Несмотря на то, что огромный рост и крепкое телосложение позволяли ему, что называется, сверху смотреть на подавляющую часть собравшейся здесь сегодня толпы, справиться с морем галдящих туристов оказалось задачей не из легких.

Земцов забрал заказ, повернулся и понял, что предстоит еще обратный путь к самому дальнему угловому столику, откуда ему усиленно махал рукой славный представитель Скотленд Ярда, инспектор Садхир.

Сделав полшага и наткнувшись на плотную стену людей, Земцов вздохнул. Свободной рукой, одетой в черную кожаную перчатку, он поправил бейсболку, прикрывавшую ежик коротких, местами поседевших волос, и голосом, больше походившим на корабельную сирену, что есть мочи рявкнул:

– Прошу прощения!

Толпа сразу притихла и расступилась, давая гиганту возможность пройти. Все перешептывались, а одна пожилая китайская пара даже тайком сфотографировала его на телефон.

Тяжелой поступью Земцов прошел к столику, за которым от души хохотал над происходящим Садхир.

– – —

Инспектор отдела убийств и тяжких преступлений Скотленд Ярда Омар Садхир был совсем не похож на полицейского. Невысокого роста, щуплый, с веселыми озорными глазами на смуглом моложавом лице. Он больше походил на студента нежели на отца семейства. Про таких еще говорят «внушающий доверие».

Садхир словно гипнотизировал своих собеседников. Начальство быстро разглядело талант в этническом индусе и его направили в отдел разведки, специализировавшийся на внедрении в криминальные структуры, которыми кишели такие «замечательные» боро1 Лондона как Ламбет, Ньюэм и Хакни. Там традиционно орудовали кланы Турецкой, Албанской и Южноазиатской мафии.

Во время одной из «командировок» Садхира раскрыли.

Он уже почти месяц пытался выйти на главаря Пакистанской группировки, залившей дешевым низкопробным героином без малого весь Левый берег Темзы. Но подвела его, как это обычно бывает, случайность.

Братья из синдиката пасли его уже несколько дней. Кто-то слил им информацию о готовящемся рейде и о том, что в банде работает человек из полиции.

Теперь братья из синдиката следили за каждым шагом Садхира, и тот, почувствовав опасность, решил выйти на экстренную связь с начальством.

Садхир знал, что в зажигалке, подаренной ему недавно одним из братьев, спрятан небольшой микрофон, поэтому действовать надо было крайне осторожно: покружить с пару часов по городу, сменить несколько маршрутов автобуса и метро. Главное не болтать ничего лишнего и просто исчезнуть.

В качестве точки экстренной связи по плану операции был обозначен трансформаторный щиток в нише на углу Бэйлис и Вестминстер-Бридж. Там был спрятан дешевый кнопочный телефон с присоединенной дополнительной батареей и единственным забитым в него номером. Это был номер куратора Садхира.

Если с указанного телефона поступал сигнал, это означало провал агента и необходимость экстренной эвакуации. В этом случае на Тотенхем-Корт высылался минивэн без опознавательных знаков, который и должен был забрать Садхира.

Инспектор успел подать сигнал бедствия и незаметно спрятать телефон обратно в тайник, но тут произошла та самая чистая случайность, которую предвидеть не мог никто.

Его узнала проходившая мимо женщина с девочкой – одноклассницей Мириши – дочери Садхира. Ничего не подозревая, она назвала Садхира его настоящим именем, передав привет от дочери.

В один момент женщина поставила под угрозу не только жизнь полицейского, но и свою собственную и своего ребенка.

Тщетно Садхир пытался внушить настойчивой даме, что она обозналась – было слишком поздно.

Увиденного и услышанного «братьям» было вполне достаточно.

Полицейскому так и не удалось сбросить слежку синдиката, которую те вели весьма грамотно – несколькими группами, периодически сменявшими друг друга.

Поэтому в критический момент, когда Садхир заметил, как из припаркованного поблизости седана вылезают несколько парней с пушками, ему только и оставалось, что крикнуть «ложись» и принять на себя несколько пуль, чтобы не пострадал никто из случайных прохожих.

Неделя в реанимации между жизнью и смертью, затем еще месяц с лишним реабилитации, но Садхиру удалось выкарабкаться.

На службу в новый отдел по расследованию убийств и тяжких преступлений он вышел с еще большей решимостью и желанием сделать этот мир чуточку лучше.

– – —

За три года службы консультантом в IRT2 Земцов нигде и никогда не встречал такого хорошего копа, каким был Садхир.

Во время совместной работы Земцов понял, что они идеально дополняют друг друга. В этом дуэте Садхир воплощал последовательность и четкое соблюдение инструкции, в то время как Земцов отвечал за импровизацию и решительную экспрессию.

– Ну, может поведаешь, зачем ты прискакал сюда из своей Москвы, или где ты там отдыхал, да еще выдернул меня из отпуска? – иронично спросил Садхир, после того как Земцов поставил перед ним стаканчик с дымящимся латте и сам приземлился напротив.

Лавируя между посетителями с искусством, достойным мотогонщика, к ним подбежала замученная официантка с подносом, быстро выгрузила на столик его содержимое: две яичницы с беконом – и, прежде чем ее успели поблагодарить, снова скрылась в толпе.

– Ну так, я жду ответа, – напомнил Садхир, с аппетитом принимаясь за яичницу, – шеф сказал, что это как-то связано с «делом Теней», – пробубнил он с набитым ртом, – а еще он сказал, что на серьезные силы и ресурсы ты можешь не рассчитывать, – Садхир проглотил изрядный кусок яичницы и продолжил, – мое начальство считает, что дело глухое и искать нужно точно не в Англии.

Земцов не ответил. Он задумчиво вертел в пальцах кружку с горячим кофе и смотрел сквозь Садхира.

– – —

Все началось чуть больше полугода назад в крохотном пригороде Бельгийского Льежа – Бруке.

Ранним апрельским утром в третий полицейский участок, расположившийся в доме номер пять на Руе ла Брук-Сите, вошел растерянный пожилой мужчина.

Нерешительно потоптавшись на пороге, он все же подошел к дежурному офицеру за стойкой и тихим голосом представился как месье де Форет.

Посетитель сказал, что у него важное сообщение – он хочет заявить об исчезновении своей единственной дочери – Алис де Форет.

У служителя правопорядка из Брука, гордо носившего фамилию Легранж, было стойкое убеждение, что до настоящего момента самым страшным преступлением на подведомственной ему территории считалась случившаяся в прошлом месяце кража велосипеда у местного почтальона. В связи с этим «сенсационное» заявление месье де Форета не вызвало у него ни малейшего доверия.

Кроме того, не внушал Легранжу оптимизма и потрепанный внешний вид визитера, которому, по мнению дежурного «не мешало бы хорошенько проспаться».

Легранж тоскливо посмотрел на часы, показывавшие без четверти восемь. До конца смены оставалось каких-то пятнадцать минут, и в душу полицейского закралось крамольное желание спровадить назойливого посетителя, предоставив его заботам второй смены, которая должна была заступить с минуты на минуту.

Тем не менее, осмелевший месье де Форет настаивал на том, чтобы заявление у него приняли и на отрез отказывался уходить.

В конце концов Легранж устало махнул рукой.

«Пусть начальство разбирается с этим чудиком…».

С этой мыслью он проводил де Форета к дежурному инспектору криминальной полиции по фамилии Дюпен.

Инспектор Дюпен был грузным мужчиной средних лет, страдавшим от бессонницы и бесконечных неурядиц в семейной жизни. Как раз в эти дни он болезненно переживал развод со своей второй супругой, намеревавшейся через суд отобрать у него единственный дом.

В последующие полчаса злость на Легранжа смешивалась у него с раздражением от сбивчивого рассказа месье де Форета, по итогам которого инспектор усвоил только то, что его дочь Алис – студентка факультета искусств Свободного Университета Брюсселя, должна была приехать на прошлые выходные, однако пропала и вот уже почти неделю от нее не было вестей.