Перепрыгивая жердь.
Почему же не желаешь
В путь-дорогу ты со мной,
Разве ты не замечаешь,
Что во мне горит огонь?
Около псарни находилось полуразрушенное, кирпичное строение, с еще сохранившейся наполовину крышей, а в пяти ярдах от него – стоги сена. Именно там Дик и Лада вновь, вспомнив дорогие сердцу детские годы, кружились, наслаждаясь привольной, полной как опасностей, так и удовольствий, истинно собачьей жизнью и, конечно, друг другом.
***
А Дюк все мрачно сопел носом, доводя до умопомрачительной прожарки косточки маленьких, подстреленных совсем недавно, цесарок. Наконец он выпрямился и посмотрел хмурым недоверчивым взглядом на сероватое небо – а не будет ли снова дождя?
Торонта также смотрел на небо, но прогнозы капризной погоды мало интересовали его. Его занимали размышления, совершенно отличавшиеся от взглядов приземленного Дюка, или даже романтичного Дика. В данную минуту даже сама месть, коя могла завладеть на долгое время его рассудком, уступила свои позиции философским созерцаниям, склонность к которым была у Тора в крови, часто навещая его пытливый ум.
И вот он думал. Деятельный мозг гонял туда-сюда самые разные идеи. Тор созерцал небеса и, кто знает, вспоминал, возможно, с тихою скорбью золотистую Миру и ее заваренный чай.
– Ожидать и созерцать иногда полезно, друг мой. –
Он обернулся, потом, словно вспомнив о чем-то, посмотрел вниз и улыбнулся. Пэтси поморгал снизу вверх своими блестящими и, надо сказать, довольно многочисленными, пуговками и вскарабкался на плечо к лису, а потом полез по его черному локону лохматых и от постоянных встреч с дождем грязью пушистых волос.
–Я задумал план. И намерен воплотить его любой ценой в жизнь. –
Торонта вздохнул. Но то был не вздох сожаления или же скорбящей грусти – скорее, знак подготовления его души к тому, что скоро должно было произойти.
–Ты обещал участвовать в моем плане, помнишь? –
–Конечно. Пэтси никогда не забывает своих обещаний, – паук гордо риоднялся на маленьких ножках, – Я выделю тебе столько яда, сколько необходимо. –
–У нас есть фляга. – Торонта ходил взад-вперед, скрестив лапы за спиной, – Нужен еще сосуд. Не хочу, чтобы мы загрязняли твой походный домик. –
Каракурт деловито вскарабкался ему на плечо.
– Сию задачу можно решить, думаю, за несколько часов. – Торонта внимательно на него посмотрел. – Здесь же водятся улитки, не так ли? –
– Ты имеешь в виду панцирь? А, кстати, неплохая идея. Они могут подойти. –
Действительно, улиток хватало. Сохраненная густою растительностью после дождя, влажность сделала свое дело. Маленькие брюхоногие моллюски с радостью населили мокрую почву, сочно поглощая вкусные листья и шевеля своими причудливыми рожками.
***
Они насобирали три большие горсти склизких существ, освобождая потихоньку их из домиков. Подача каракурта идеи об использовании панцирей для переноса капелек яд вдохновила Торонту, и теперь, одержимый вдохновением, он действовал быстро и решительно.
Затем друзья насобирали трав. Ромашки, календулы, мяты, чабреца – всего этого богатства не лишена была прекрасная земля, все еще сполна обладающая природными ресурсами и щедро дарившая свои дары ходившим по ней путникам. Ах, не передать иногда словами наслаждения от прогулки по мягкой и влажной траве, по изумрудно-зеленому мху, по солнечной почве, от ощущения близости земли к стопам, когда идешь по ней!
Выйди утром свежим на прогулку,
Ощути, как шелестит трава,
Боже, как прекрасна ты природа,
И какие подобрать к тебе слова?
Как причудлива земля твоя, родная!
Одаренная красивыми цветами,
Почва оживает под ногами,
И протянутыми лепестками,
Поклонившись будто головами,
Одуванчики, и белые ромашки,
Мята, и чабрец, пастушья сумка с кашкой –
Все собрались и благоухают,
И венки прекрасным девам украшают…
***
Но не все оценят мудро
Красоту твою, земля:
Порубают все деревья,
Выжгут дивные поля!
–Да неужто варвары лесные
Покусились на природы красоту?
Кто ж посмел убить такое чудо?
Кто посмел разрушить нежную мечту? –
–Нет, не варвары то были,
То приходит браконьер,
Иль турист не понимает,
Что переступил барьер:
На чужое покусился,
Как к себе домой зашел,
Лик природы превратился
В улей вмиг свирепых пчел!
Она тоже не простила –
Она помнит все сполна:
Тот, кто на вино польстился,
Должен выпить яд до дна! –
Ты хотел себе свободы,
Наконец ее ты получил!
Но за все есть своя плата,
Хоть об этом ты забыл.
Все, как в зеркале, вернется,
Отразится все опять.
Причинив другим страданья,
Сам ты обречен страдать!
***
Удобные панцири улиток белели на опушке, что изумрудным пятном поражала взгляд, широко простираясь через всю местность.
Пэтси сплел из своей паутины маленький, но довольно прочный мешочек, куда можно было складывать бывшие домики виноградных улиток. Ах, эти тонкие, талантливые, деловые лапки паучьи, вам одним подвластно искусство хитросплетения и вязания, кое столь поражает глаз неопытного зрителя!
Да, вот уже сделаны первые шаги на пути к цели, но, о небо, сколько же еще осталось сложных свершений и задач впереди? На этот вопрос, читатель, не мог сейчас ответить даже сам Торонта.
И как еще не заметили всех этих манипуляций его сторожи, что привели сюда своего пленника? Неужто они растеряли свою бдительность, свое неусыпное внимание? Сей вопрос Тор часто задавал себе, поражаясь такому чудесному сплетению обстоятельств, но все же, поглощенный работой, отдавал этот вопрос почти всегда на волю Всевышнего.
***
Дюк был занят. Он предвкушал встречу с хозяином, награду, обещанную ему с щедрых рук, отдых, досуг, азартные игры с другими гончими – и все это хотелось ему в один день.
Не исключено также, что завидовал он счастью Дика, но вряд ли это могло хоть на минуту занять его ум, такой прагматичный и прямой. По крайней мере, всю оставшуюся часть пути он занимался тем, что курил папиросы, грыз жареные косточки, истекая голодною слюной, и смотрел на небо с настойчивою частотой, словно бы там, в недосягаемой вышине существовали все ответы на вопросы, приходящие ему в голову.
А Дик, помня, что задание – довести пленника до стоянки – было выполнено, обнимал в глубоком тумане своих грез нежную Ладу и пел ей сочиненные им же на ходу песни. Однако ж тем труднее бывает завоевать сердце возлюбленной, чем дольше мы о ней думаем, все решаясь и решаясь на смелый поступок?
***
На стоянке варили чаи. Это была своеобразная, но добрая традиция – варить горячий напиток из самых разнообразных трав и цветов, в гигантском котле, который, собравшись группою, десятеро крепких бульдогов, взваливши на плечи, устанавливали висеть над костром. В простых, походных условиях и не к такому привыкаешь, попивая горячительный чай из жестяной посудины, кою использовал твой сотоварищ. Пища твоя – кости, воду, самую чистую, можно брать из горной речки, а чай – одно из самых приятных времяпреповождений, ведь зима совсем близко, и греть нужно душу и плоть.
На стоянку, где собирались солдаты, периодически залетали прыткие черненькие, но не обладающие таким переливающейся благородной синевато-зеленою чернотой, как Ворланд, грачики, кои также собирались полакомиться объедками с большой и общей для всех трапезы.
Вот туда-то, на эту пустошь, кое-где заросшую редкой травкой, служившую остановкой для уставших охотников, и глядел Торонта умными, металлическими глазами. Как пленнику, и
