– Ну что ж… Ты сам выбрал. Сиди.

Государь взялся за голову.

«Какой нелепый случай занес жучок на сапог Инаю? – думал он. – Как он мог настолько удачно оказаться в нужном месте в нужное время? Не иначе как Единый охраняет святость своих владений и подбором невероятных совпадений искореняет неправду…»

Следствие по делу об убийстве кира Энигора благополучно забрело в тупик. И сыщик Иль ничем не помог. (На самом-то деле ему просто было некогда.) Все, что удалось откопать, – несколько нераскрытых убийств с похожим почерком. Полдюжины из них были совершены довольно давно, три-пять лет тому назад, и орудие преступления в них было несколько другим, хотя и близким. Однако со времени последнего прошло всего два месяца, и применено там было то же самое острейшее лезвие из отменной стали.

«Красная повязка» – не самый распространенный метод ухода из жизни в Столице. Состоятельные люди, устраняя врага или конкурента, традиционно отдавали предпочтение яду, удавке или самострелу в рукаве. Их наемные убийцы носили кафтан с подкладкой и белые манжеты. Такой способ назывался убийством «чистыми руками». Господа попроще нанимали головорезов с техникой погрубее. У тех в ход шел гвардейский меч, пиратская абордажная сабля, арданский кинжал, саврский нож-потрошитель или трехгранный воровской стилет – оружие, которое легко приобрести в любой оружейной лавке города. Эти наемники убивали по ночам на темных улицах или в умело спровоцированных кабацких драках. Но чтобы бритвой перерезали горло…

Да и где раздобыть в Столице бритву? Сделать на заказ?.. Бритвы водятся там, где есть, что брить. Из населяющих Та Билан рас, известных государю, волосы на теле и на лице росли лишь у южнотаргских горцев. Но бриться горца не заставишь под прямой угрозой смерти, да и не умеет он…

А вот в монастырях, когда человек вступает на первую ступень послушания, ему дают новое имя. Сначала его хоронят – в саване из отращенных ранее волос он три дня лежит в могиле. Потом послушник рождается заново, для нового человека с новым именем волосы на саван опять нужно растить. Но прежние-то сбривают…

Ох, эргр Инай. Что ты не поделил с покойным Первым министром? Ради чего ты нанял убийцу? Да еще который убивает так необычно… Рука уже выводила на именной бумаге распоряжение доставить все возможные сведения о настоятеле обители Бдящих Сил из Эгироссы.

Будоражить эргра Скиллара Скея из Энленского экзархата, наверное, пока не стоило, хотя духовное и административное руководство над таргскими служителями Единого осуществлялись из Белых Земель. Инай был ставленником жреческой коллегии Эн-Лэн-Лена, и там за его действия несли полную ответственность. В то же время, Белые Земли оставались очень далеко, и удерживать богатые таргские монастыри под полным контролем оттуда не могли. Не хотелось нарушать покой эргра Скея государю еще и потому, что они пребывали в ссоре. Эргр Скей, он же «абонент второй» по классификации говорящей коробочки, с государем не разговаривал уже пять лет.

Оставалось поблагодарить Единого за благословленный им суровый монастырский устав, по которому монаху любого ранга не полагалось иметь больше двух сменных рубах, одной верхней ризы и одной пары обуви в личном пользовании.

Государь подождал еще немного. Монастырская служба должна была завершиться к полуночи, а кроме услышанного, за этот день ничего предосудительного эргр Инай не наговорил. Тогда государь сделал так: вложил себе в ухо маленькую каплю-приемник, назначенную привлечь его внимание, если Инай или кто-нибудь рядом с ним снова скажет «государь», и довести до государева сведения всю беседу.

О том, что с такой настройкой передатчика ему всю ночь не позволят спать, он даже и не подозревал.

Получеловек все-таки вернулся.

Пола широкого плаща укрыла Нэля с головой. Даже в полной темноте легко было понять, что подошел к нему тарг – не самый высокий из живущих в Столице, но все же, по сравнению с Нэлем, который и для таю большим не вырос, получеловек казался почти великаном. Голос у него был слегка глуховатый и недовольный:

– Почему ты здесь стоишь? Что с тобой случилось?

– Я из Большого Улья, – всхлипнул Нэль.

– Да? И как ты тут оказался?

– Я там… поссорился со всеми.

– Ну, боже мой, – вздохнул получеловек. – Вот это горе. Хорошо, пойдем.

Он взял Нэля рукой за плечи и сдвинул с места на целых полтора шага.

– Куда? – Нэля не так-то просто было заставить слушаться. Даже когда он чувствовал себя очень плохо.

– В префектуру.

– Зачем?

– Так положено. Я служу в войске Третьего префекта. Если ты из Большого Улья, тебя, скорее всего, ищут…

– Я не хочу… в префектуру.

Получеловек помолчал.

– Большой Улей далеко, префектура близко. Куда еще мне вести тебя ночью под проливным дождем?.. Посмотри-ка на себя. Тебе совсем себя не жалко?

Нэль прижал холодные ладони к лицу, чтобы не разреветься в голос. Посмотреть на себя было нельзя. Под плащом царила абсолютная тьма. Но Нэль, конечно, догадывался, что за зрелище он представляет. Себя ему было жалко. Еще как жалко.

Нашедший его страж порядка некоторое время ждал ответа. Нэль дрожал и молча боролся с собой. Тогда рука, державшая Нэля за плечи, произвела беглое исследование: коснулась воротничка в том месте, где чиновники носят значок, тронула подбородок, попутно отлепив от него короткую прядь намокших волос, провела по плечу вниз и весьма бесцеремонно остановилась под грудью. Слезы у Нэля мгновенно высохли. Он напрягся, приготовившись оказать сопротивление.

Рука еще секунду помедлила и вернулась к нему на плечо, запахнув получше плащ.

– Зачем же ты меня тогда звала? – спросил получеловек после того, как оценил все найденное на ощупь.

Нэль закусил губу. Он пытался унять дрожь и снова подступающие к горлу слезы. Под тяжелым плащом было намного теплее, чем без него. От получеловека пахло дождем, мокрыми деревьями и чем-то чужим, непохожим на запах таю.

Нэль попробовал вытереть щеки мокрым от дождя рукавом.

– Ты не бойся, – немного мягче сказал ему обладатель теплого плаща. – Не надо бояться. Пойдем отсюда. Здесь оставаться незачем.

Джу привел ее домой. То есть, шел-то он в префектуру, но это, во-первых, было по пути, во вторых – дождь рушился с неба с прежней силой, а до префектуры еще оставалось пол-лиги немощенными улицами по колено в грязи. «Оставлю ее тут, а сам схожу и предупрежу Шана», – решил он.

В Порт попасть не получилось, да и первоначальный порыв Джу под холодным дождиком изрядно поостыл. Обстоятельства не позволили ему вести себя свободно и действовать согласно настроению. Не судьба. Может, оно и к лучшему. Это грех – думать только о себе.

Джу выпустил находку из-под крыла плаща в свое полуосвещенное непогашенной лампой жилище, сам плащ стряхнул и бросил на сложенные поленья у входа.

Между комнатой и маленькой кухонькой, где, кроме плиты, сундука и рукомойника, мало что могло разместиться, двери не было. Только порожек-ступенька, о который все гости Джу обычно спотыкались. Женщина осторожно прошла в комнату, а Джу наскоро смахнул воду с лица и волос рукомойным полотенцем и залез в сундук, чтобы взять принесенные позавчера из прачечной простыни. Развязал шнурок на наволочке, внутри которой лежало белье, бросил одну простыню на постель.

– Снимай с себя все и сушись, – велел он, мельком глянув в сторону гостьи. – Я не буду смотреть, отвернусь.

Он быстро сложил в плиту растопку, дрова, поджег кору трутовника и оставил дверцу слегка приоткрытой, чтоб огонь быстрее разгорелся.

– Я поставлю для тебя чайник, – между делом говорил он. – Сядешь к огню или залезешь под одеяло. А я дойду до префектуры и сообщу дежурному, что ты здесь. На тот случай, если о тебе беспокоятся…

Она в это время возилась с одеждой и простыней и ничего не отвечала. Джу закончил кухонные дела, поднялся и шагнул через порожек – все ж, прежде чем уйти, следовало убрать со стола ворованные документы. Зябко кутаясь в простыню и поджимая маленькие пальчики на босых ногах, женщина стояла на не очень чистом полу. Уродливая мокрая одежда повисла на спинке кровати – увидев эту черную куртку и штаны, Джу сразу перестал сомневаться, что его находка в самом деле из Большого Улья: занимаясь на берегу пруда своими документами, он все же обратил немного внимания на посольство.