Откуда, подумал я, этот упорный слух, что в трущобах что-то есть?

Мы вместе с Витамином приблизились к одиноко ожидающей Дар, и Витамин, сияя улыбкой, сказал:

— Я должен вас покинуть. Момент! Вы мне кого-то напоминаете.

Дар улыбнулась и посмотрела на меня. Витамин удалился стремительной походкой.

Баловень судьбы был неотразим. Все смотрели на него.

— Вижу, он тебе понравился, — сказал я Дар.

Она быстро повернула голову.

— Очаровательный мальчик.

— Вот-вот.

У стойки оставался только Кредо. Ему было не по себе. Утратил стимул.

Откуда-то появился Фат.

— Пик, говорят, у тебя дома великолепный шабаш. Ты знал об этом? Идём к тебе.

— Нет, — сказал я. — Вы идите. А мы погуляем. Верно, Дар?

Она пожала плечами, за которые я её держал, и улыбнулась.

— А мы наведаемся. Потребим, — сказал Фат. — Нам, как Витамину, регулярная сладкая жизнь не по карману. Надеюсь, нас не прогонят.

— Тебя прогонишь…

Мы с Дар пошли по пустынной улице. С океана дул широкий свободный ветер. Небо, огромное и чёрное, было усыпано яркими звёздами. Ветер шевелил всю зелень вокруг, и она монотонно шумела.

Дар подняла голову и смотрела прямо вверх. Голова у неё закружилась, она покачнулась, и я удержал её, притянул к себе и поцеловал. Она ответила на поцелуй, выпрямившись, и мы обнялись. Дар задвигалась, выгибаясь, откидывая голову, заставляя меня тянуться к ней. Я чувствовал, какой у неё упругий рот, и какие умелые руки, которые вроде бы ничего не делали, а только иногда отводили вовремя тонкими пальцами мои руки.

Я почувствовал себя неуправляемым снарядом в её руках, но я уже плохо владел собой, и не хотел владеть собой. Я не хотел владеть собой.

В темноте ничего нельзя было разглядеть.

— Успокойся, — прошептала Дар. — Попробуй успокоиться. Деловитость этой фразы удивила меня, и я чуть не засмеялся.

— Ты мне ужасно нравишься, — горячо зашептал я.

Дар коротко рассмеялась. Я вспомнил, как она лежала в полуденный зной в прохладной комнате на диванчике и поигрывала ножкой и кусала яблоко.

— Успокойся! — почти строго прошептала Дар и вдруг, поддавшись сама порыву, обхватила руками мой затылок, и потянулись продолжительные поцелуи. Я чувствовал, какое у неё сильное тело, с очень тонкой талией.

Необъяснимым образом мы зашли в какой-то переулок. Я хорошо знал это место.

Здесь проходит мощёная дорога с крутым поворотом, а дома вплотную к ней аккуратные, чистенькие, крыши уложены из красной, радующей глаз, черепицы.

Небольшая аллея, окружённая густой зеленью, ведёт к старому, светлому даже ночью, казино, вокруг которого сохранилась ограда из крупных белых глыб, и росли длинные пальмы с жидкими листьями.

Ночью сквозь ажурные скелеты этих длинных широких листьев видны звёзды, и только когда ветер раскачивает стволы, листья опахалами то закрывают, то открывают сверкающие россыпи звёзд.

Перед чернеющим входом в древнее казино распластались широкие ступени. Мы не стали заходить внутрь. Мы могли просто споткнуться на ступенях и не понять, что случилось.

Мы упали в густую траву и медленно катались по ней, приминая её. Трава вокруг была длинной и мягкой, и легко сминалась, не выпрямляясь. Мы расслабленно лежали на ней, глядя в небо. Верх у казино был зубчатый, и зубцы были неровные, будто подпиленные.

Верхушки пальм были выше этих зубьев. Вокруг всё спало. Отсюда ничего не было видно, только чернильно-чёрный вход и рельефно обработанные каменные колонны, отстоящие друг от друга. Волосы Дар касались моей щеки. Мы молчали. Я прошептал:

— Пойдём?

— Да. Только поцелуй меня.

Она обхватила меня, беспомощно зашарив руками по моей спине, сминая рубашку, и у пальцев сзади обнаружились острые ногти, и я припал к губам девушки, чувствуя горячее, жаркое дыхание. Тонкие волосы были мокрые.

Мы долго лежали, и Дар принялась меня целовать, легонько, одними едва уловимыми касаниями губ, и я улавливал краем глаза бледнеющее пятно её лица. Мы стали баловаться, шаловливо отталкивая друг друга, обмениваясь невидимыми друг другу взглядами, так, что у меня вновь перехватило дыхание, и это продолжалось очень долго, я потерял счёт времени, да и какое это имело значение, ничего не имело значения, кроме этой расслабленной игры.

Дар тянулась к новым поцелуям. Она ничего не говорила, не нашёптывала никаких ласковых глупостей, молчала, блестя влажными глазами.

Время будто бы обмерло. Мы лежали неподвижно. Я шевельнул плечом. Интересно, который сейчас час… От неожиданности я вздрогнул. Мне показалось, что чернота успокоившихся крон пальм начала розоветь; но это мне только показалось.

Но небо явно посветлело, и теперь сквозь тёмные силуэты окружающих нас пальм была видна глубокая, внушительная, синяя бездна вверху с горстками звёзд.

Мы пролежали неопределённо долго, и Дар притихла, но не спала, а просто отдыхала на моей руке, тесно прижавшись ко мне, и было уже утро, несмотря на то, что вокруг стояла прозрачная темнота, я знал, что начнётся рассвет. Я подумал, что нужно уходить отсюда.

— Давай попробуем встать, — сказал я, и мы тихо засмеялись.

Сначала поднялся я, прогнулся в пояснице. Я чувствовал себя утомлённым, но голова была чистая, как всегда. Я зевнул, зажмурив глаза, и с улыбкой посмотрел на Дар. Она продолжала лежать, разбросав руки и ноги по многострадальной траве. Я рывком вскинул Дар в воздух, крепко прижав к себе.

Она не вскрикнула, только улыбалась, и в ее томных глазах вновь заплясали атмосферные искорки. Я подумал, что никогда не видел таких красивых глаз. В них не было особенной глубины, но один их взгляд электризовал. Я ослабил захват, и Дар коснулась земли.

— Теперь я провожу тебя домой. Так?

Дар задумалась.

— Пик, — сказала она, поднимая брови и глядя вниз. — Мне не совсем удобно появляться дома сейчас. Тем более в гостях.

— Да ладно тебе, — сказал я. — Я понимаю. А ещё сынок заявится. Бедный Корка! Ему такой скандал вкатят.

Улочка вела к океану. Камни хранили дневное тепло.

— Ты его давно знаешь?

— Кого? Корку?

— Он что, приехал откуда-то?

— Вероятно. Я не интересовался. А ты что у него делаешь?

— Я? — Дар удивилась. — Я гость. Гостья я.

Она — гость. Из столицы. Я не любил мегаполис. Слишком он большой. Людей там масса. Когда я вспоминаю город, я невольно содрогаюсь. А ведь это рядом. И начинается, и начинается. Голова кругом идёт. В трущобы его, этот травмированный город.

Мы вышли к океану. Снова подул ветер, и океан сердился. Волны стремительно накатывались на песок. Когда ветер утихал, было слышно, как океан устало и сонно дышит, и волны грозно шумят по всему берегу.

Песок сверху был прохладный, а затем теплел, стоило только погрузить ногу в его зыбкую тягучую массу.

Далеко на горизонте появилась багровая точка — краешек солнца, скрываемый волнами, — она росла, и всё вокруг, тёмное, недвижное, стало розоветь.

А небо было уже совсем светлым. Цвет его был чистым, синим, в центре темнота, расходящаяся до краёв, и светлая полоска, окаймлявшая горизонт.

Пальмы горделиво высились тёмными зонтиками на фоне этой полоски.

Рубиновый диск солнца высунулся из океана. По поверхности протянулась дрожащая красная дорожка. У самого берега волны дробили её. Воздух был очень свежий.

— Хорошо, да? — сказал я Дар.

— Я больше люблю закат, — сказала она.

— Я тоже люблю закат.

— Но рассвет тоже красиво, — сказала Дар.

Солнце наконец высунулось из волн и неудержимо начало подниматься. Стало светло.

— Ты прячешь меня? — спросила Дар. — Куда ты меня ведёшь?

— К солнцу, — сказал я. — Нет, кроме шуток.

— К солнцу, так к солнцу, — сказала Дар равнодушно.

Показались большие белые валуны. Лодка была на месте.

— О, — сказала Дар. — Судно.

— Ага, — сказал я и стал тащить судно к воде.

— Я пока умоюсь, — сказала Дар.

Она побежала — лёгкая, грациозная, прижав локти к бокам. Волосы сзади расходились. У воды она наклонилась и зачерпнула ее ладошкой. Я подождал ее и взялся за вёсла.