Один из больших портретов, висевший прямо по середине, привлек внимание майора.

На портрете был изображен мужчина лет тридцати в смокинге и галстуке-бабочке. На шее у него была атласная лента с овальным изображением руки в красной перчатке – официальным знаком британских баронетов.

Уточненные аристократические черты лица, слегка надменный, как бы посмеивающийся над всеми взгляд, тонкие, слегка старомодные усики. Его внешность показалась Земцову смутно знакомой.

У майора было такое чувство, что он уже когда-то встречался с мужчиной, запечатленным на портрете, только вот он никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах это могло произойти.

«Кто этот герой?» – кивнул он на портрет, когда мистер Кранберри, расставлял перед ними тарелки со стейками и жаренными чипсами, а также пинты имбирного эля.

«О-о-о, это сэр Мортимер Фицалан – один из наиболее уважаемых членов нашего сообщества» – с благоговением произнес Кранберри – «его семья в старину владела здешними местами по соседству со знаменитым родом Фишеров».

Когда экскурс в историю Каннок-Чейза завершился, и мистер Кранберри потопал к барной стойке, изрядно проголодавшиеся Земцов и Садхир накинулись на еду.

Наскоро поужинав, они обсудили итоги дня.

А итог был весьма неплохим – впереди забрезжила слабым светом надежда, что им удастся найти живой Сильви ван ден Ален (не хотелось думать о том, что речь идет лишь о видении с туманной лесной дороги), а следом за ней, выйти и на другие пропавшие Тени.

Кроме того, было решено предъявить фотографию Сильви ван ден Ален другим очевидцам таинственного призрака в Каннок-Чейзском лесу.

-–

Ночь накрыла тихий городок Каннок густой пеленой.

Земцов задумчиво смотрел в окно.

За стенкой было слышно, как в соседнем номере, видя седьмой сон, храпит инспектор Садхир.

Земцов плотно задернул занавески на окне и разложил на небольшом письменном столе фотографии всех исчезнувших девушек.

Всегда, когда речь шла о похищении, или исчезновении при невыясненных обстоятельствах, майор просил передать ему семейные фотографии жертв, если таковые имелись.

Глядя на счастливые эпизоды из их жизни, он мог в наибольшей степени прочувствовать, насколько сильной была произошедшая с ними трагедия. Так Земцов получал дополнительную мотивацию работать с удвоенной силой.

Земцов окинул фотографии рассеянным взглядом.

Их было ровно тридцать одна. Все они были такими разными, но такими счастливыми.

С одного из снимков на него улыбаясь смотрела Сильви.

«Потерпи, девочка… Я обязательно найду тебя…» – тихо произнес Земцов.

Их вторая встреча произошла практически случайно.

-–

В Российском национальном бюро Интерпола все без исключения заметили, что из последней командировки в Вену Земцов вернулся другим человеком.

Он и до этого был не особенно разговорчив и весел.

Теперь же майор и вовсе ходил мрачнее тучи. Он словно не слышал адресованных ему приветствий со стороны коллег, мог запросто пройти мимо одного из своих товарищей, так, словно никогда его не видел. Более того, он стал рассеянным, начал всюду опаздывать и забывать об элементарных вещах.

Никто не догадывался, что причина происходящих с Земцовым метаморфоз крылась в глубоких душевных страданиях, которые он, по старой привычке, не привык выставлять на показ.

Земцов не мог забыть Сильви.

Ее нежный образ, который в один миг стал для него недосягаемым, терзал его каждый Божий день и никак не шел из головы.

Ночь тоже не приносила майору облегчения, потому как во сне ему являлась она – такая же нежная и воздушная, какой Земцов запомнил ее во время их первой встречи.

На утро он просыпался, тер ладонями покрасневшие глаза, словно пытаясь отогнать ночное видение и думал, что избранник Сильви должно быть самый счастливый человек на всем белом свете.

В глубине души майор, который был совсем незлоблив, завидовал этому счастливчику.

Земцов понимал, что Сильви предназначена другому и он зря изводит себя, но не думать о ней он не мог.

Не способствовала хорошему настроению и погода – последние две недели в Москве не переставая шел дождь со снегом, превратив улицы в слякотное болото.

Порой в голове у Дениса проносился вихрь мыслей, в которых он был непомерно зол на самого себя, корил себя за глупость и самонадеянность:

«Ну да, конечно, она же графиня, надежда мировой науки… Ей и нужен кто-то подобающий! А кто ты!? Обычный сыщик, с темным прошлым, непонятным будущим и таким же неясным настоящим…».

В другой миг огонек надежды в его сердце разгорался с новой силой…

«А что, если…?» – говорил он себе, однако тут же гнал от себя эти мысли.

Земцову нестерпимо хотелось быть рядом с Сильви, слышать ее голос, тонуть в ее глазах, вдыхать сводящий с ума аромат ее духов.

Он долго не мог набраться смелости и выйти на один из профилей Сильви в социальных сетях.

Наконец решившись, он кликнул заветную ссылку, однако тут же закрыл ее из-за нестерпимого укола в сердце: на аватарке девушка позировала, обняв руками букет тех самых незабудок, которые Земцов подарил ей на их первом и последнем свидании.

Ему хотелось верить в то, что этим фото она посылает ему тайное послание и дает понять, что помнит об их встрече.

Майор чувствовал, что падает в пропасть.

Но пугало его не это, а то, что падение, несмотря на всю боль и страдания, доставляло ему своеобразное удовольствие – удовольствие от осознания того, что где-то в этом мире есть человек, за которого он готов отдать жизнь.

Если бы майор страдал старым «русским недугом», он давно бы попытался найти утешение в вине.

Как назло, у Земцова практически не было вредных привычек.

Ему бы с головой уйти в работу, однако к несчастью, или наоборот, к счастью, помощь эксперта IRT нигде не требовалась. Земцову приходилось ежедневно заниматься рутинными бумагами: запросами на экстрадицию, объявлениями в международный розыск и тому подобным.

Прошло совсем немного времени, и модная щетина на его щеках превратилась в полноценную бороду. Взгляд красных от недосыпа глаз стал блуждающим. В коридорах Национального Бюро Интерпола все от него шарахались.

Терпеть этого дальше было нельзя и в конце концов за дело взялся знающий человек – начальник Земцова генерал-майор Иван Михайлович Прокопьев, которого все с ласковым трепетом именовали «батей».

По манере вести расследование, а равно и простую непринужденную беседу, Прокопьев походил на старого хитрого лиса: мог долго и вальяжно ходить вокруг да около, усыпляя бдительность оппонента, но затем, в критический момент совершить немыслимый прыжок и спикировать на противника сверху в самый неожиданный миг.

В один прекрасный день «Батя» вызвал Земцова к себе.

Земцов ввалился в кабинет начальника, словно мешок картошки.

Прокопьев как обычно сидел за столом, на котором был образцовый порядок.

Генерал озадаченно оглядел Земцова поверх очков и кивнул на один из стульев за длинным столом для совещаний.

Земцов плюхнулся на стул так, что тот затрещал под его недюжинным весом.

Вид у майора был такой, словно он всю ночь спал одетым в шкафу.

Прокопьев попросил помощника принести им чаю с печеньем, снял очки, положив их в нагрудный карман, и подсел к Земцову на соседний стул.

Сперва он вежливо и почти что ласково попытался выяснить у майора, как он поживает, и что у него в жизни нового.

На все расспросы Земцов отмалчивался, давая неопределенные ответы.

Не добившись успеха, генерал Прокопьев стал проявлять настойчивость, затем стал требовать ответа, потом плавно перешел к угрозам.

Все без толку.

Чувствуя, что начинает терять самообладание Иван Михайлович поднялся, быстрым шагом подошел к своему столу, надел для пущей солидности китель с наградными планками и блестящими генеральскими звездами, и вернулся к Земцову с зеленой папкой в руках.