– Послушай, Вова, но ты ж нормальный парень. Мы же с тобой четыре года были одна команда. Мария – старая больная женщина. И мы-то с тобой знаем, что она невиновна! Ну что, мы допустим, чтоб её посадили? Да ещё и на семь лет?
Мудко встал из-за стола, подошёл к двери кабинета, открыл её и выглянул в коридор. Затем плотно прикрыл дверь, придвинул свой стул поближе и полушёпотом произнёс:
– Слушай, старик, Люба, клиентка твоя, предлагала мне кое-что, – и он продемонстрировал характерный жест, потерев несколько раз большой и указательный пальцы правой руки друг о друга. – Ну, я, конечно, её послал. Сам понимаешь, как цыганам доверять можно. Да и вообще…
– Взятку? – таким же полушёпотом спросил Марк.
– Ну…
– Идиотка! Правильно, что погнал её. Нам ещё этого не хватало.
– И я так думаю, – кивнул Володя.
Они ещё немного поболтали, Марк оставил свой адвокатский ордер, и, договорившись созвониться и встретиться семьями, они по-дружески расстались.
Вторая встреча
Прошло дней десять, и в юридической консультации Марка снова появилась Люба Михайчак.
Она долго рассказывала, как ещё неделю назад в Киеве попала на приём к Соловьёву, второму секретарю ЦК КПУ, вручила ему жалобу и попросила помочь, хотя нисколько не надеется на эту помощь.
– Марк Захарович, я очень боюсь за маму. Боюсь за её здоровье. Она и дома-то болела часто. И она не выдержит… в тюрьме. Ну попробуйте хоть что-то сделать. Если надо деньги, вы только скажите. Мы соберём.
– Люба, ты мне эти разговоры брось. Во-первых, ни я, ни следователь на это не пойдём. А во-вторых, деньги тут бесполезны. После бунта в Херсоне дело на контроле у прокурора области. Ты понимаешь, что это такое?!
– Я не понимаю, но… неважно. Если ничего не делать, то мама до суда не дотянет и защищать вам будет некого. Пожалуйста, ну придумайте что-нибудь! – умоляюще сложив руки, Люба поедала Марка своими огромными тёмно-карими глазами.
Этот взгляд привораживал, втягивал в себя, и Марк невольно подумал о гипнозе, которым многие цыганки владели в совершенстве, успевая за пятиминутный разговор раздеть любого прохожего до нитки.
– Хорошо, Люба. Принеси мне оригиналы справок о болезни матери, копии которых мы прикладывали к жалобе в ЦК. Съезжу в Херсон ещё раз. Заявлю ходатайство об изменении ей меры пресечения на подписку о невыезде в связи с плохим состоянием здоровья. Враз просветлевшая Люба исчезла. А назавтра притащила Марку целый ворох справок из больниц и поликлиник, подтверждающих многочисленные болезни её матери.
Предварительно созвонившись с Володей, Марк через несколько дней снова встретился с ним в том же кабинете.
Первое, что он заметил, – это совершенно убитое настроение своего друга. Коротко пожав Марку руку, он молча указал на стул напротив. Марк присел.
– Ты чё такой кислый? С женой поругался? – будто не замечая сухости приёма, попытался шутить Марк. – Если да, то ты ж помнишь: «День поссорит – ночь помирит».
Володя молча смотрел мимо него в окно.
– Слушай, я со своей никогда не ругаюсь, – решив, что попал в тему, продолжал Марк, – потому что всё равно будет так, как я молчу…
– Марк, завязывай шуточки, – вдруг взорвался Мудко. – Я только что от прокурора области. Задолбал он меня твоими цыганами. Ни одна собака признаваться не хочет. Или молчат, или несут какую-то пургу. А шеф из меня жилы тянет да обратно в Белозёрку загнать обещает. Ты с чем приехал? Что случилось?
– Смотри: вот моё ходатайство об изменении меры пресечения. Вот справки, подтверждающие наличие у Марии кучи болезней. Вот справка домоуправления в Николаеве о том, что площадь дома её двоюродного брата позволяет Марии проживать с ним, и заявление этого брата с согласием на проживание сестры. У тебя есть все основания изменить ей арест на подписку о невыезде. Ну какой смысл гноить её в камере?
Мудко взглянул на Марка как на инопланетянина, только что свалившегося с неба.
– Марик, у тебя что, уши заложило?! Ты меня не слышал?! Тут уже два дня комиссия из ЦК КПУ работает. Прокурора области дрючат в хвост и в гриву! А он на мне отрывается, – он нервно вскочил и зашагал по кабинету. – Да ещё и эта клятая общественность… и пресса: «Вы там случайно цыган выпускать не собираетесь?» А тут ты… со своими ходатайствами. Я понимаю, у тебя в адвокатуре в твоём Николаеве всё тип-топ. Наши заботы – по барабану. Только ты врубись наконец, дело это не рядовое. И шея моя – в двух сантиметрах от верёвки намыленной. Шаг – и нет меня. Тебе от этого что, легче будет?
– Вова, ну что ты сразу? Конечно, я и не думал тебя подставлять! Не чужие. Но и ты хоть немного на мою сторону стань: Мария-то невиновна! И ты с этим сам прошлый раз согласился. Ну давай подумаем вместе, что можно сделать.
Мудко задумался, продолжая мерить кабинет шагами. Марк видел, что он постепенно успокаивается, и тоже молчал, ожидая решения. Наконец Володя остановился напротив и медленно покачал головой:
– Не знаю, Марик. Честно, не знаю. Кроме того, что собирать всякие справки о болезнях, о наличии детей, ходатайства соседей, положительные характеристики, удостоверение «Мать-героиня» – ты сам лучше меня знаешь, что надо, – посоветовать ничего не могу. И то это тебе только уже в суде может пригодиться. Да… и уйми ты уже наконец свою Любу. Задолбала меня: «Возьмите деньги, возьмите деньги. Скажите, сколько надо?» Я б эту Любу давно уже закрыл, так на ней же висит куча малых детей – и своих, и чужих. Да ещё и беременна, рожать скоро. Но в следующий раз я её точно закрою. Так и передай.
Марк понял. Больше ничего он от друга не добьётся. «Не вовремя приехал. Совсем не вовремя», – с сожалением подумал он. И, пообещав поговорить с Любой и припугнуть её, расстроенный отправился домой.
Рубикон
Вернувшись в Николаев, Марк постарался забыть о разговоре в прокуратуре Херсона. До окончания предварительного следствия было ещё много времени, и он окунулся в другие дела. Но вскоре его вновь отыскала Люба. А затем напомнила то, что Марк хотел бы забыть.
– Марк Захарович, я была на допросе у следователя. Что же вы сразу не сказали, что вы с ним вместе учились и что он ваш друг? – набросилась она на него. – Вы же можете реально помочь моей маме. Только вы!
– Люба, я обещал тебе, что сделаю всё возможное, и это обещание я сдержу. Но только, как у нас говорят, в рамках закона. Это понятно?
– Да при чём тут закон, маму спасать надо! Мы готовы на всё!
– Люба, езжай домой и с разговором на эту тему ко мне даже не подходи!
Она, обиженная, ушла, и Марк решил, что вопрос исчерпан. Но плохо же он знал цыган.
На следующий день у дверей юрконсультации нарисовалась Люба с целым выводком своих и чужих детей, облепивших ступеньки и оккупировавших коридор.
– Марк Захарович, ну будьте вы человеком! Вы же с Мудко друзья. Ну что вам стоит? – твердила она, улучив момент, когда он освобождался от очередного клиента.
– Люба, не мешай работать. И не трать своего времени. Сказал – нет, значит, нет!
Но она, как безумная, не слушала его и продолжала уговаривать, не обращая внимания на его нежелание с ней общаться. И так чуть ли не каждый день.
Наступили выходные. Приятный субботний день. Жена с сыном гуляли в парке, а Марк после обеда стал собираться на рыбалку. Оделся соответственно, приготовил снасти и наживку. Выйдя в коридор, уже закрывал за собой двери на ключ.
И вдруг звонок. Прозвени он на пять секунд позже или не будь его любопытство столь гипертрофированным, возможно, судьба сложилась бы по-другому. Но… произошло так, как произошло. Марк вернулся в квартиру и поднял трубку. Душераздирающий крик и плач пронзили душу:
– Марк Захарович, спасите, спасите нас! Вы у нас единственная защита! Если в вас есть хоть что-то человеческое! Вы знаете, где мы живём. Пожалуйста! Это срочно! – голос Любы захлёбывался в рыданиях, раздались короткие гудки, напрочь отключившие его способность соображать.