Тогда прекрасен, легок будет путь.

Когда же в сердце мир царит – покой

С собою в землю унесешь, чтоб тихо отдохнуть.

Достойно встретишь ты невзгоды,

Пройдут лета, долгие годы....

Как знать, подаришь миру красоту

И, щедро оставляя на ходу

Плоды своих упорнейших  трудов,

Когда с землей  проститься будешь ты готов -

Да сохранит баланс душевный

Потомок гордо современный.

***

Торонта знал, куда идет. Нет, не куда его вели, или даже, на что он обменял свободную прежде, полную птичьей вольности жизнь. Однако в глубине души сохранил он четкую цель, довольно определенную, превратившуюся в главную миссию, и ничто не отвлекало Тора от мыслей о ней , ничто – ни крики озлобленных долгим путем догов, ни холодный металл цепи, до крови уже натирающей  ему запястья, ни камни, о кои порою трудно было не споткнуться, упав в объятия твердой почвы, абсолютно ничто.

Он просто знал для себя, что поступает, как должно. Солдаты могли причинять ему боль, оскорблять, унижать, как только им это удавалось, но прав был Торонта в одном: свой путь он помнил и видел ясно, четко – а вот что ждало их, простых, верных служак?

Не факт, что встретит ласково хозяин, да и встретит ли, отдав желаемую награду в виде скромного ужина – большой вопрос.

Ведь люди – непредсказуемые создания. Взбредет им в голову отправиться в еще не знакомое дотоле место – пойдут, и пускай обильно поливают землю дождь, врет и трепет одежду ветер, что и понятно, с уходом-то теплых дней, но пойдут наперерез, как задумали, и ничто их не остановит, кроме смерти…

И обещания не держат часто. Дал слово человек собаке – и вот уж обманул самым что ни на есть бесчеловечным образом, а пес сидит, поскуливая от обиды и несправедливости жестокой судьбы.

Таким образом, ни цепям, ни веревкам не дано было соединять такие разные дороги.

А жизнь – удивительная штука, ей подвластно создавать самые разные сплетения обстоятельств, но, видно,  не угодно было небесам связывать судьбы героев.

Однако ж, кто знает, ведь все может случиться внезапно, как поражает иногда молния хрупкое дерево, которое, казалось бы, и не думало еще погибать, но вот – удар! И на месте целого, единого ствола уже огромная расщелина…

– Эй! Что спим? Встал – и пошел!

Резкий окрик, дополненный не менее резким ударом чуть выше виска, вывел Торонту мгновенно из глубокого сна. Да, он бы и не сказал, что спал, ежели б спросили об этом. Но падение в нирвану, пребывание в забытьи несколько часов – то были последствия усталости и постоянной ходьбы в сочетании с нагрузкой днями и ночами.

Доги собирались на следующий заход, и стоило заметить, что их абсолютно не интересовало ни состояние их пленника, ни даже собственный голод…

Он выпрямил согнутые плечи, обернулся – и встретился взглядом с приветствующим новый день восходящим солнцем.

Утро раннее. Значит, быстрее они будут шагать, ведь, помнится, к вечеру еще совещались успеть до заката добраться к людям, в город.

Мокрая тропа, та самая, по которой они шли вчера, теперь блестела от травяной росы, переливающейся при солнечных лучах украшающих крылышки севших напиться божьих коровок…

Освежающий источник, столь необходимый для утоления жажды и наполнения фляг, находился совсем недалеко, в пяти милях ходьбы. И, естественно, они рассчитывали дойти туда – маленький, но очень гордый водопад, располагавшийся в горной расщелине, находился за зелеными холмами, кои они уже успели миновать.

***

Он ступал  молча, задумчивым взглядом лишь иногда скользя по гладким, влажным кочкам,  пересчитывая мелкие камешки. Долго текло время, казалось даже, что это солнце никогда не сядет. Но Торонта все еще считал. Он считал камешки, собранные горстью в ладони, считал летевших порою прямо перед ним маленьких изящных стрекоз, мелькающих и блистающих прозрачными крыльями , считал ход времени.

Все, что сейчас интересовало и хоть как-то занимало его дух, было время. Торонте  нужно было думать. И вот он воспользовался этим продолжительным путем, организованным его захватчиками, чтобы просчитать свои дальнейшие действия.

Главное сейчас – добраться до места. Скорее всего, будет вольер,  или либо  чуть похуже – самая обыкновенная клетка. Это, по сути, не важно. Но зато там-то и будет происходить зарождение тьмы – мрачной, но по-своему торжественной и неостановимой мести. Там он будет сидеть взаперти, в одиночестве, и вместе с тем – действовать.

На его стопе внезапно что-то стало шевелиться. Лис кинул взгляд вниз – по жилистой ноге деловито полз, изящно перебирая многочисленными ножками, черный, с красным узором из пятнышек на спинке, паук.

Несколько чувств поразили Торонту одновременно: сначала то были брезгливость, отвращение, но затем  возникла некая заинтересованность, будто бы радостная и удовлетворяющая,  и вмиг – коварная улыбка растянула его прежде сжатый рот. В голову пришла идея. Через несколько секунд Тор разглядывал рисунки на спине паука уже в раскрытой ладони. А тот смотрел на него в ответ, блестя своими глазками-бусинками, и, казалось, не собирался кусать, применяя свое главное орудие – яд из хелицеровых железок – а лишь перемещался туда-сюда,  по лапе, семеня длинными и тонкими ножками.

***

– Чёрт побери! Он опять стоит истуканом, прикинулся мумией, разрази меня гром!

Недовольство во властном голосе дога  словно бы разрезать тихую сферу задумчивости Торонты. Буквально через минуту ему двинули в спину увесистой дубинкой, но он удержался на ногах, продолжая держать в лапе своего нового знакомого. Затем лис осторожно оглянулся через плечо и сразу же столкнулся с яростью искаженной, здоровенной и даже слегка отъевшейся мордой.

***

Их было двое: один, спортивного телосложения, широкоплечий,  с довольно длинными , натренированными ногами, а имя его было Дик, сокращенное от более полного Ричарда, по прозвищу Смелое Копье. Второй – не сказать, что коротыш,  да и, по сравнению с Торонтой, отличавшимся астенической фигурой и высоким ростом, но этот пес коренаст был , как широкий пень, толще Дика раза в два. Звали его Дюк,  или Альбер Дюггер. Оба состояли на службе у браконьера. Работа одна. Конкуренции не было никогда меж этими  служаками, ведь обоим доставалось какое-никакое дельце, да и слишком уж различались  во взглядах эти двое, чтобы враждовать  на службе. Однако же, читатель, ежели интересуют тебя судьбы двух догов, то позволю заметить, их сюжетным линиям также посвящены главы, но они идут несколько позднее.

А пока, давайте ж обратимся вновь к Торонте. Итак, стоял он и глядел в эти резко очерченные скулы , откормленные щеки, подбитые лоском, залитые кровью и яростью выпученные глаза, которыми Дюк вращал, словно шестернями. А за спиной уже стоял, деловито покачивая дубинкой и играя мускулами, стройный Дик, словно бы подначивая товарища. Но у Тора в голове уже созрели сложные формулы и планы по спасению жизни ядовитого каракурта (А это был именно такой паук). Он просто поднял лапу с многоногим существом над головою,  как можно выше, выжидая момент, когда оба дога бросятся на него… Но этого не произошло.