Понимая, что времени у него осталось совсем немного, он шагнул вниз и легко спустился по каменному уклону, уворачиваясь от сорвавшихся следом камней, а потом решительно зашагал по дну ущелья в сторону просвета.

Джулиан МакЛарен вышел из операционной и остановился у окна. Последняя операция неожиданно сильно утомила его. Не тем, от чего он уставал обычно через несколько часов непрерывной сосредоточенности, когда необходимо было точно и качественно соединить и спаять множество тончайших нервных окончаний, когда смотреть приходится на экран компьютера, а руки заменяются манипуляторами. Постоянное внимание, когда ни на мгновение нельзя отвлечься от процесса, чтоб не допустить ошибку, и то, что каждое действие является не собственным, а, по сути, опосредованным механизмами, к чему он так толком и не смог привыкнуть, в значительной мере утомляли, особенно когда операции следовали одна за другой. Но сегодня это была только вторая операция. И случай был совсем несложным. И, тем не менее, он устал.

Стоя у окна, он смотрел, как на зелёной лужайке во дворе миссии, в своём ярком игрушечном городке возятся маленькие бурые медвежата, похожие на игрушки. Он отыскал розовое платьице и какое-то время пристально следил за движениями Косолапки. С облегчением он заметил, что её хромота уже слегка уменьшилась. Значит, обычной терапии будет достаточно, и малышка поправится без оперативного вмешательства.

Потом он вернулся к своим мыслям, пытаясь сообразить, откуда взялась эта усталость, и почему несложная операция, которая длилась всего полтора часа, так вымотала его. Можно было всё списать на бессонную ночь, а он действительно не сомкнул глаз. Теперь ночной полёт внутри завывающей ветрами бездны казался ему сном, но сном приятным и влекущим. Наверно, в этом и была проблема. Ночь умчалась в прошлое. День, так не похожий на неё, спокойный, светлый, полный вполне человеческих чувств и забот, требовал повышенного внимания. Но его манила эта ночь. То и дело его мысли и чувства уносились назад, в пьянящие воспоминания о свободе полёта и борьбе с бурей. Или наоборот, вдруг в душе загоралось нетерпеливое желание снова выйти на стену, раскинуть крылья и шагнуть вперёд, навстречу рыдающим и проклинающим духам. Снова всплывали в памяти испуганные бледные лица в каменном зале, искажённые поверхностью хрустального шара, слышались слова, песнопения. И зов, такой навязчивый, раздражающий и возбуждающий, снова звучал в ушах. Нет для человека звука, более приятного, чем его имя, произнесённое другим человеком. А что говорить о демоне, чьё имя было погребено под обломками разрушенного капища где-то в душной темноте, скрытой под изорванными в клочья крыльями, подобными крыльям летучей мыши. И погребённый, почти угасший тёмный дух возликовал, снова стремясь вырваться на простор бушующей мрачными страстями Бездны.

Наверно, дело в этом. Ему трудно было удерживать сосредоточенность, спокойно и внимательно следить за процессом. Незначительные, но постоянные усилия, необходимые чтоб снова и снова вернуть мысли к работе, сверх меры утомили его. И сейчас, вместо того, чтоб успокоиться, отдохнуть и подготовить мозг к следующей операции, он невольно начинает изобретать наиболее эффектные проказы, какими он мог бы ответить на зов колдуна, если б он возобновился.

МакЛарен вздохнул и посмотрел на экран с расписанием процедур, укреплённый на стене холла. До следующей операции оставался час. Какое-то время он раздумывал, не связаться ли ему с баркентиной, чтоб выяснить, оправдались ли его подозрения относительно причин массовой депрессии экипажа, но потом отказался от этой мысли. Ему не хотелось видеть никого, кто был связан с тем миром. Он какое-то время пытался понять почему, потому что сознавал, что это тревожный симптом, но потом решил не тратить время на бесплодные размышления.

В холл заглянула медсестра в голубом накрахмаленном халатике и влюблённо посмотрела на него. Он почувствовал что-то вроде раздражения, но в ответ обворожительно улыбнулся.

— Капитан Кросби и инспектор просят вас подняться на стену с северной стороны, — сообщила она, хлопнув ресницами.

— Иду, — произнёс он и направился к выходу из холла. Общение с коллегами и, тем более, с инспектором теперь не доставляло ему особого удовольствия. Куда больше хотелось побыть наедине с собой. Но отказ от общения вызвал бы слишком много вопросов.

Он поднялся на стену и застал там, на широкой террасе, проходящей вдоль зубчатого защитного барьера, капитана Кросби, Куренного, двух врачей-госпитальеров и высокого мужчину с длинными седыми волосами и бородой, облачённого в белые одежды. Этот старик, считавший себя волхвом, стремительно старел, но категорически отказывался от омолаживающих процедур, поскольку считал, что должен пройти весь путь от рождения до естественной смерти, чтоб, переродившись, в следующей жизни начать всё сначала. Его убеждения, непонятные большинству, казались Джулиану логичными и достойными уважения.

Теперь старик мрачно указывал остальным на что-то, что находилось внизу за стенами миссии.

Подойдя ближе, он посмотрел вниз и увидел странное сборище. На лугу за широким рвом расположились на травке человек триста, нечёсаных, бородатых, одетых в меховые куртки и безрукавки, груботканые льняные штаны, и короткие сапоги, слатанные из кожаных полос. Вид у этих диковатого вида пришельцев был весьма воинственный, что ещё больше подчеркивалось обилием холодного оружия, которым они были обвешаны. В стороне уже паслись их стреноженные разномастные кони с лохматыми гривами, покрытые шкурами каких-то зверей.

— Охальник окаянный, — ворчал старик, указывая узловатым, поражённым артритом пальцем на светловолосого мужчину с длинными усами, заплетёнными в косы. — Именем Чернобога проклятого и злобной любодейки Мары вершит зло посреди равнины, и нет ему, проклятущему никакой управы.

— Что это за сброд? — поинтересовался Джулиан, остановившись рядом и разглядывая предводителя, а вернее золотую гривну в виде перевитого змеем месяца, висевшую у него на шее.

— Степные волки, — пояснил капитан Кросби. — А этот блондин в меховых сапогах — их вождь Клык. Наша головная боль, из-за которой мы и вынуждены ездить по равнине группами и с оружием.

— И зачем они явились сюда?

— Сейчас скажут, — вздохнул капитан, — наверняка, опять будут объявлять войну, а потом полезут на стены.

Джулиан выглянул между зубцами и посмотрел вниз. Солнечные лучи отражались от зеркально отполированной поверхности крепостной стены. Ниже зеленел почти отвесный склон высокого холма, на котором стояла крепость.

В этот момент он услышал знакомый свист и стремительным движением перехватил в воздухе летящую в него стрелу. Усмехнувшись кому-то внизу, он пальцами той же руки сжал её и бросил два обломка в ров.

— Плохо представляю, как это может у них получиться, — заметил он, обернувшись к побледневшему капитану миссии.

— Прошу вас, доктор, отойдите от стены, — попросил тот. — Кочевники нам совершенно не опасны. Взять миссию приступом они не смогут в принципе. Нам даже не нужно задействовать установленное здесь вооружение. Но это так утомительно, крики, ругань, стрелы… Я полагаю, что это всё последствия романтических увлечений капитана Вольского. Его забавляли эти игры. Он изучил правила их игры и выяснил, что бою может предшествовать поединок выставленных бойцов. Чей ставленник побеждает, та сторона и является победившей. Вот он и вызывал на бой этих варваров. А поскольку он был весьма недурным фехтовальщиком, победа всегда оставалась за ним, и Клык уводил свою ораву. Я на такую глупость не способен. Мне придётся оборонять крепость так, чтоб случайно не повредить кого-нибудь из этих дикарей.

— Они поломают ноги и руки и без вашей помощи, — заметил Куренной.

— И свернут шеи, — с усмешкой заметил Джулиан. — Неужели, они всерьёз собираются штурмовать миссию?

В это время снизу издалека раздался прерывающийся от ветра и дальнего расстояния голос. Тот самый блондин вышел вперёд и что-то орал в сторону крепости, сложив руки рупором.