Шан уже улегся на полу, забрав себе матрас.

– Может, со мной. А может быть, сам. Ты хорошо начал. Это твоя идея была – идти на суконные склады?

– Моя, – признался Джу. – Но совершенно случайная.

– Ну уж не скромничай. У префекта на тебя большие надежды. С твоими рекомендациями можно было сразу на оперативную работу, без стажерства. И офицерское звание авансом…

– С какими рекомендациями? Откуда вам все про меня известно, господин Шан?

– С такими. Кто там за тебя поручился, тебе самому лучше знать. Но у префекта глаза были на лбу. У Аглара тоже…

Голос Шана ослаб и звучал совершенно сонно. Из комнаты вскоре послышался умиротворенный храп.

Джу сел на пол перед плитой и призадумался. Он зря надеялся, что Иль его освободит. Он все равно оставался прицеплен к сыщику на поводок, как собачка. Просто поводок сейчас отпустили на всю длину. Можно ли с этим что-то сделать? И нужно ли? Спроста Шан ему сейчас болтает или имел в виду предупредить, что и он послан присматривать за Джу? Что вообще означает эта настойчивая и непрошеная опека? Не стоит ли приравнять такую заботу к слежке?.. Аглар, если вдуматься, тоже вел себя странновато. Смотрел ревниво и подозрительно. И вообще…

Джу оборвал золоченую бумажку с коробочки чая, скомкал и бросил в огонь. Она ярко вспыхнула и рассыпалась пеплом. Если бы все, что не нравится и угнетает, можно было так же легко и просто сжечь. А ему что остается? Смириться? Ждать? Или попробовать бежать из-под надзора? Хотя бы и к Волку…

То, что Натаниэль Лаллем провинился перед послом Фай Ли, понятно было с первого взгляда. На аудиенцию к государю его не брали. Вместо этого он был приставлен к дюжине рабочих, пришедших в усадьбу подпилить не в меру разросшиеся деревья – как раз те, при помощи которых легко попасть на ту сторону ограды – и исправить что-то еще по желанию новых хозяев. Дина, судя по всему, ему тоже велено было обходить десятой дорогой. Нэль только издали едва заметно кивнул советнику и сразу куда-то скрылся.

Сам господин посол был настроен решительно и по-деловому. Осмотрел запряженную четверней карету из Царского Города и присланный для сопровождения кортеж, вроде бы остался доволен, велел сначала погрузить короб с каким-то подарком государю, потом отдал последние распоряжения по Большому Улью, забрался в карету сам и разрешил усесться Ли Фаю. Для неофициальной беседы брать большее количество людей на территорию Царского Города господин посол отказался сам. Остальные таю должны были приехать позже для представления двору.

Дин надеялся, что господин посол понял правильно все его наставления, не поднесет государю неприличного подарка, не оскорбит поведением, хотя на неофициальной встрече ему простительны были бы кое-какие вольности и несоблюдение этикета. В Царский Город он отправился несколько раньше таю.

Вчера Дин отослал очередные два письма в Эгироссу – Волку и царевичу Ша. Впрочем, Волк сам намеревался вскоре приехать в Столицу, и обо всех своих успехах Дин должен был поведать ему при встрече. Еще одно письмо, состоящее всего из одного слова: «Пора», – под маленькой личной печатью, лежало в лаковом красном депешнике, приготовленном для голубя из Ашьина. Как только будет назначен день свадьбы – оно отправится в Ашьин и дальше, куда уговорено. А все остальное зависит от расторопности и ловкости устроителей переворота. И от того, насколько серьезно станет внимать разумным доводам, предложенным Дином, странное тайское посольство.

Для этого каждый шаг господина посла следовало держать под контролем. В истинной разумности людей, естество которых лишь наполовину является мужским, Дин сомневался. Всякий его взгляд был нацелен понять: не соврал ли Натаниэль Лаллем, не посмеялся ли над ним? Правда ли они двуполы? Все ли? Если да, то что они чувствуют в окружении нормальных людей? Любопытно ли им, как, например, любопытно Дину? Или им не слишком уютно?.. Чего только на свете не бывает. Единый – старый чудотворец…

Вчерашний разговор поразил воображение Дина настолько, что ночью ему приснился сон. В первой половине хороший: про то, как он сцапал Натаниэля Лаллема за его замечательный во всех отношениях зад. А во второй половине плохой – откуда ни возьмись вдруг появилась Каис и погналась за ним со сковородкой-лепешечницей в руке, как не раз бегала за пирожником Дамгаданом его вторая жена, дочь тестомеса Аари, Дину мачеха.

Дин проснулся в испуге, за три четверти стражи до рассвета, не выспался, не мог собраться с мыслями, думал не о том, о чем следовало думать во время утреннего доклада государю, и, в довершение всего, обнаружил, что разладилась логическая цепочка его знаменитых расчетов. Он упустил некоторые детали – зря понадеялся на память, не решился доверить расстановку бумаге – и не сделал нужных выводов.

Да государь и сам этим утром был хорош.

О том, что у государя бессонница и дрязги в семье, знал доподлинно каждый сплетник в Столице, но на памяти Дина император Аджаннар ни разу не срывал раздражения на приближенных. Кроме сегодняшнего утра.

Дин еще частично застал тот период, когда государь приучал себя к таргской внешней бесстрастности. Давалось это государю нелегко – ведь человек-то он был совсем не такой, на тарга не похож ни внутри, ни снаружи, пусть со временем у него и получилось себя переделать. Но сегодня с утра в нем вдруг прорвался годами сдерживаемый темперамент.

Государь перевернул чернильницу на двухсотстраничный доклад о северных территориях, составленный и переписанный собственноручно киром Наором, обозвал вступившегося за Наора государственного казначея халдой, помощников военного министра ленивыми свиньями, разжиревшими у государственной кормушки, а главу Торгового совета полудурком и кем-то там еще (даже воспитанный в лицейской казарме Дин нескольких слов не понял), все с истинно ходжерским красноречием и в лучших традициях своего неуемного папаши, который никогда никому не стеснялся сказать, что о человеке думает, и за словом в карман не лез. К счастью, государева вспыльчивость всегда вовремя гасла. Дав волю гневу, Аджаннар попросил у всех прощения, и Дина, жалко поджавшего хвост и спешащего поскорей закончить с докладом, слушал почти безразлично. Лишь в конце сделал замечание:

– Если б и ты завел песню о том, что мне пора или снова жениться, или узаконить наследование, я бы решил, что все при дворе сговорились против меня. Откуда у вас такая страсть – лезть в мою семейную жизнь и интересоваться, как я делю свое ночное время между женой и наложницами? Через месяц-другой на нашей северной границе будет стоять армия, и у меня нет времени на удовольствия и развлечения. Откуда же у всех остальных берется время договариваться меж собой и осаждать меня несвоевременными советами?..

Дин склонился еще ниже и произнес:

– У меня и в мыслях не было, мой государь. Я лишь нижайше осмеливаюсь напомнить вам о предложении, на которое вы не ответили мне вчера: поручить тайному сыску провести расследование по тайскому посольству. В целях безопасности государства важно было бы знать, откуда у них столько информации о Таргене.

– Нет, – раздраженно махнул рукой государь. – В расследовании нет необходимости. Их источники информации мне известны.

Дин счел за благо не привлекать более к собственной персоне высочайшее внимание и заткнулся, но именно в этом месте его логические расстановки дали трещину. Тайское посольство оказалось неверно учтенным фактором. Дин предполагал, что другие знают о таю меньше или, по крайней мере, не больше, чем он – и он ошибся. Было тут что-то подозрительное. По-видимому, выплывали наружу какие-то ходжерско-тайские махинации непроверенной давности, глубины и масштаба.

Не обернулась бы обманчивая доверчивость и безобидность пришлых странных существ таю какой-нибудь каверзой, на которые так способны женщины. Не испортили бы хитрые ходжерцы весь подготовленный план. Надо следить, следить, и еще раз следить…