— Спасибо, капитан, — кивнул Джулиан, не оборачиваясь.

Кросби ушёл. За ним ушли остальные, присутствовавшие на операции, коллеги. Они тепло прощались и благодарили, и не обижались на отсутствие ответа. Медсёстры увезли на гравитационных носилках покрытого цветной простынкой очередного медвежонка, который уже не был косолапым. В холле стало тихо.

Джулиан смотрел на своё отражение в оконной раме, неясное, ускользающее, но достаточно чёткое, чтоб увидеть, что у него раскосые зелёные глаза и чуть скошенные скулы. То ли сил не было притворяться, то ли желания… Он прислушался к себе. В абсолютной тишине, где не было ни одной мысли, слабо, но настойчиво звучал всё тот же зов.

Его звали, и что-то тёмное и угрюмое медленно шевелилось под тяжестью сломанных крыльев. Его звали, и на зов первым откликнулось отчаяние, которое задрало вверх длинную чёрную морду и беззвучно завыло, посылая ответ в беззвёздные небеса. В каждом демоне есть частица волка, в каждом волке есть частица демона. Это неожиданное откровение было первой более-менее конкретной мыслью, пришедшей в голову.

Потом просто захотелось откликнуться, дать, наконец, ответ на этот нудный вопль, летящий через равнину, в котором едва угадывалось странное имя. И это желание нарастало, оно понемногу захватывало дух и проникало в тело, заставляя вибрировать вздувшиеся узлы напряженных мускулов, переполняло грудь, туманило голову, сжимало сердце.

Если демона зовут, и он слышит, он должен откликнуться. Это правило, которое придумано давно. Демон — не ангел, его для хорошего не позовут. Его зовут, чтоб свершить что-то тёмное, страшное, грязное, что-то, что пополнит чашу гнева и погасит частицу добра. Поэтому демон должен придти на зов…

МакЛарен поднял голову и посмотрел на свое отражение, потом чуть-чуть подышал на него и потёр рукой. Стекло покрылось инеем амальгамы, превратившись в зеркало. Демон вопросительно и выжидающе смотрел на него. Да нет же! Не демон, демона нет. Это он, его лицо, его зелёные шалые глаза, блестящие, как морская вода в солнечный день на прибрежных камнях.

На его губах появилась нехорошая улыбка, которая, тем не менее, ему понравилась.

— Лучший способ справиться с искушением, это поддаться ему, — вкрадчиво произнёс тихий голос. — Не так ли, мой мальчик?

Он отвернулся от окна и задумался. Мысленно перебрав в памяти все операции, которые сделал за эти дни, припомнив истории болезни и разговоры с врачами, он решил, что показал всё, что нужно его коллегам, чтоб эффективно помочь оставшимся пациентам. С удовлетворением отметив про себя, что, прежде всего, как и раньше, заботится о благе страждущих, он сделал вывод, что у него больше нет нужды оставаться здесь.

Игорь ушёл. Как ни странно, но именно оторвавшись от образа, связанного с мундиром и орденами, Куренной стал ему ближе. Но он ушёл на поиски своих приключений. Последняя ниточка, связывавшая его с миссией, оборвалась. Где-то за равниной, за лесами, за горами, за бушующей пургой и непроглядной ночью кто-то звал его. Говорят же, не зови, не придёт. Но если зовёт…

Он решительно развернулся и пошёл в жилой сектор, но не в свою комнату, а в ту, где стоял тот самый высокий шкаф с инкрустированными дверцами и гербом наверху. Распахнув его, он начал перебирать вещи, выкидывая на пол то, что ему не подходило. И, наконец, нашёл. Чёрные брюки с едва заметной искрой, на широком ремне с замысловатой пряжкой. Ремень он выдернул и швырнул вслед за остальным тряпьём. Потом скинул с себя всю одежду, натянул брюки, которые ладно обтянули длинные мускулистые ноги и узкие бёдра. Повертевшись перед зеркалом, полюбовавшись рельефным гибким торсом, сильными плечами и руками, словно выточенными искусным скульптором из бледной слоновой кости, он удовлетворённо кивнул.

Он поднялся на крепостную стену. Босые ноги не чувствовали холода каменных плит. Снег почти не таял на обнажённой коже. Зрачки глаз расширились. Взгляд пронзил бушующую впереди ночь.

Легко подпрыгнув, он вскочил на парапет, напряг мышцы спины и с наслаждением почувствовал мягкий рывок в области лопаток. Огромные чёрные крылья раскинулись позади. Ветер трепал пышные перья.

Он шагнул вперёд, развернулся изящным кульбитом и ласточкой полетел вниз. Крылья мощным движением захватили поток ледяного воздуха, и он понёсся вперёд, вглядываясь в бесконечный танец потерянных душ, кружившийся вокруг него.

Он летел на север, и дующий навстречу ветер не мог ему помешать. Снег, закручивающийся в смерчи вокруг его крыльев, проскальзывал меж развивающимися чёрными перьями, не касаясь их. Он в несколько минут пронёсся над равниной. Каждый знает, что для демонов расстояния совсем не те, что для людей. Внизу промелькнули заснеженные леса, и он закружился над широкой горой на краю каменной гряды, чувствуя биение в ней тысяч человеческих сердец. Зов доносился оттуда, снизу, из толщи скалы. Здесь он звучал ещё более отчетливо, и какая-то часть его существа, вернее, его часть, которую следовало бы назвать сущностью, не могла противиться этому зову. Она требовала немедленно спуститься вниз, сквозь камень и холод, туда, в самый низ. Она жаждала отозваться и начать давно забытую упоительную игру, ставкой в которой была чья-то душа, чьи-то жизни и вечное противоречие того, что внизу, тому, что наверху.

Он опустился на вершину, где разгневанные духи плясали танец смерти среди разбитых временем камней. Он встал на колени и приложил ладони к холодной тверди, вопрошая камень. То, что так тяжело и с такими опасностями давалось ему, когда он чувствовал себя человеком, теперь, когда он стал демоном, откликнулось с готовностью и рвением. Древние обряды забытых чародеев его погребённой под слоем веков родины теперь вылились в один короткий вопрос: где? И камень дал ответ тёмному духу, который не знает страха и потому на «ты» со стихиями. Прикрыв мерцающие льдом глаза огненными ресницами, демон всматривался внутрь горы, в запутанный муравейник, созданный и населённый человеческими существами. Он следил за их перемещениями, страхами, безумствами и метаниями. Он впитывал смятение их душ перед ночью, и лишь человеческая память не позволяла ему насладиться этой болью, текущей внизу густыми потоками по запутанным коридорам и крысиным норам.

Наконец он нашёл то, что искал, тот самый круглый зал с оплавленными адским пламенем стенами и сводами, где в чёрных нишах по-прежнему притаился страх. И два человеческих существа ждали там его появления. И оба с надеждой. Второе оказалось для него сюрпризом. Впрочем, с этим ему предстояло разобраться вскоре. Он сложил за спиной крылья и ринулся вниз, сквозь промёрзший камень, чьи-то измученные беспокойным сном тела, томящиеся души, всплывающие в памяти грехи и потери, и жуткие кошмары, порождённые ночью.

Он остановился в широком коридоре, протянувшемся между двумя глухими стенами. Там, за поворотом была дверь и ещё несколько человеческих существ томились от тревоги и страха, положив руки на рукоятки мечей и держа расстёгнутыми кобуры с бластерами.

Он повернулся к стене и коснулся её пальцами. Ему уже не нужно было задавать вопросов, он знал, что за ней, и потому шагнул вперёд, сквозь камень. Он увидел впереди свет свечей, который колебался вокруг тщательно начерченной пентаграммы. Они стояли внутри, в этом круге, очерченном мелом с примесью чего-то тревожного, возможно, крови. Оба в чёрных плащах с накинутыми капюшонами. Один — высокий, молодой, полный обиды, ненависти и униженной гордыни, вполне готовый кандидат на роль злодея и жертвы. Второй — старый, низкого роста, источенный жаждой власти, презрением и низменными пороками. Тоже подходящий адепт, если б его изъеденная несовершенствами душа имела хоть какую-то ценность.

Он подошёл к краю ниши и окинул зал внимательным взглядом. От него не ускользнул призрачный круг на полу.

Голос, так долго досаждавший ему, звучал здесь въявь. Бормоча исковерканные забытыми инквизиторами слова католических молитв, он снова и снова повторял имя, звучавшее для демона слаще мёда, пьянее вина. Но властный тон, которым это насекомое призывало его, раздражал.