Ну да какое это теперь имеет значенье! В те времена… Вы ведь не подумали, что чума выкосила две трети населенья зеленого и цветущего Лахденпокья позавчера? Так вот, в те далекие годы черный мор беспощадно прошелся по улицам и задворкам, по пригородам и хуторам. До самого конца зимы на набережной Масляной реки горели костры, сжигавшие трупы, сновали чумные доктора в носатых масках с трехпалыми граблями. Даже казнь двенадцати юных ведьм в начале августа, заподозренных в сговоре с демонами, не помогла изменить трагический ход истории.
После закрытия порта попасть в Лахденпокье можно было по единственной грунтовой дороге. Именно по ней, не спеша, опираясь на косу и собирая жатву, отступала чума. Пока неожиданно для нее самой ее не остановили сорокоградусные январские морозы у хутора Хухоямямки. Хотя чумные костры все еще продолжали пылать, но в ледяном воздухе миазмов эпидемии больше не чувствовалось.
До сих пор в честь этого благословенного избавления каждый год в разгар январской стужи, в третью субботу января, город празднует День Спасенья от Чумы. Ученики художественного кружка ваяют ледяные скульптуры-черепа и расставляют по улицам. На площади Добрых Традиций заливают каток, а напротив библиотеки, с разукрашенного костями лотка, продают рябиновую наливку и пирожки с картошкой и рисом. В одном из таких душистых румяных пирожков булочник запекает маленький улыбающийся череп. После захода солнца, что в наших широтах в это время года происходит сразу после обеда, начинается шествие загримированных под скелеты горожан. С бутафорскими косами и длиннющими свечами в руках они отправляются к заснеженному заброшенному порту. Там счастливчика, которому достался пирожок с черепом, приносят в жертву в благодарность за счастливое спасение: топят в специально прорубленной проруби. Это становится кульминацией праздника. Музыканты играют заводные ритмы, наливка льется рекой, горожане танцуют, прыгают чрез костры до самого рассвета, издеваясь над смертью и презрев чуму.
Эпидемия-то и стала причиной того, что название Лахденпокье как-то, само собой, трансформировалось в Чумной город. И без того небольшой порт по указу городского главы был закрыт. Докеры, те двое, что выжили после эпидемии – уволены, а трое уцелевших рыбаков переквалифицировались в таксистов. Заброшенные корабли и рыболовецкие шхуны все еще гниют в разрушенном порту. Если прогуляться вдоль набережной, а потом пойти не по дороге, а вдоль воды, то путь преградит ограда, именно за ней вы и найдете старый причал. Оттуда, за зелеными кронами елок, хорошо видны старые ржавеющие суда, намертво осевшие в плачевном состоянии запустения. Говорят, они полны призраков бородатых моряков, тех, что так и не решились сдать свои лодки на металлолом.
Возле хутора Хухоямямки, на последней развилке дорог, перед нашим городком стоит вещий Беломудрый камень. Гостеприимная надпись на нем со стародавних времен напутствовала странников и бродячих богатырей: «Направо пойдешь – богатым будешь. Налево пойдешь – жену сыщешь. А прямо пойдешь – себя потеряешь». Напомню, что это самое «прямо» и являлось единственной дорогой, ведущей в Лахденпокье. Неизвестно, благодаря чьей искусной руке в ту злую чумную пору на камне возникла таинственная приписка: «прямо пойдешь – себя потеряешь и чуму найдешь». Сами понимаете, такой дорожный указатель не способствовал притоку туристов.
С другой стороны, он избавлял от незваных гостей и назойливых коммивояжёров3. Возмущенные жители, те несколько десятков, что спаслись от эпидемии, поначалу протестовали на центральной площади у деревянной библиотеки. Кто-то пытался утащить каменюгу, да куда там! Были даже те, кто рисковали под покровом ночи замазывать письмена краской и рисовали смайлики на слове «чума». Эффект от этого оказался прямо противоположный: чума подмигивала и зловеще скалилась. Лишь позже горожане осознали привилегированность своего положения. Особенно остро – после начала Тридцатилетней войны, в голодные годы массовой миграции нищих оборванцев с юга. И смирились. Лахденпокье окончательно и бесповоротно превратилось в Чумной город.
Возможно, после истории, которая приключилась с моей семьей, именно эта недосягаемость и уединенность городка и послужили причиной того, что бабуля выбрала именно Лахденпокье.
Наш чистенький деревянный домик с белыми резными наличниками голубел по адресу улица Прибрежного Затона, 13. Его окружал малюсенький сад-огород с душистым укропом, ностальгическими пионами, яблонями, карликовыми сливами и одной кривой старой вишней. Догадываетесь, что достался он бабуле почти даром, так как бывшие хозяева покинули этот мир, как и их соседи, в год эпидемии, и много лет дом и сад пребывали в бесхозном запустении. Могу только догадываться, сколько сил потратила эта отважная женщина, моя бабуля, на то, чтобы привести его в пригодное к проживанию состояние. К сожалению, я не имела никакой возможности помочь ей. В те годы мне исполнилось едва ли несколько месяцев отроду.
Нет, конечно, я не родилась в Лахденпокье! Первые месяцы моей жизни прошли в шикарном особняке на берегу Невы, с видом на её задумчивые воды из окон гостиной. Мой покойный отец купил этот дом за год до рождения моего погибшего брата. За семь лет до смерти матери.
Все, что я знаю о моей семье, рассказала мне бабуля. Моей матери достался по наследству участок земли в заповедных местах, богатых вековыми лесами. В прекрасных туманных прудах там полоскали длинные тонкие ветви старые ивы, а в небольших зеркальных озерцах росли золотые кувшинки-кубышки. Отец решил продолжить дело тестя и занялся разведением радужных рыб-пеструшек, вкусных и питательных. Хозяйство у него было небольшое, но приносило стабильный доход. Все бы ничего, да вот однажды в этих прудах с прохладной чистой водой завелись русалки. Дело обычное, русалок полным-полно в наших северных широтах. Всем известно, что существа они опасные, и лучший способ общения с ними – это от них избавиться как можно скорее. Никто не отважиться разговаривать с ними, а тем более слушать их советы. Никто – но не мой папа. Несколько месяцев русалочьих песен убедили отца в том, что это малюсенькое рыбное хозяйство имеет огромный потенциал, и если инвестировать несколько сотен тысяч монет, то скоро они с мамой разбогатеют. Да так, что смогут купить трехэтажный особняк на берегу Невы с частным причалом, и даже катер с двумя моторами по пятьсот лошадей каждый! Причем вложения оправдаются всего за пару лет. Тут же, как по волшебству (почему нет, не забывайте, в каком мире мы живем, черная магия-то – обычное дело!), нарисовался один доброулыбчивый тип и предложил взаймы необходимую сумму под минимальные проценты. Нет, улыбчивый был не из банка. Улыбчивый принадлежал к местным бандитам.
Видимо, доводы здравого смысла заглушили сладкие песни русалок и видения двадцатиметровой стеклопластиковой красавицы с двумя винтами, запаркованной на личном причале. Дело было сделано, бумаги подписаны, звонкие монеты инвестированы. Мечты начинали сбываться, русалки плели венки из желтых кубышек и хохотали в рыбоводных прудах.
Пока однажды, спустя семь лет, на этой новенькой ферме не случился мор. Радужные рыбы плавали печальным ковром, перевернувшись кверху пестрыми брюшками. Рядом агонизировали русалки. Отец был разорен. На следующее утро улыбчивый нанес визит в недавно купленный шикарный особняк с верандой, выходящей на кипящее теченье мрачной Невы. Он пил чай, качал головой, а уходя, как бы нечаянно обронил: «Долг нужно вернуть завтра! Каждый день проволочки будет вам стоить очень дорого! Я всего лишь передаю вам сообщение. Решать вам. А если обратитесь к кому-нибудь за помощью, то умрете».
Но ведь беда одна не приходит, верно?
Отец посчитал, пересчитал и перепроверил несколько раз. Средств, вырученных от продажи пришедшего в упадок хозяйства, не хватило бы, чтобы рассчитаться с бандитами! Даже если добавить к ним рыночную стоимость недавно спущенного на воду двухвинтового катера и особняка с видом на Неву из гостиной! И тогда отец отважился на отчаянный шаг. Он решил искать справедливости и защиты у властей, и утром отправился к участковому…
