— Не надо. Каждый должен сам разбираться со своими проблемами. Иди и при первой же возможности возвращайся домой.

— Я должен постараться всё забыть? — спросил Игнат.

— Нет. Помни. Это поможет тебе не сбиться с пути, потому что по натуре ты воин, а воин должен знать своего врага в лицо. Только сперва тебе нужно набраться сил для борьбы, заручиться поддержкой друзей и обеспечить прочный тыл.

— Мне будет тебя не хватать, — с некоторым удивлением заметил юноша и посмотрел на Кратегуса.

— Я буду неподалёку, — пообещал тот.

— У тебя хорошая улыбка, — произнёс Игнат и направился к двери. Потом вдруг остановился и обернулся: — Ты оставил мне мою душу и не позволил убить его. Но тебе всё ещё нужен источник его силы?

— Конечно. А я всё думал, созрел ты для того, чтоб оказать мне бескорыстную помощь или нет.

— Созрел. У него есть три демона-суккуба: Маара, Мина и Мога. Он прячет их в сундуке, в маленькой каморке, вход в которую расположен за креслом в его кабинете.

— Спасибо, мой мальчик. А теперь иди и ни во что без нужды не ввязывайся.

— Ещё, он делает Печать Соломона. За секрет её изготовления он отдал мальчишек суккубам.

Кратегус помрачнел, его глаза снова подёрнулись льдом.

— Предупреждён, значит, вооружён. Иди. Он направляется сюда. Я не хочу, чтоб ты столкнулся с ним. К нему уже нельзя прикоснуться, не испачкавшись при этом.

Игнат ещё раз взглянул на него и вышел. Демон закинул руки за голову и, прогнувшись, с усилием потянулся. На его лице снова появилась улыбка, но теперь холодная и злая.

Генерал Юханс вошёл в зал спустя четверть часа и сразу же решительно направился к пентаграмме, выставив вперёд руку, сжимающую круглую металлическую пластинку с выгравированными на ней знаками и символами.

— Демон Кратегус, граф Преисподней, подчинись мне! — приказал он.

Демон мрачно смотрел на него, сидя на полу.

— Тебя обманули, Дирк, — наконец, произнёс он. — Ты бы понял это, если б внимательней читал свои книги. Печать Соломона имела власть над духами Тьмы, потому что была средоточием Света. Вспомни, что писал Элифас Леви о природе её действия на восставших духов: «Ничто не терзает так сильно, как доброта. Ничто так не отвратительно для безумия, как разум. Но если невежественный оператор пользуется этими знаками, досконально не разбираясь в них, он уподобляется слепцу, читающему лекцию о свете слепым, или неграмотному человеку, обучающему детей читать». Старина Леви вообще был весьма деликатен в своих формулировках. Я же скажу тебе, что символ любви, света и доброты не может быть куплен ценой крови невинных детей. Посмотри, твой амулет сочится кровью…

Тут же из-под пальцев Юханса, сжимающих пластинку, закапали капли крови. Он с ужасом отшвырнул амулет и попятился к двери под суровым взглядом поднимающегося на ноги демона. Но тот резко выбросил вперёд руку, и Юханс ощутил невероятной силы удар в грудь. Он отлетел назад, ударился спиной о простенок между нишами и сполз на пол. Он сидел, глядя, как демон кончиками пальцев босой ноги подцепил одну из плошек и изящным движением отшвырнул её прочь. Потом он вышел из пентаграммы, на мгновение остановился возле генерала, потерявшего дар речи от ужаса, протянул руку к амулету, лежащему на полу, и тот послушно прилетел на его ладонь. После этого за спиной демона возникли огромные чёрные крылья, он взмахнул ими, обдав Юханса волной тёплого воздуха, и исчез.

Спустя мгновение демон уже был в кабинете генерала. Взмахнув рукой, он отшвырнул со своего пути массивный стол и кресло, подошёл к дубовой панели на стене и ударом кулака вышиб её. Он вошёл в каморку и осмотрелся. Комната была наполнена тяжким запахом крови. Истерзанные тела мальчиков лежали на полу возле стен. Окинув эту ужасную картину мрачным взглядом, он задержался на одном теле, которое, казалось, ещё подавало признаки жизни. Но потом решительно подошёл к возвышению, на котором стоял почерневший от времени и содержимого сундук. Откинув крышку, он отступил на шаг.

Три демона в образе красивых женщин вылетели и закружились по комнате. Одна была рыжей, другая — беловолосой, третья — жгуче чёрной.

— Кратегус, — зашелестели их голоса, — ты пришёл! Мы знали, что ты придёшь…

— Конечно, я должен был придти, — ответил он и тоже взлетел, присоединившись к их завораживающему танцу.

— Ты красив, граф, — пела рыжая. — Ты всё так же красив! Ты помнишь Маару?

— И Мину, Мину, — заливалась блондинка.

— И меня, мой господин, — ластилась к нему чёрная.

— Я помню вас, — отозвался он, — и вашу красоту, и вашу похоть, и вашу жажду крови. Я помню всё, но помните ли вы меня?

— Мы помним, помним! — заверили они. — Останься с нами. В этом мире много живых, сладких душ, молодых тел, свежей крови. Пируй с нами, стань властелином…

Маара подлетела к нему и вдруг отпрянула.

— Ты — не он! — зарычала она, и её лицо исказила звериная злоба, из-за алых губ выдвинулись клыки. — Ты чужой, принявший его облик.

— Ошибаешься, Маара, — улыбнулся он, — это я. И сейчас ты в этом убедишься.

Он с яростью швырнул в неё амулетом. Тот пробил её тело насквозь и, звеня, покатился по каменному полу, а дьяволица вспыхнула синим пламенем и, превратившись в прах, развеялась.

Мина со свирепым рычанием бросилась на него, но он, подпустив ближе, схватил рукой её шею и сжал пальцы. Суккуб захрипел и рухнул на пол, рассыпался, и прах его бесследно сдуло в сторону двери. Мога испуганно завизжала, бросившись наутёк. Она уже достигла стены, когда Кратегус, снова выбросил вперёд руку, и с его пальцев соскользнул синеватый шар, который настиг последнюю демоницу. Она тоже бесследно рассеялась в воздухе.

Кратегус опустился на пол и подошёл туда, где уловил биение живого сердца. Он поднёс руку к шее мальчика и почувствовал под пальцами слабо пульсирующую жилку. Сложив руки перед грудью, он какое-то время смотрел на него, а потом протянул руки над телом, покрытым многочисленными ранами. Из его ладоней заструился золотистый свет, и через какое-то время мальчик глубоко вздохнул и закашлялся. Кратегус подхватил его на руки и взмахнул крыльями.

Спустя мгновение он был уже в лазарете, где на глазах у изумлённых и перепуганных помощников брата Этьена положил мальчика на свободную койку, погладил его по голове и исчез.

Спустя мгновение он возник на вершине горы, где, расправив крылья и подняв голову, прислушивался к чему-то происходящему далеко наверху, на орбите Свезера.

В большом зале, расположенном в самом сердце «Сангрила» было светло, как никогда. Сотни прожекторов, установленных по периметру, освещали искрящуюся песком поверхность пола и девять чёрных камней, расположенных по кругу. В зале не было людей, и видеть то, что в нём происходило, можно было только на экранах наблюдения. На один из таких экранов напряжённо смотрел оставшийся в каюте Бризара Анджей Адамович. Сам Бризар смотрел на другой экран, укреплённый на стене в зале магистра. Граф Клермон стоял рядом, пристально глядя на изображение.

Сперва ничего не происходило, только хорошо приглядевшись можно было увидеть, как мерцание песка сливается в потоки, направляющиеся к стенам. Вскоре там образовались маленькие воронки, и стало ясно, что песок уходит из зала. Затем под ним проглянули металлические плиты, скреплённые рядами заклёпок. Камни оставались на месте.

По изображению на экране невозможно было увидеть, как вслед за песком из зала откачивался воздух, и вместе с тем понижалась температура, которая вскоре сравнялась с забортной.

В зале воцарился холодный безжизненный вакуум, но именно он внезапно оживил камни, которые медленно поднялись над полом, меняя очертания. Из грубых блоков и причудливых скульптур они превращались в мягкие сгустки вязкой субстанции, утрачивая привычные контуры. Чем выше они поднимались к расположенным над ними лучам звезды, тем более жидкой становилась субстанция, стремясь принять шарообразную форму.