– Фай…

– Ну что такого я опять сказал? Да, да, давай, заплачь.

– Ты ничего не понимаешь…

– Конечно. Я никогда ничего не понимаю. Не понимаю ни Нэля, ни тебя. А ты не задумывался – может быть, вам это только кажется?..»

Стук каблуков, звук захлопнувшейся двери, тяжелый вздох того, кто остался в комнате и его слова, обращенные, скорее всего, к самому себе:

– Как же мне с вами всеми трудно…

Государь отключил звук. Потом вынул из уха «каплю» Иная, молчащую уже более стражи, и покатал ее перед собой на столе. Никаких полезных и новых мыслей по поводу услышанного у него в голове уже не появлялось. Гуляла только тупая боль – от висков к затылку и обратно.

Судя по времени на часах, за стенами Ман Мирара рассвело. Необходимо было срочно сделать несколько письменных распоряжений: насчет свадьбы, учений в Курганах и эргра Иная с его товарищами по заговору. Рука не поднималась, а заставить себя не находилось сил. Хорошо бы еще написать письмо сыну в Эгироссу, пока Инай не поговорил с ним напрямую. Ша письма не ждет – значит, удивится. Какое-нибудь хорошее письмо… Оставалось только вспомнить, умеет ли таргский государь писать хорошие добрые письма и, если умеет, – как это делается. Обидно, что тут говорить. У него просто не было возможности проводить много времени с сыном, самому воспитывать, учить и опекать. Он был занят делами огромной и поначалу совсем чужой для него страны. Он сам учился в это время – воевать, управлять, властвовать. Но ведь он переживал, заботился, как мог, тщательно подбирал учителей и воспитателей, искренне решив для себя, что ребенка все равно не сможет воспитать человек, сам выросший без родителей и совершенно случайно ставший отцом в семнадцать лет. Вероятно, он ошибался. Вероятно, ошибался много, часто и на протяжении долгих лет. Но он же старался делать как лучше. Он любил Ша, он много думал о нем. Его сын должен был научиться различать добро и зло. Должен был знать с рождения, что такое справедливость, долг и что означает слово «нет». Государь сам так рос, и подобная воспитательная система не казалась ему ущербной. Он судил по себе, по своей склонности быть одиноким, ни в ком и ни в чем не нуждаться, добиваться в жизни не любви и приятного общества, а всего лишь умения профессионально выполнять свою работу. И вот – вырастил принца, но не воспитал друга…

Потом ему пришла в голову еще одна мысль, маленькое злое искушение: не останавливать сейчас Иная. Предоставить тому свободу действий. Посмотреть, что Ша ему ответит. На что решится. Проверить, чего стоит его единственный наследник. Быть может, зря он возлагает на него надежды?..

За Нэлем приехали скоро – в самом начале первой дневной стражи. Встречал посланников из Царского Города Маленький Ли, с раннего утра ходивший со злым лицом.

Первым из имперских представителей, явившихся в Большой Улей за Нэлем, был крупный остроносый пес черно-рыжей масти, короткошерстый, бесхвостый, на тонких длинных лапах. Пока люди и полулюди церемонно беседовали между собой на лестнице и внизу, пес с деловым видом проник в холл второго этажа, где Нэль ожидал своей участи, прыгнул на диван у другой стены и по-барски там разлегся. Нэля он при этом замечал не больше, чем муравья на потолке.

Через некоторое время, в сопровождении Ли и Фая, на пороге холла появилась женщина. Невысокая, худощавая, с узкой талией и нежным, выразительным лицом. Рыжие волосы уложены в затейливую прическу из множества локонов и косичек, расшитое золотом платье из травянисто-зеленого шелка специально задумано и сшито именно так, чтобы подчеркнуть все те качества, которые как раз и отличают женщину от мужчины. На взгляд таю, выглядело это вопиюще неприлично, но, в то же время, не лишено было своеобразной красоты. Двигалась женщина легко и плавно, словно ткала в воздухе последовательную панораму изящных поз. Легкий цветочный запах поплыл с ее появлением по комнате.

У посланницы государя не было ничего общего с крикливыми и толстыми торговками Зеленного рынка или грубыми краснолицыми прачками с Рыбных Пристаней, распухшие руки которых непрерывно полоскали и терли белье, а языки перемывали косточки мужчинам. Она словно родилась не в этом мире. Или, во всяком случае, не в этом городе. Таких райских птиц Нэль ни на своих записях, ни на улицах Столицы еще не видел.

– Госпожа Шер Шерилар, старшая наставница государевых наложниц, представил гостью Фай. – Натаниэль, невеста государя Аджаннара.

Нэль не поздоровался и не сделал ни одного движения навстречу. Просто молча сидел и смотрел. Взгляд госпожи Шерилар не очень нравился ему. Он был откровенно оценивающий, с небольшой насмешкой и некоторой толикой снисхождения.

– Ну что ж… – произнесла сладким голоском старшая наставница государевых наложниц. – Государь велел поторопиться. Если вы не возражаете, мы прямо сейчас и начнем.

Господин Дин трудился в поте лица. Среди ночи он поднял на ноги весь штат собственной канцелярии, а уж его помощники перебудили всех полицейских и министерских архивариусов в городе. Особой необходимости в этом не было, но Дин не желал упустить ни единой самой малейшей детали. К утру примерная картина происшедшего была составлена у него на столе и имела вид мозаики из десятка различных документов официального, полуофициального и совсем неофициального толка.

Все оказалось просто, как дважды два. Связь между покойным министром Энигором и гадателем Даргом отыскалась самая прямая. Гадатель Дарг дважды был записан в журнале личных аудиенций кира Энигора: для какого-то безродного и нищего гадателя неслыханная честь.

История хождений придворных чиновников к Даргу началась давненько, но всерьез страсти закипели после доноса, которым Дин пытался припугнуть Дарга. Как будто бы донос этот стократ придал обманщику популярности. Приобретя входы и выходы при дворе, ловкий гадатель проник к киру Энигору на прием якобы по важному государственному делу. Видимо, выдав некую информацию, он желал обезопасить себя от посягательств Тайной стражи, которыми грозил ему Дин. Аудиенция у Первого министра состоялась за два дня до встречи шарлатана с Ша, но тремя днями после визита Дина. После этого, во-первых, за Даргом немедленно была установлена слежка. Вели ее лучшие сыщики Второй префектуры, и материала они собрали предостаточно, но все сведения осели мертвым грузом в сейфах Первого министра. Возможно, кир Энигор готовил доклад государю; возможно, просто собирал компромат на всех подряд. А во-вторых, посетители хлынули к Даргу толпой и за месяц с небольшим нанесли ему столько денег, что он открыл счет в банке «Купеческий союз». В списке посетителей Дин нашел даже себя, хотя, сопровождая принца, принял все меры, чтобы остаться неузнанным.

Далее – примерно в тот же период времени кира Энигора всерьез заинтересовала фигура эргра Иная. Поверх всех документов о Дарге, Первый министр хранил донесение о том, что к Даргу регулярно наведывается некий монах, которому часто доставляли голубей из монастыря Бдящих Сил в Эгироссе. А для чего возить за сорок лиг птиц, как не для регулярной переписки? Среди бумаг Энигора имелась краткая биография эргра Иная, список приближенных и доверяющих ему людей с галочками на полях. Несколько галочек пересекались со списком посетителей гадателя Дарга. Но ничего явного против Иная из всех этих меленьких зацепок Дин пока вычленить не мог. Да, некоторые люди поддерживают между собой приятельские отношения, верят гаданиям, имеют общих знакомых, дают советы друзьям – которому гадателю можно верить, а который просто бредит наяву, который священник знает свое дело, а кто из попов карьерист и хапуга – ведь у высокопоставленных особ и при дворе, и в других городах круг общения весьма ограничен. А Инай вполне мог оказаться прекрасным исповедником и духовным пастырем помимо того, что эгиросский наместник каким-то образом втравил его в заговор…