– Невозможно. Зомби различают своих и чужих. Внутри каждой коробки патронов зед-зед – формула-оберег, которую накладывают на ствол. Стрелок и его банда для этих тварей – неприкосновенны!

Оставив при себе мнение, что все это неконвенциональное оружие явно запрещено, все же рискую спросить:

– Дрю, откуда у тебя все это?

Он снова наклоняется к самому моему уху и горячо шепчет:

– Я знаком кое с кем, кто знает одного парня, который через двоюродного брата помог мне наладить контакт с самим МИЛАНОМ!

Имя Милан он произнес так, словно все буквы в нем были заглавные.

– Кто такой Милан? – спрашиваю я в полный голос. И замечаю, что от звука этого имени соседи по столикам притихают и тревожно прислушиваются. Даже ветер подобострастно перестает дуть. Хм…

– Тс-с-с! Смотри, – Дрю поднял с земли кусок упаковочной бумаги, – это рынок оружия в Хоше. А это Милан! – он со всей силы сжимает бумагу в кулак. – Понимаешь теперь?

– Нет.

– Поговаривают, – Дрю прижимается губами к моему уху, не позволяя просочиться ни одному звуку, – он са-мый нас-то-я-щий ЗДУХАЧ! Полудемон. И к тому же БЫВШИЙ солдат удачи. Ясно?!

И предупреждая следующий вопрос, зажимает мой рот ладонью.

– Правда, поговаривают еще, что у него не все хорошо с головой… Понимаешь, во время сна дух здухача покидает тело и улетает сражаться с демонами или другими духами-здухачами. Даже со штормом или ураганом. Раньше Милан был так силен, что мог с корнем вырывать деревья! Проблема в том, что у здухачей сверхмогучая сила проявляется ТОЛЬКО во сне, но…

Киваю, мычу сквозь ладонь, не в силах сдержаться от любопытства.

–…но после того, ЧТО случилось с ним на последней войне, говорят, ОН страдает бессонницей. Вообще никогда глаз не смыкает… Вот так-то…

Дрю отнимает руку, показывая, что разговор закончен.

– А я-то тебе зачем?

– Тот парень, брат которого помог мне раскрутиться, может устроить так, чтобы меня взяли в долю на опт. Дошло наконец-то? Это же совсем другой уровень, совсем другая жизнь!

Пусть он решит, что я непроходимо тупая, но:

– Я все еще не понимаю, зачем тебе я.

Дрю безнадежно вздыхает:

– Настоящий бизнес – это контакты, встречи с нужными людьми. Я должен налаживать связи, знакомиться, угощать… Я не могу одновременно торговать здесь и…

Его речь прерывает первый покупатель, лысый и с татуировками на накаченных бицепсах. «Зед-зед?» – это все, что я понимаю из речи на его лающем языке. Дрю гордо кивает. На том же непонятном мне наречии они долго торгуются, но в конце концов ударяют по рукам и татуированный выкладывает на стол увесистый мешочек монет. Дрю бросает мне через плечо:

– Чего спишь?! Ты что, не слышала, что клиент просит?

– Слышала. Но ни слова не поняла.

Дрю безнадежно машет рукой, собственноручно достает из сумки под прилавком несколько пачек зубов зомби и отдает клиенту. Спрятав монеты в опустевший после похода за товаром мешочек на груди, поворачивается ко мне:

– На тебе, что, нет лингво-заклинания?

– Есть. Но не на все языки. Мне хватало… Ты же знаешь, сколько стоит полная лингва?

Нас перебивает следующий клиент. На этот раз Дрю переводит мне запрос клиента и я, порывшись в сумке, послушно выкладываю на прилавок его покупку – десять коробок с надписью «ZZ 7,62» и одно заклинание непромаха.

К полудню, когда безжалостное солнце Хоша повисло в зените, клеенчатая сумка опустела, и, выложив на прилавок несколько непроданных гранат и прицелов, Дрю отправился за новой партией.

Вторая половина дня прошла еще суматошнее первой. Несколько раз Дрю подносил товар, несколько раз клеенчатая сумка показывала мне клетчатое дно. Наступление вечера я заметила лишь по опустевшему термосу и урчащему, требующему последний несъеденный бутерброд, желудку. Но, вопреки моим тайным надеждам на отдых и ужин, когда первые звезды появились на ультрамариновом небосводе, поток клиентов всё увеличивался. В сопровождении летающих светильников покупатели так плотно заполнили пространство между торговыми рядами и так громко торговались на непонятных языках, что от этой сутолоки и шума стало трудно дышать.

– А где ты обычно ночуешь? В Хоше есть недорогие отели? – начинаю я издалека, воспользовавшись молчанием подошедшего покупателя, размышляющего над озвученной ценой.

Дрю бросает на меня непонимающий взгляд:

– Хош никогда не спит! Ночью – самая реальная торговля! Самые ценные клиенты Девяти Миров, которые не уважают свет дня, появляются после заката! – и, понизив голос. – Из всех ДЕВЯТИ Миров, понимаешь, о чем я? Даже боги и демоны затариваются в Хоше!

– Что, боги тоже покупают зубы зомби? – сомневаюсь я вслух.

Дрю мотает головой:

– Нет, конечно. Я слышал однажды от одной беззубой старухи нигерийки, что где-то в северной части есть ларек, где перепродают души. Правда, не надейся разбогатеть на продаже души, они дорого не заплатят! Сегодня души – это не бизнес! Души ничего не стоят, идут две за пятнадцать туллов в лучшем случае… Выгоднее продать почку!

– Забытые боги ищут на рынке дешевые души?

– На Базаре Семи Путей есть абсолютно все. Потому что, если здесь чего-то нет, значит, это никому не нужно.

Как назло, словно с неба, внезапно возникает непереносимый аромат кофе. Больше озабоченная своим пустым желудком, чем вопросом, чем же «затариваются» боги в Хоше, уточняю:

– То есть, мы продолжаем торговать всю ночь?

– Базар закончится завтра в полдень. Ты что, устала?

– Нет-нет! Ни капельки, – возражаю энергично и фальшиво.

Дрю усмехается:

– Сделай знак разносчику кофе. У меня тоже глаза слипаются.

Я шарю глазами по плотной толпе покупателей, недоумевая, как кто-то в состоянии протиснуться к нам в такой толкучке и увидеть мой знак.

– Ты не туда смотришь, – ворчит Дрю, указывая пальцем вверх.

Поднимаю голову по направлению пальца Дрю. Мой взгляд упирается в бордовый с золотыми узорами персидский ковер, висящий в метре над нами. Точнее, ковер-самолет. Я кричу и машу руками, не знаю, как принято в Хоше подзывать ковер-самолет, транспортирующий кофе. Возможно, неправильно, но эффективно! Ковер снижается, зависает в полутора метрах над уровнем земли, золотые кисти трепещут на ветру. Один из летающих кофеваров, проворная тонкорукая обезьянка в красной феске, орудуя громоздкой кофемолкой, дробит зерна. Другой – чернявый парень с волной кудрей, выбившихся из-под такой же красной фески. С мечтательными глазами цвета мокко, на песке раскаленного квадратного мангала он варит в чеканной турке ароматный, приправленный специями напиток. Шапка пены поднимается, он приподнимает турку, дает пене осесть, снова возвращает ее в песок, и так несколько раз. Не торопясь, с чувством собственного достоинства, соблюдая многовековые традиции, мурлыча вполголоса печально-чувственную песню.

– Два кофе, два кофе! – кричу я и для убедительности показываю два пальца.

Кофевар кивает, не переставая напевать и ласково глядя на пену в турке, а обезьянка улыбается.

Дрю смеется:

– Кофе стоит один тулл за четыре чашки. Так что Муса еще вернется.

Наступившее после безумной ночи утро, в течение которой Дрю два раза бегал затариваться, принесло долгожданную тишину. С восходом солнца поток покупателей начал редеть, и где-то за час до полудня Хош опустел.

С красными воспаленными глазами, счастливый, Дрю потирал мешочек с выручкой, весящий на груди, приговаривая странное «я, мол, такой ЗАДАВАЛЁННЫЙ»! Что, очевидно, свидетельствовало о его высшей степени довольности.

Наш вечерний приятель, летающий кофевар, возвратился на потертом ковре-самолете усталый и притихший. Усевшись на опустевший прилавок, мы, онемевшие от ночи оживленной торговли, молча, потягиваем ароматный, сдобренный корицей и перцем напиток, и смакуем малюсенькой кубик пахлавы, сопровождающий каждую чашку. Я рассматриваю, как сворачивают товары утомленные немногословные продавцы, провожающие взглядом таких же, как и мы, разбитых, но довольных, покидающих базар налегке.