумбах цветы. Я колебался, не зная, пойти погулять или продолжить сон. Я выбрал последнее, и Сор с сожалением проводил меня до дома. Он очень любил гулять. Он всю ночь безмолвно шатался по саду, но всегда засыпал под моим окном.

Утром, перенося ногу через подоконник, я чуть не наступил на него, он мгновенно проснулся и, даже не успев проснуться, уже отскочил.

— Фу ты, чудище! — сказал я, испугавшись. — Вот бы я на тебя наступил…

А Сор уже улыбался, и хвост нарядно трепетал, как пойманная бабочка. Он был удивлён, что я так рано проснулся.

Было очень рано, но светло, как днём, только воздух был свежим и прозрачным, и листва замерла неподвижно.

В этот час океан был очень светлым. Я брёл по влажной полосе пляжа, оставляя на ней неглубокие следы, которые оплывали под плоскими набегающими волнами. Поверхность океана была ровной, и солнце ещё не появилось.

Я шёл вдоль берега и смотрел под ноги. Внизу скользил песок, это действовало завораживающе.

Я поднял голову и стал смотреть вдаль.

Я долго смотрел на штиль, на высунувшееся солнце, розовый путь от которого тут же добежал до берега. Вокруг не было ни души.

Я направился в город. Всё ещё спало. Туристы, легко одетые, шли к пляжу по гладким камням мостовой. Они улыбались на солнце. Сора неодолимо влекло к незнакомым запахам, и он неизменно коротким движением приближал свою серьёзную морду к шагающим ногам.

Мужчины взирали сквозь фантом, а девушки говорили «ой!» и оглядывались через плечо с улыбкой.

Я наткнулся на взгляд, наставленный на меня, как указательный палец. Взгляд принадлежал Фату, сидевшему за пустым столиком в тени под навесом.

Я подошёл и протянул ему руку. Он осторожно пожал её. Он был немного пьян.

Он сообщил, что это первый день, когда он относительно трезв.

— Не ожидал тебя встретить, — сказал он. — Ты как?

— Нормально. А ты?

У домашнего Фата был неплохой вид, но он счёл нужным изобразить вымученную улыбку на пухлом грушевидном личике. Перед ним стоял графинчик. Костюм болтался на его дряхлом теле.

— Так… Ага. — Он увидел наполненную рюмку. Раб своих страстей выпил, не морщась, и со стуком поставил её на стол.

— Я, в общем, ничего, — сказал он. — А ты?

— Тоже.

Фат кивнул.