Стрейс и Дэвид Бутлер (капитан корабля «Орел») указывают, что среди астраханских военных было много иностранных специалистов. Стрейс: «Войско состояло из одного полка русских солдат, стоявшего в Астрахани, под командой поляка, однако крещённого в русскую веру, по имени Иван Ружинский; при нём старшим офицером был Якоб Виндронг, шотландский дворянин. Немецкие офицеры были Пауль Рудольф, капитан и фейерверкер, Роберт Гейт, английский капитан, и также лейтенант капитана Давида Бутлера Николай Шак, два немецких лейтенанта и два немецких прапорщика, крещённых в русскую веру. Другие были поляки и русские». На горожан и стрельцов надежды было мало. Костомаров: «Сгоряча воевода Прозоровский с товарищами и митрополитом перебирали меру за мерою, а тем временем между стрельцами и в простом народе возникло волнение и распространилось тайное расположение к Разину: его эмиссары там уже работали». На самом деле стрельцам даже в тот период продолжали задерживать жалованье — тут от эмиссаров не так много и требовалось.

Перед уходом из Царицына Разин послал разведгруппу в сторону Чёрного Яра, а на Дон отправил брата Фрола с десятком пушек, частью «ясыря», награбленного у астраханских купцов, и казной в 40 тысяч рублей — сумма громадная. (Видимо, он не боялся покушений на неё со стороны Яковлева и Самаренина). Фрол должен был собрать к осени как можно больше людей — деньги и «рухледь» нужны были на снаряжение и, возможно, на подкуп черкасской администрации.

Стрейс: «25 мая, в троицын День, помянутый флот [под предводительством Львова] вышел из Астрахани, и замученный до полусмерти казак был повешен при прощании на виду у всего флота». (Тот самый, которого, по словам Стрейса же, «мучили таким ужасным образом, что самый жестокий и яростный русский сожалел о его муках»). Этот замученный казак упоминается в ряде документов. Костомаров: «Когда флотилия отправилась, перед нею, как бы в острастку и для примера, был повешен один из агентов Разина, пойманный в Астрахани. Прежде смерти его так страшно истерзали пытками, что самый безжалостный варвар не мог смотреть на него без сострадания, говорит очевидец. Быть может, об этом-то неудачливом возмутителе поёт народная песня, называя его сынком Разина, вероятно, в том смысле, в каком подчинённые называли Стеньку батюшкой». Мы песню о таком сынке уже читали — вот ещё один вариант:

Но, чтобы попасть в Астрахань, нужно было выдержать сражение у Чёрного Яра. Разин и Ус с пехотой шли на стругах, конницей командовали есаулы Парфён Еремеев и Фёдор Шелудяк. Было их, вероятно, около шести тысяч человек (если не преувеличивали источники, ранее называвшие число «7000) — 700 оставили в Царицыне, некоторое количество казаков ушло с Фролом, но кто-то и новый прибился. В отписке воронежского воеводы Б. Бухвостова в Разрядный приказ (Крестьянская война. Т. 1. Док. 154) со ссылкой на воронежских жителей говорится о трёх тысячах; в этом же документе — со ссылкой на донских казаков — о пяти, семи и даже десяти тысячах человек. Остановимся всё же на шести тысячах, хотя допускаем, что было и меньше.

Сколько сил было у противника: Фабрициус оценивает общее количество войска, посланного из Астрахани против Разина «по реке и по суше, чтобы таким образом зажать Стеньку Разина в тиски», в пять тысяч человек. Бутлер сообщает, что войска было 2600 человек на судах, о посылке войск по берегу не пишет. У Стрейса выходит, что войска было 3100 человек. В русских источниках есть ссылка на письмо Разина, посланное из Чёрного Яра на Дон, в котором он сообщал, что при Львове «ратных людей была 2000 с лишком» (Крестьянская война. Т. 1. Док. 157). А. Г. Маньков: «Здесь, видимо, указана та часть сил Львова, которая прибыла в Чёрный Яр на судах до того, как сюда подошёл Разин. Общая численность войска, посланного из Астрахани, несомненно, была больше, чем указывают Бутлер и Стрейс, которые не были участниками этого похода. Фабрициус был участником похода и мог знать общую цифру войска от старших офицеров из иностранцев — поляка Ружинского, шотландца Виндронга и своего отчима Беема. Тем более что если со Львовым летом 1669 г. навстречу Разину в Каспийское море было послано 3000 человек, то теперь, при ситуации куда более сложной, войско должно было быть численно большим».

Кроме того, калмыцкий тайша Аюка по распоряжению правительства выслал в район Чёрного Яра войско в 25 тысяч человек. Но калмыки славились своей ненадёжностью (вдобавок их лидеры всё время ссорились между собой). Забегая вперёд скажем, что Аюка так ничем и не помог. И вот уже в конце июня (Крестьянская война. Т. 1. Док. 128) острогожский полковник И. Дзинковский пишет воеводе Белгородского полка Г. Ромодановскому не только о взятии Разиным Царицына, но и о сдаче ему под Чёрным Яром посланного из Астрахани войска...

Фабрициус с этого момента становится наиболее важным источником информации — он был в войске Львова, — и мы будем много его цитировать: некоторые его рассказы совершенно уникальны. «Мы уже несколько дней стояли в Чёрном Яре и высылали по реке и по берегу разъезды, но не смогли получить достоверных сведений. 10 июля (так у Фабрициуса. — М. Ч.) собирался военный совет, на котором было решено выступить и искать встречи со Стенькой. Но, расправившись с предыдущими, он оказался в выгодном положении, и так как его хорошо осведомляли о нас, он вышел из Царицына и на полпути встретился с нами у Чёрного Яра, появившись перед нами прежде, чем мы могли ожидать этого или получить какие-либо сведения о нём. 11 июля в 8 часов утра примчался наш дозор и поднял тревогу, так как казаки преследовали их по пятам». «Мы вышли из стругов и построились в боевом порядке. Господин генерал князь Семён Иванович Львов обошёл строй, призывая всех и каждого помнить о своём долге, хранить верность присяге, данной его царскому величеству, и сражаться с бессовестными бунтовщиками, как подобает честным воинам. В ответ все как один закричали, что, разумеется, они все готовы отдать свою жизнь за его царское величество и будут биться до последней капли крови».

Стрейс: «Едва тот флот прибыл, Стенька ловко сумел под видом перебежчиков подослать своих самых хитрых и пронырливых советников, которым и удалось представить дела Стеньки такими приукрашенными и добрыми, что весь простой народ склонился к нему и перешёл на его сторону». Фабрициус: «Они (войско Львова. — М. Ч.) стакнулись и, решив, что им представляется возможность, по которой они так давно вздыхали, тотчас перешли к врагу с развёрнутыми знамёнами и барабанным боем. Там они стали целоваться и обниматься и договорились стоять друг за друга душой и телом, чтобы, истребив изменников-бояр и сбросив с себя ярмо рабства, стать вольными людьми».

Роль самого Львова, как обычно, непонятна — не он ли приказал сдаться? Вообще непонятно, почему Прозоровский отправил против Разина именно его крёстного отца, однажды уже сильно себя запятнавшего этой связью. Впрочем, и сам Прозоровский в этом отношении был не лучше. Во всяком случае, Львов мог рассчитывать, что в случае неудачи крёстный сын его помилует — и не ошибся. Шукшин: «Удивительно, с каким умом, осторожно держался Львов: всё высылают и высылают его первым встречать Разина и всё никак не поймут, что неудачи этих высылок — если не целиком, то изрядно — суть продуманная, злая месть позорно битого князя Львова Алексею Романову, царю. А бит был князь по указу царя перед приказом тверским — за непомерные поборы (нажиток), за несправедливость и лиходейство... Был бит и обречён во вторые воеводы в окраинные города, за что и мстил».