— Послушайте, Оршанин, — произнесла я, присев на краешек стола напротив кресла, в котором он сидел. — Наша задача найти пропавший лайнер и находящихся на нём людей. Поэтому нам необходима от вас информация, которая поможет найти их. Наши возможности позволяют нам получить её и без вашего согласия.

Он снова взглянул на меня, но уже с каким-то вызовом.

— Детектор лжи уже не помог. Что дальше? Сыворотка правды? Не сработает. Малыми дозами меня не прошибёт, а большие могут привести к летальному исходу. Что ещё? Ментоскопирование? — он зло усмехнулся, показав ровные белые зубы. — Я к нему устойчив. Разве что попытаетесь извлечь из моего черепа информацию вместе с корой головного мозга. Можете попробовать.

Он смотрел на меня, ожидая реакции.

— А сами вы говорить не станете?

— Чтоб сэкономить ваше время, скажу, что про лайнер мне ничего не известно. Он не связан с моим заданием. Мне было приказано убить Рауля де Мариньи, который служит на этом звездолёте. Я получил информацию только о нём и о звездолёте. Причём, минимум.

— Кто заказчик?

— Не знаю. Это не моё дело.

— А кто ваш хозяин?

Он, молча, всё с тем же вызовом смотрел на меня.

— Мне нужна правда, — напомнила я.

Он снова усмехнулся.

— А правда, командор, состоит в том, что вы не можете ничего со мной сделать, чтоб заставить говорить о том, о чём я говорить не хочу. Вы же представители самого гуманного общества в галактике.

— Точно, — кивнула я. — Есть такой недостаток.

— Недостаток? — в его глазах блеснуло что-то вроде любопытства.

— Да, это ограничивает наши возможности в достижении цели. Я не могу ввести вам лошадиную дозу препарата, который зовется сывороткой правды, потому что это может привести к остановке сердца. Я не могу применить жёсткое ментоскопирование, потому что после этого вы останетесь идиотом на всю оставшуюся жизнь. И получается, что, избегая вероятности причинить вам вред, я не могу добиться от вас сведений, которые необходимы для спасения почти полусотни человеческих жизней. В этом есть какая-то несправедливость, верно? Считаете, что ваша жизнь стоит таких жертв?

Он какое-то время спокойно смотрел мне в глаза, потом пожал плечами.

— Если считаете, что не стоит, то действуйте. Всё что мог, я сказал. На вашего старпома был заказ, он был оплачен. Заказчика я не знаю. Про хозяина — умру, но не скажу. Красивых слов о человеческих жизнях на меня не тратьте. Я убийца. То, что ваш человек остался жив, не значит, что я отказался от покушения. Мне не удалось выполнить задание. Вот и всё. Покушение на убийство — это уже в компетенции Звёздной инспекции. Это вы понимаете. Ваше дело доставить меня по назначению и передать из рук в руки.

— А дальше?

Он покачал головой и с какой-то жутковатой будничностью сказал:

— У меня нет будущего, как и прошлого. Поэтому мне всё равно.

Я обернулась и посмотрела на Стаховски. Тот кивнул:

— Я и без детектора скажу, что это — правда.

— Отведите его в изолятор и не спускайте глаз. Он нужен живым. Стаховски, останьтесь.

Белый Волк поднял пленника на ноги и защёлкнул браслеты наручников на его запястьях. Они с Мангустом вывели его из камеры.

Я присела в кресло в круге света, и надо мной всё так же заинтересованно закружили объективы и щупы. Стэн печально смотрел на закрывшуюся дверь.

— Зря беспокоитесь, командир, — проговорил он. — Пёс войны никогда не покончит собой, если ему не прикажут. У него два инстинкта: выполнить задание и выжить. И про хозяина он не скажет… Это уже в подкорке. Любое насильственное вторжение в мозговую деятельность он блокирует, а препараты им колют на стадии обучения, чтоб выработать иммунитет и способность контролировать себя. К тому же он ничего не боится. К боли привык, а смерть… он знает, что она всегда рядом.

— И что нам делать?

— То, что он сказал. Сдать инспекторам. Они разберутся. Ему ещё повезло. Попадись он на ригорском или алкорском корабле, его бы тут же расстреляли, или чего похуже. А у нас…

— Его посылали сюда, зная, что он не сможет вернуться?

— Мы же для них пушечное мясо, не больше. Таких штампуют на конвейере. Средний Пёс войны окупается за три задания. Этот, считай, ветеран. Может, из-за того, что потрёпанный, его и бросили на безнадёгу. Впрочем, для него это не конец. Парень он упёртый, на переделку психики не согласится. Значит, отправят его в Пиркфордскую мясорубку. А там у хозяев, наверняка, своя агентура. И киллеры в цене. Свои заказчики, свои жертвы. Он и там будет при деле.

Я снова посмотрела на распечатку. «Родители преподают в средней школе…»

— Стэн, а почему ты сдался на первом же задании? — спросила я, взглянув на него.

Он какое-то время раздумывал над моим вопросом.

— Я ненавидел то, что меня заставляли делать, — наконец проговорил он. — Я готов был умереть, но не хотел убивать. Не смог привыкнуть. Просто не смог.

Я поднялась, и посмотрела на него.

— Стэн, как ты думаешь, этого парня можно вернуть к нормальной жизни?

Он печально смотрел на меня своими большими красивыми глазами. В этих глазах было столько сострадания, что вообще странно было думать, что кто-то рассчитывал сделать из него тупую машину для убийства.

— Не думаю, Дарья Ивановна. Меня готовили в обычном лагере наёмников, а этого — по индивидуальной программе. Таких ломают больше. Он правду сказал. Ему уже всё равно.

— Ну, правды он и сам может не знать. Стэн, утром я соберу у себя в отсеке небольшое совещание и хочу, чтоб ты был там. Ты больше других знаешь о Псах войны.

О Псах войны мы все знали не так много. Всем было известно, что в области Объединения действуют подпольные дельцы, которые скупают и похищают детей и подростков различных рас, и в специальных учебных лагерях готовят из них наёмных солдат, которых затем продают или используют для выполнения отдельных заданий. Попавших туда подвергают психической и генетической корректировке, чтоб сделать из них идеальных воинов, обучают самым эффективным способам ведения боя и диверсионной деятельности. И потому Псы войны — это самые страшные, самые безжалостные и самые опасные с военной точки зрения противники. К тому же они практически никогда не оказываются на нашей стороне.

Стэн — редчайшее исключение. Впрочем, он тоже не подарок. Перед первым полётом я была вынуждена отчислить его из экипажа, и лишь последующие события, едва не приведшие его к финалу, ещё более страшному, чем смерть, заставили меня взять его обратно в экипаж. Он был мне благодарен и потому искренне предан, но я всё равно не до конца понимала его.

На совещание я пригласила Хока, Белого Волка, Джулиана и Дакосту. Стэн тоже пришёл и присел в уголке дивана. Он не часто бывал в командирском отсеке и чувствовал себя слегка неловко. Я включила большой экран, опустившийся с потолка на книжные полки. На нём проецировалось изображение с камеры наблюдения. Пленник сидел на койке, подтянув колени к груди и обняв их руками.

— Ну, что скажете? — спросила я, глядя на неподвижную фигуру на экране.

— Теперь многое становится ясным, — проговорил Хок. — Похоже, «Пьер Гартэн» пострадал случайно из-за своей поломки. Остановившись в районе, где никого не было, он был атакован кем-то, кому нужна была капсула и человек, хотя бы отдаленно напоминающий этого. И целью этой операции, кажется, был я.

— Да, похоже, — согласилась я. — Им нужно было подсадить своего человека к нам, а на поисково-спасательный звездолёт без пропуска легче всего попасть в роли терпящего бедствие. Но наша задача остается прежней — найти лайнер и находящихся на нём людей.

— Он может и не знать ничего о лайнере, — подал голос Стэн. — Если захват и подготовка операции проводилась не им, то ему просто ничего об этом не сказали. Да его это и не интересовало.

— Но о лайнере должны знать заказчик и хозяин, — обернулся к нему Дакоста.

— Заказчика он тоже может не знать, — сообщил Стэн. — Поймите, Пёс войны — это, скорее, оружие, чем солдат. Им пользуются, ставят узкую задачу, и он её выполняет.