Дюк продолжал орать, а Дик спокойно поглаживал дубинку, рассматривая Торонту с ног до головы; тот приготовился к худшему, задерживая дыхание и напрягая все тело…
Пару секунд спустя Дик шагнул вперед, предвкушая удар по носу пленника. Однако, готовый мысленно ко всем испытаниям, а возможно, и к новой боли, Тор резко подпрыгнул, увернувшись в сторону – и Дик промахнулся.
***
У него всегда с собой была фляга. Удобная, небольшая емкость, которую можно было наполнять чистою родниковой водой. Именно туда и поместил Торонта паука, возмущенно дергавшего ножками и явно не понимающего, что вообще происходит, а посему даже не успевшего куснуть лиса за лапу.
После десятка тумаков, полученных от Дика и Дюка, а также длительного перехода вброд – поскольку речка хоть и пообмелела к началу зимы, но замерзать еще явно не желала, по-прежнему являясь серьезным препятствием для путников – так вот, после всех этих событий усталость снова взяла верх и ввела Торонту в продолжительную нирвану.
Они преодолели реку, плотину, добрели до водопада, наполнили фляги холодной водой. А темной ночью всю группу свалил с ног сумеречный сон.
На этот раз он проснулся раньше своих сторожей. Открыв свой сосуд, положил его на твердую землю и стал ждать. Спустя несколько минут выполз оттуда его маленький многоногий спутник, гордо подставив солнечным лучам красные узоры на черной спинке. Торонта наблюдал за им некоторое время.
– Очень надеюсь, что ты не опутал всю флягу паутиной, поскольку она мне еще пригодится. – он усмехнулся, любуясь множеством расположенных в каком-то своем неведомом ему порядке красных пятен.
–Не волнуйся, – глазки паука сверкнули в темноте, подобно крупицам бисера. – Я еще и не таки сплетения вязать могу. Весьма удобный у тебя сосудик, цельный!
– Благодарю. Я все еще жажду увидеть твое второе, не менее значимое, ремесло. – Коварная улыбка, та самая, что уже появлялась как поит читатель, у Торонты, вновь исказила его черты.
–Тебя я решил не отравлять своим ядом, поскольку увидел, что ты весьма занимательный тип.
–Взаимно. Пожал бы тебе лапу, если б у тебя они были побольше.
После этих слов каракурт вытянул изящную ножку, а Тор в ответ подставил ему свой коготь.
Они заключили сделку. Каракурт все же выделил несколько капель яда, но вовсе не с тем, чтобы укусить своего нового друга, а для того, чтобы позволить Торонте вылить смертельно опасную жидкость в его уже известную нам флягу.
В его душе, где-то очень глубоко, куда могла заглянуть в свое время разве только златоволосая Мира, зарождалась понемногу черная тьма. Она поднималась торжественно, не спеша, направляя его мозг, и без того сутками бешено работающий, на самые дерзкие идеи. Тор становился мстителем, готовящимся к своей мрачной победе. И совсем не в простом отмщении Дику или Дюку она заключалась, нет. Но он готовился к триумфу над всем человечеством, столь глубоко осквернившим его жизнь.
Травяной настой
Знакомство дружба с Пэтси (так звали харизматичного каракурта) не прошли бесследно лишь для Тора и самого паука. Дюк и Дик топали весь следующий день практически в абсолютном молчании, лишь иногда прерываемом короткими проклятиями, посвященными нескончаемому дождю. Фляга, болтающаяся на поясе у Торонты, была предусмотрительно закрыта: пауки не очень-то любят влажность. Ливень нещадно хлестал стонущую землю, клонил и мял к ее поверхности красивые головки вымокших цветов. Почва, обильно вымытая, благодарила словно бы небеса за желанную и необходимую ей воду после длительной тяжелой поры, когда царил лишь холодом и осенней прохладою пронизанный ветер. А теперь приятные и вкусные капли глотали деревья своими напитывающимися корнями и будто расцветали и свежели за стеной дождя.…И так продолжалось все утро.
***
После столь значительного и сочного водопоглощения словно преобразилась вся местность, по которой они шли. А нужно заметить, что все трое, вернее, как может поправить меня читатель, четверо путников преодолели окраину города и приближались медленно, но верно к окончательной цели – дому.
Впрочем, дом ли это был для каждого из них?
Для двух догов – лишь временная остановка, позволяющая отдохнуть после долгой дороги. Жизнь охотничьих псов весьма и весьма активна, ведь она связана с ежедневными похождениями, но все-таки – хорошо, чертовски хорошо осознавать, что у тебя всегда есть крыша над головой, очаг, у которого можно погреться, если уж хозяин благодушно снизойдет до позволения зайти в комнату, где сам предпочтет сидеть в огромном кресле-качалке, держа трубку в одной руке, а в другой – газету.
Надо ли говорить, что для Тора и не дом это бы вовсе. Скорее, то было временное обстоятельство, пережить которое следовало со всею стойкостью его сильного духа только ради достижения своей цели, стоявшей теперь во главе всех его жизненных задач.
Вот и добрались. Обессиленных путников было трое. Четвертый же преспокойно трудился над сплетением узорчатых, серебристых сетей и ожидал лишь открытия сосуда, когда можно было бы вновь вдохнуть свежего воздуха окружающей природы…
Торонта периодически открывал флягу, давая нескольким каплям возможность просочиться внутрь емкости, и тогда его маленький друг мог так же, как и ветви деревьев, вкусить немного живительной влаги.
***
На окраине – опушке, полуголой, обрубленными деревьями, кои смотрелись все как на подбор, была последняя, заключительная в сем походе, остановка.
Буквально в двадцати шагах располагалась псарня. Собаки были самых разных пород: от типичных гончих, стройных и подтянутых, на длинных ногах, до коренастых, невысоких, но крепких бульдогов. Хозяин, коему принадлежало сие имение, любил и ценил весьма своих работников – они служили ему верою и правдой, не было среди них ни хворающих, либо же отлынивающих от службы трутней, либо же слабаков…
Дик повел ушами и внезапно свернул только что закуренную папиросу. Он чуял приятный, знакомый только ему запах. Чутье не могло его подвести. Там была Лада, красивая и томная собака породы колли влажными карими глазами и роскошным рыже-белым мехом. Дик прикрыл глаза. Он вспоминал детские годы, когда, будучи еще шустрым и неопытным щенком, забегал на территорию чужого поместья, чтобы увидеться с Ладой, тогда еще юной, пушистой девочкой с заостренными ушками.
Вот это была жизнь! Утром – тренировка, всякие команды «подай палку», «хороший мальчик», или же – «Дик, пошли на охоту, учись малыш, ловить зверя, большого и малого», или еще интереснее – рыбалка. Днем, после небольшого отдыха – снова поход.
Вечер же был сказочным временем, ведь можно было лежать на сене, приоткрыв слегка один лаз в полудреме («Дик, следи за ружьями, не спи, хорошие гончие не спят сутками!»), а можно было, послав к черту все указания, сорвавшись с места, пока остальные псы призирают охотничьи пожитки, мчаться к Ладе. Она была не против – и радостные, мокрые от прошедшего дождя, носы двух собак мягко соприкасались.
Теперь же Лада повзрослела, превратившись в настоящую леди, с еще более густою шубкой и все теми же влажными карими глазами. Сложно сказать, читатель, на что готов был пойти Дик ради этих блестящих глаз…
***
Жарили в тумане кости,
Приходили в дом к нам гости,
Новоселье у собак –
И пора зажечь косяк*…
Мне же этого не надо:
Мне нужна лишь только Лада,
Чтоб в глаза ее смотреть,
Перепрыгивая жердь.
Помнишь, как в тумане влажном
Повстречались мы с тобой
Побеседовать о важном:
Чтобы ты ушла со мной.
Жарили в тумане кости,
Приходили в дом к нам гости,
Новоселье у собак –
И пора зажечь косяк*…
А мне этого не надо:
Мне нужна лишь только Лада,
Чтоб в глаза ее смотреть,
