А вот почему медлил Черкасск: как ни странно, боялся. 28 февраля Яковлев от имени всего Войска написал челобитную в приказ Казанского дворца (Крестьянская война. Т. 3. Док. 21.4 марта 1671 года. Грамота воеводе Ромодановскому из Разрядного приказа): «Вор и отступник и изменник Стенька Разин, собрався с единомышленники своими с такими же ворами, каков и сам, приходил на Дон под Черкаской городок и стоял под Черкаским неделю, и их всякими своими воровскими прелестьми прельщал, чтоб ему лестью войтить в город их, старшин, побить, а в войску учинить многую смуту. И мы де за малолюдством не токмо за над ним, вором, промысл учинить, — и себя уберечь некем». Странно: только что у Яковлева было пять тысяч человек, с которыми он легко взял Кагальник, а теперь откуда-то учинилось «малолюдство». Костомаров: «Видно, Стенька тогда возбудил против себя большую вражду в Черкаске; донские козаки никогда не решались приглашать к себе московские войска: это было противно их постоянному желанию сохранить свою льготность и независимость от власти».
Чего уж так боялся Черкасск? Сколько людей могло быть в Кагальнике? Вспомним показания Трофима Иванова: «А с ним де, Стенькою, в Когольнике воровского ево собранья с 500 человек, а з братом де своим с Фролкою отпустил он тысячи с 4... Да у нево же, вора Стеньки, изготовлено 10 стругов, а иное де войско готовит он конницею...» Это мартовское сообщение, а вот апрельское — допрос в Острогожской приказной избе пленных казаков Е. Дмитриева и О. Степанова (Крестьянская война. Т. 3. Док. 40): с Разиным в Кагальнике всего 40 человек «боевого люду» и 100 бурлаков. «А брат его Фролка в Царицыне за караулом, а с ним людей тысечи с полторы».
Но сколько бы ни было народу с Фролом в Царицыне — на помощь Кагальнику, если на него внезапно нападут, они бы не поспели. С Разиным было максимум 500 человек. Возможно, Яковлев просто действовал по уму, распространяя, как раньше Разин, пропаганду, убеждавшую последних разинских сторонников переходить на сторону силы, и ожидая, пока противник не останется совсем один. Спокойно, без убийств, не рискуя своими людьми. Однако этой благостной картине противоречит приглашение московских войск. Такое унижение, такая потеря лица — из-за чего? Из-за жалких пяти сотен человек в разрушенном Кагальнике? Тут возможны две версии. Рационалистическая: Разин всё-таки каким-то образом сумел убедить Черкасск (он-то в пропаганде был дока), что за ним стоят несметные армии на Волге и полчища воинственных калмыков. Иррациональная: люди XVII века, Яковлев и его есаулы действительно верили, что Разин колдун и трогать его страшно, — пусть лучше воеводы этим занимаются.
4 марта Ромодановский объявил, что отправляет на Дон ловить Разина полковника Г. И. Косагова; с ним выступят тысяча рейтар и тысяча драгун из Севского и Белгородского полков. Собирались они почему-то очень долго. Вскоре появились слухи, будто донцы схватили Разина, но почему-то держат у себя и никому не отдают; проверили — ничего подобного. Март, если верить документам, прошёл без особенных событий, только Тамбовщина никак не унималась.
1 апреля царь потребовал от Ромодановского, чтобы Косагов уже наконец отправлялся на Дон. От этого же числа отписка Ромодановского в Разрядный приказ (Крестьянская война. Т. 3. Док. 36): «Крестопреступник и изменник вор Стенька Разин с своим воровским собраньем и с колмыки и с астараханскими татары хотят приходить под Воронеж и под иныя твои великого государя украинные города»; в тот же день последовал приказ Ромодановскому послать людей для разведывания застав Разина на Дону. От того же 1 апреля отписка в Разрядный приказ воронежского воеводы Бухвостова (Крестьянская война. Т. 3. Док. 37): некий казак сообщал, что «ныне де вор Стенька и брат ево Фролка стоят на Царицыне». Но казаки Дмитриев и Степанов (см. выше) сказали в первых числах апреля, что Разин в Кагальнике и у него 40 человек. «А брат его Фролка в Царицыне за караулом, а с ним людей тысячи с полторы, которых он на государственных посадех набрал, и оне де послали к великому государю к Москве с повинною; а которое де войска при нём было, а то де войска пошло х Корнею Яковлеву в Черкаской». В общем, судьба этого Фролова войска то ли в полторы, то ли в четыре тысячи человек так и неясна. Оно как-то растворилось. Никифор Черток в начале апреля тоже ушёл с Дона и с небольшим отрядом был замечен на Хопре; о его дальнейшей судьбе нет сведений, но почему-то кажется, что этот ловкий человек сумел уйти и где-нибудь дожить свою жизнь — может, в покое, а может, в разбое. (Его семья была отправлена в ссылку в Холмогоры).
12 апреля патриарх Иоасаф в торжественной обстановке предал Разина анафеме. Странно, что это не было сделано раньше. Последние сочувствующие стали от атамана отшатываться.
Правительство, однако, в силу анафемы совершенно не верило, а верило в силы военные, дипломатические и экономические: на следующий день, 13 апреля, из Разрядного приказа послали грамоту усманскому воеводе К. Верёвкину (Крестьянская война. Т. 3. Док. 44) с требованием запретить всякие торговые сношения с Доном. Дипломаты и шпионы пытались выяснить намерения крымского хана — тут новости были неприятные. Из «расспросных речей» в Посольском приказе (Крестьянская война. Т. 3. Док. 79) молдавского дипломата на русской службе Николая Спафария: «И будто уж усматривает он, хан, как бы ему с Стенькою и с астараханскими и нагойскими татары и со всем Крымом ударить на Московское государство войною». С другой стороны, извечные враги, поляки и литовцы, выразили намерение помочь ловить Разина (Крестьянская война. Т. 3. Док. 31); даже Дорошенко, понявший, что Разину конец, решил примазаться к делу — 19 апреля в Малороссийском приказе греческий архиепископ Манасий рассказывал (Крестьянская война. Т. 3. Док. 50), что Дорошенко ему сказал: «Естьли де к нему изволит царское величество указ свой господарской прислать, и он и Стеньку Разина к его царскому величеству по прежнему в подданство наговорит и привратит...» Косагов 9 апреля наконец-то вышел с частью войска на Дон, остальные силы собирал по городам, так что двигался еле-еле. Конец апреля — очередные приказы городам не торговать с Доном. И вот вдруг...
Отписка донского войскового атамана Логина Семёнова в приказ Казанского дворца (Крестьянская война. Т. 3. Док. 52. Между 25 апреля и 4 мая 1671 года) о том, что Яковлев со станицей в 76 человек везёт пленённого Разина в Москву: «По твоему великому государя указу и по грамоте ходили мы, холопи твои, всем войском вверх по Дону до Кагольника городка для вора и изменника Стеньки Разина с товарыщи. И божиего милостию и твоим великого государя счастьем Кагальник городок со всеми куренями сожгли, а ево Стенькиным старшинам по своему разсмотрению указ учинили. А те, государь, казаки, с ним, вором, сидели в Кагальнике поневоле, мы, холопи твои, и тем казаком наказание дали под смертной казнью и велели им селитца в ыном месте для того, чтоб иные впредь так не делали и не воровали б. А брата вора и изменника Стеньки Разина Фролка верховые атаманы и казаки, поймав, прислали нам в войску».
Позднее выяснилось, что Разин был взят 14 апреля. Как его брали — тут пишут кто во что горазд. «Европейский дневник, продолжение двадцать третье»: «21 мая из самой Москвы написали, что главарь мятежников Степан Разин был захвачен московитами, когда он навещал жену и детей в городе Кагальник. Казак Корнила Яковлев, узнавший от своих лазутчиков, сразу же окружил этот город и на следующий день совершил большую атаку. Когда она была отбита, он отправил из своего лагеря посланца к мятежнику и велел спросить, не хочет ли тот добровольно сдаться и сдать город. Посланца этого [Разин] велел сразу же казнить. Подобная жестокость, противоречащая законам всех народов, так возмутила [Яковлева], что тот начал новый, ещё более решительный штурм города, взял его силой, а упомянутого мятежника поместил на корабль и отправил к великому князю». Если это верно (за исключением корабля, конечно), то получается, что Разин жил в последнее время не в Кагальнике, а в Царицыне, а жену использовали как приманку — её ведь раньше-то увезли в Черкасск. Наживин:
