На мое счастье, книга мне открылась. Разгаданные тайны и расшифрованные секретные послания из далекого прошлого переполняли ее страницы. Но больше всего меня поразила история о том, что Девять Миров, где я, и, наверное, и вы, увидели солнечный свет, когда-то были совсем иным, безрадостным местом, где занятия магией в лучшем случае высмеивались, не принимались всерьез, а в худшем даже наказывались смертной казнью.
Дерзнувшие назвать себя колдунами считались умалишенными и умирали в психиатрических лечебницах. Гримуары уничтожались, ведьм пытали и жгли на кострах, шаманов изгоняли умирать в лес. Смертельная опасность подстерегала всех, заявивших, что обладают Даром. Рожденные магами предпочитали скрывать силу, и уж, тем более, никогда не получали возможности развивать способности, а отважившиеся помогать людям с помощью магии вынуждены были делать это втайне. Миром управляло варварство.
Вы не верите мне, потому что это звучит невероятно?
Невозможно представить себе, что за завтраком нельзя перекинуться парой слов с твоим домовым. Что светильники не парят в воздухе над тротуарами и бульварами. И что в шарике мороженого нет счастливых орешков. Такой мир, где не носят живую обувь и где нельзя перенестись из одного места в другое только силой желания, лишенный его непостижимой тайны, трудно даже вообразить. Какая чушь, слышу я, такой скучной жизни не существует, а если бы она и существовала, то ее следовало изменить! Скажете вы и будете правы. Потому что нашелся один маг, отважившийся бросить вызов установленному порядку вещей. Его имя – сэр Эдвард Чарльз Мак Каули.
Вот она история о человеке, создавшем наш мир, каким мы его знаем сегодня. «Сокрытое от создания миров», глава 37.
«Началась эта история в последние дни правления королевы Виктории, под гудки паровозов и клаксоны моторных омнибусов, возвещающих приход нового века. В местности, где мужчины носят зелено-красные клетчатые килты, а холодные вечера коротают за бутылкой скотча под заунывное пенье волынки. Со склона холма, откуда открывался вид на лесистую долину, так располагающую к прогулкам, где желтые рододендроны спускались до извилистой речки, и заросли вереска скрывали входы в пещеры.
В родовом замке с зубчатыми башнями, приютившимся на гранитной скале, жили-были сэр Эдвард Чарльз, младший сын лорда Мак Каули, и его молодая жена. Однажды…»
Но знаете, другая история, намного интереснее, чем рассказ из пыльного фолианта, приходит сейчас мне в голову.
А что до лорда Мак Каули… О нем я расскажу вам позже…
***
У Масляной реки, на том берегу, где никогда не смолкает пир, где запах гари и сгоревшей плоти от чумных костров острием косы вмешивается в каждое развязное застолье, находится мрачный Безумный парк. Там, чуть дальше от площади Добрых Традиций, позади деревянной библиотеки. Это известное место сбора тихих извращенцев-эксгибиционистов. Парк очень старый, за ним давно никто не ухаживает. Да и неизвестно, присматривали когда-нибудь за ним или нет. Как покрыто тайной и то, был ли у его нелепых, никогда не пересекающихся, затопленных аллей, в которых плещутся летучие рыбы, архитектор.
Или парк однажды возник сам собой, как островок ненормального порядка посреди паники чумы. Если архитектор и существовал, то глядя на кривые, бугристые дорожки, на заросли колючего кустарника и чащобу корявых иггдрасилей-великанов, можно подумать, что создатель сошел с ума и сконструировал этот парк по своему образу и подобию.
В лужах на бесформенных клумбах росли камыши, в пересохших фонтанах из фиолетового камня цвели папоротники, мраморные пышнотелые статуи растеряли головы и руки, а беседки на курьих ногах и львинолапые скамьи убегали в чащу при приближении гуляющих. В тугих бутонах-пустоцветах, не дающих плодов деревьев, монашки и распутники прятали свои зачарованные сердца.
Но именно этим протестом против логики и здравого смысла Безумный парк и был прекрасен! И какое блаженство там затеряться с тобой, гулять под сходящимися над головой кронами иггдрасилей, что древнее, чем земля, в которую уходят их корни! Сентябрьский ветер кружит красно-медно-золотые листья, и голова моя кружится вместе с ними.
Как сладко предчувствие первого поцелуя!
Твои пальцы гладят мои волосы, борода щекочет щеки. Каждая клетка, каждая молекула моего существа томится от этого предвкушения… Прижимаюсь к тебе… Довериться твоему прикосновению… Закрыть глаза и смотреть дыханьем… И задохнуться воздухом на твоих губах… О, забытые боги! И осень, и парк, и вся вселенная исчезают, словно сахар, тают вместе с моим телом, струятся сахарной лавой. И я боюсь поверить в близость неизведанного счастья…
– Послушай, я должна тебе признаться, – тихо, на вдохе, почти без звука, в самое ухо, – это ужасно глупо… Но я девственница…
Мой еле слышный шепот производит эффект обливания ледяной водой…
– Что?! – ты отстранился. Мед в твоих глазах сменяется дамасской сталью. – Что ты говоришь?
– Ты будешь моим первым мужчиной, – выдыхаю.
Ты отодвигаешь меня и отступаешь на шаг, возвращая присутствие духа. Достаешь сигарету. Медленно затягиваешься, прикурив от пятой спички. Выдохнув в воздух колечко серого дыма, отправляешь в полет вместе с ними кучерявого дракона.
– Ты знаешь, малыш, что в некоторых племенах по сей день существует обычай лишения девственности старейшиной племени. Ну, или местным шаманом… Или группой товарищей, специально для этого обученных…
Твоя прямолинейность смущает меня еще больше:
– Разве не все мужчины мечтают об этом? А как же право первой ночи при крепостном праве?
– Поверь мне, я отказался бы от такой привилегии и сбежал с куртизанкой!
– Неужели это может стать препятствием между нами?
Выбрасываешь окурок. Обнимаешь меня за плечи, но теперь как-то по-братски, холодно. Произносишь задумчиво:
– Конечно, нет. Но ты – несовершеннолетняя. И это проблема. Слишком многие жаждут выставить мою голову на своем заборе… Поехали, я отвезу тебя домой…
Серый лохматый дракон, созданный из вздоха разочарования и сигаретного дыма, еще кружил над тропинкой, которую мы только что покинули, глупо радуясь воображаемой свободе. Он резвился, постепенно исчезая в огненном колодце неба, бесследно растворялся, истаивал, смешиваясь с серыми облаками.
А если бы мы задержались еще чуть-чуть, то могли было увидеть, как в Безумном парке в час кровавого заката вспыхивают ладанные огни. Из-под замшелых корней древних деревьев, где живут мудрые седые мыши, выползают мрачные сновидения-кошмары и отправляются в город искать своих ночных сновидцев…
***
Как грустно мечтать под шуршание песчинок, текущих тонкой струйкой в песочных часах. Только их шепот и подтверждает наличие времени. Другое дело с пространством. Убедиться в его реальности крайне сложно, ведь в мечтах оно не имеет никакой важности! И «где» – такого слова не существует в толковом словаре страны моих грез. Важно – «с кем»… Да и время… Если бросить часы об стену со всего размаху, так чтобы песчинки-секунды взорвались как Большой взрыв и вернули все в точку до точки отсчета, то не будет и времени…
Останется лишь липкое здесь и сейчас, без начала и конца. В моем случае – унылый праздник в зараженном чумой городе. За прямоугольным окном позади кружева дырявой занавески город полон пьяных ничтожеств, плешивых бродячих собак и раскисших от сентябрьского дождя улиц. И я не лучше, и не хуже других, и я пойду однажды, потеряв веру в чудеса, веселиться с ними, плясать неистовый dance macabre11, плясать, чтобы забыть косу в когтистой ледяной лапе, притаившуюся за спиной. Плясать, веря, что коса эта до меня никогда-никогда не дотронется… Потому что нет времени. И нет пространства. Это все – дурной сон, который снится безнадежному пациенту психушки, и я – неуклюже и бездарно выдуманный персонаж этого сна…
Без ТЕБЯ мое существование – это бесцветный и безвкусный кошмар.