— Почему вы не заперлись в каюте, как я вам посоветовала?

Он пожал плечами и снова посмотрел на экран.

— Наверно, чтоб было, что вспомнить перед смертью.

— Вы вполне излечимы.

— Я не о крови. Видите ли, когда-то я поставил себе задачу выжить. И выжил, но такой ценой, что жить мне теперь уже не хочется. Именно это я имел в виду, когда говорил о своём выборе. Не я выбрал ту жизнь, которой жил эти годы, если это вообще можно назвать жизнью. Но сейчас я выбираю свой последующий путь. Он лежит вдалеке от Земли. Пусть мои близкие помнят меня таким, каким я был, когда они меня потеряли. Я думаю, что им итак было не сладко. Узнать, во что я превратился теперь, и снова потерять. Я не стану подвергать их такому испытанию. Вы меня понимаете?

— Да, понимаю.

— Вы оставите меня в покое?

— Мне нужна информация о лайнере.

— Я ничего не знаю, — покачал головой он.

— Ваш хозяин знает, — возразила я. — И мне очень хочется до него добраться. Теперь уже не только из-за лайнера.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

— Хотите отомстить за меня?

— Мотивы я оставлю при себе.

Я села в кресло. Он вздохнул и присел рядом на диван. Какое-то время он задумчиво изучал книжные полки напротив, потом перевёл взгляд на меня.

— Я не знаю, что вы подумали вчера в бассейне, заметив мой взгляд, — произнёс он. — Может, я действительно был поражён, увидев вас там. Дело не в том, что я давно не видел таких красивых женщин. Хотя это так, но дело, скорее, в другом. Я просто увидел перед собой молодую, красивую, ухоженную и уверенную в себе женщину. Совершенно живую, реальную, с мокрыми волосами, с каплями воды на коже… Я не пытаюсь вас смутить, я пытаюсь объяснить. Мне странно было увидеть вас так близко. Вы для меня что-то вроде короля Артура или Ильи Муромца. Легенда, героический эпос. Сказка, которую я слышал в детстве. Причем отовсюду. У многих моих одноклассников на стенах комнат висели плакаты с вашими портретами. У девчонок — наклейки на ранцах, которые со временем просто исчезли. И плакаты, и наклейки, и сказки. Я никогда не был вашим поклонником. В десять лет я мечтал стать учителем, как отец. Поэтому я как-то не заметил, как рассказы о ваших подвигах исчезли со страниц журналов, из телепередач и из разговоров моих знакомых. Я даже не сразу вспомнил вас, когда увидел.

— Да, целое поколение успело вырасти, пока меня не было на Земле, — проговорила я.

— Вот я и хочу узнать. А зачем было возвращаться? — поинтересовался он. — Герои должны уходить в легенды. Обидно, когда, вернувшись с небес, они оказываются обычными людьми, которые имеют слабости и совершают ошибки.

— Да, и оказывается, что у короля Артура аллергия на кошек, а Илья Муромец храпит во сне, — пробормотала я.

— Вроде того, — кивнул он.

— А вам не хотелось вернуться домой после долгих скитаний?

Взгляд его стал холодным и колючим.

— Нет.

— И вы не скучали по родным, близким, друзьям?

— Мои чувства в данном случае не имеют значения. Я же сказал, что не хочу возвращаться домой.

— А мне хотелось, — проговорила я, взглянув на него. — Чем дальше, тем больше. И однажды, это желание стало сильнее меня, и оно потянуло меня на Землю.

— А меня тянете вы, — заметил он.

— Иногда нужно вернуться, чтоб взглянуть в глаза своим страхам, — задумчиво произнесла я. — Порой, только совершив непозволительный поступок, можно понять, что он был единственно верным. И бывает так, что попытка защитить других ценой собственной души, обречена на провал по той простой причине, что это вы нуждаетесь в защите тех, кого пытаетесь защитить. Поэтому оставим этот спор. Будьте мужчиной. Наберитесь смелости, что б вернуться из своих странствий, какими бы они ни были.

— Легко вам говорить. Ваш путь никогда не был дорогой позора.

— Нет, никогда. Но я не верю, что существуют ситуации, которые нельзя изменить.

— Даже если это прошлое?

— Прошлое не может быть плохим или хорошим, Кирилл. Прошлое, это — цепь событий, которые вы воспринимаете и оцениваете, как плохие или хорошие. А оценка — это то, что можно изменить в любой момент.

— Вот как? — зло спросил он. — А если я совершал ужасные вещи? Теперь мне переоценить их? Сказать, что я был вынужден? Меня заставили? А сам я беленький и пушистенький? Простить себя за всё и жить дальше?

— Это трудно, но порой, лишь простив себе ужасные поступки, можно перестать совершать их.

В его глазах заблестели слёзы, и он отвернулся.

— Я не хочу снимать с себя вину за то, что я делал, — хрипло произнёс он.

— Пока ты её не снимешь, ты будешь продолжать это делать, — проговорила я. — Ты являешься тем, чем себя считаешь. Подумай, кем ты хочешь стать на самом деле, и стань им.

Он быстро вытер кулаком слёзы и снова взглянул на меня. На его губах появилась усмешка.

— Можно подумать, что у вас есть опыт подобных манипуляций с сознанием. Или и у вас на душе камушек в виде нескольких десятков заказных убийств? И вы сами сумели отпустить себе грехи и стать аки горлица белая?

— У меня такого опыта нет. Может, потому что жизнь никогда не ставила меня в такие условия, в какие попал ты. Но на этом звездолёте таких людей наберётся достаточно. Поговори с ними. Они смогли и ты сможешь.

Он какое-то время смотрел на меня исподлобья.

— Скажите честно, командир, чего вы от меня хотите?

— Честно? Я хочу вернуть тебя домой, к маме.

— Зачем? — дрогнувшим голосом спросил он.

— У меня трое сыновей, — проговорила я. — И мне страшно подумать, что с кем-нибудь из них могут сделать то, что сделали с тобой.

— А вы думаете, она будет счастлива получить обратно сына… таким?

— Любым. Лишь бы живым. Поверь мне.

— Это невозможно, — тихо прошептал он, опустив взгляд на крепко сжатые руки. — Уже нет. Ради моей мамы, ради меня, обещайте мне, что она не узнает, что я вернулся.

— От меня не узнает, обещаю, — ответила я.

Он поднялся и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся.

— Поймите, Дарья Ивановна. Нельзя спасти всех.

— Может, я это и понимаю, Кирилл. Но пытаться буду всегда. Так уж я устроена. Именно поэтому я и служу в поисково-спасательном флоте.

Он вышел, а я повернулась к экрану. На нём появились два белых конверта. Из одного на меня задумчиво и мудро смотрела горилла, а из другого печально взирал молодой гепард.

Оршанин вышел из командирского отсека и направился на жилой уровень. Ему хотелось побыть одному. Он уже успел заметить, что в это время там всегда бывает тихо и пусто. Он поднялся в марокканский салон и присел на широкий диван. На столике рядом стояла керамическая, расписанная вручную ваза с синим рисунком, в которой поблескивали капельками воды свежие фрукты. Рядом дымилась изящная бронзовая курильница, распространяя вокруг нежный аромат корицы и апельсиновой цедры. Этот запах напомнил ему давнее Рождество, когда он получил в подарок маленького пушистого котенка, которого выпрашивал у родителей целый год. Он закрыл глаза, почувствовав тянущую боль в сердце и слёзы на глазах.

«Становишься сентиментальным, дружок, — подумал он, — как будешь жить, когда этот отпуск закончится?» Он попытался отогнать от себя маленький пушистый призрак рыжего Барсика. Но тот не желал сдаваться. Он урчал и тёрся мордочкой о локоть.

Оршанин вздрогнул, испугавшись реальности этого бреда, и открыл глаза. Урчание не смолкло. Рядом на подушках стоял роскошный голубоглазый кот и тёрся шоколадной пушистой мордочкой о его руку.

— Ты, лохматый, — усмехнулся Оршанин, и кот тут же деловито забрался к нему на колени и улёгся поудобнее.

Кирилл откинулся на мягкую спинку, почёсывая кота. Думать не хотелось. Он уже знал, что броня, которая сковывала его душу столько лет, раскололась и пошла множеством трещин. Душа встрепенулась, ожила и теперь торопливо и жадно впитывает всё, что его окружает, чего он был лишён столько времени. И отчаянно просит, молит остаться здесь. Но мозг тоже словно скинул оцепенение и теперь ясно осознал ту ситуацию, в которой он оказался. Возврата назад нет. Может, это прощальный подарок судьбы перед концом. Так и нужно к этому относиться. Потом будет легче принять то, что рано или поздно случится. А то, что случится, было ясно всегда.