Наутро телефон не умолкает, электронная горит красным пламенем, а вокруг стола собирается очередь моих «поклонников», чтобы выразить непечатными словами, как они меня «обожают», передать больничные листы, заявления на отпуск, написанные задним числом и якобы позабытые в тумбочке. Вот потому в тумбочке у меня припасена бутылочка успокоительного, иначе увезли бы в смирительной рубашке.

В прошлом месяце я наказала главу информационной безопасности, того самого Карабаса-Барабаса. И неважно, что он важная шишка, большой босс, и может отрубить мне одним кликом и Интернет, и электронную почту, или подкинуть троянский вирус. Перед правилами все равны. Или отменять ограничения для всех, или требовать соответствия стандартам, начиная с самого верха.

Только отправила письмо Карабасу-Барабасу, шеф тут же услышал по телефону хриплый генеральский бас. Взгляд нашего единственного в кабинете мужчины говорил больше, чем слова. Даже он струсил и обещал разобраться. Я отказалась идти на уступку только из-за авторитета нарушителя. Рискую рабочим местом, если соглашусь, если откажусь – тоже рискую.

Теперь звонили уже мне. Всего одна фраза. Как нож к горлу. Отрывисто. Весомо. Давит.

«Тот, кто живет в стеклянном доме, не должен бросаться камнями в других», – сказал Карабас-Барабас и положил трубку.

Угроза. Совершенно точно.

Двоюродный брат Стаса, Лёня, крепко напугался этого выражения, всерьез переживает за мою жизнь. И его тревога передалась мне. За последние две недели кто-то дважды пытался взломать мой инстаграм. Подозреваю, что началась охота. Если бы служба информационной безопасности хотела получить доступ к моим соцсетям, сделали бы это легко, чисто, без улик. Но меня намеренно пугают.

Вчера у шефа просили номер моего мобильного телефона. Тоже эти серьёзные ребята. Среди них есть даже выпускник курсов гипноза (в его личном деле видела сертификат). Хвала небесам, начальник не выдал меня.

Теперь прежде чем выходить за дверь рабочего кабинета, из туалета или из здания офиса, оглядываюсь. А ведь у нас вдобавок новый управляющий директор по персоналу. Славка с жадностью впитывает любые слухи и доносы на своих работников. К кому она прислушается? Ко мне, мелкой рыбешке в корпоративном океане, или к киту, который на одной лесенке с ней в пищевой цепочке.

К слову, уже уволили мою коллегу на днях. Оказывается, она «недостаточно гибкая по отношению к руководителям других департаментов». Для принятия решения нашей Славке хватило одного звонка от ябеды-босса из департамента продаж. А уволенная девочка, между прочим, сирота, живет на съемной квартире.

Принципиальность – дорогая штука, скажу я вам. Нет, правила компании – не то, за что я готова лечь грудью на амбразуру. Но сама подчиняюсь и требую от остальных того же. Подчиняюсь целых десять лет, потому что не могу сделать прыжок в неизвестность. Трусиха. Не настолько талантлива, чтобы работать на саму себя.

«Меняйте Ваши мнения, сохраняйте Ваши принципы: меняйте листья, сохраняйте корни», – писал Виктор Гюго.

Чувствую, кто-то замахнулся топором над моим стволом. Будем надеяться, что вы не станете наблюдателями моих позорных фотографий, слитых в сеть Карабасом-Барабасом. Слава Богу, хоть снимков голышом у меня не было и нет. Но в ванну, пожалуй, с телефоном больше не пойду. Мало ли…

Не без зависти и сожаления прощаюсь со Стасом и выхожу на холодную улицу. Он был таким тёплым, домашним, в спортивных брюках, флисовой толстовке (отопление ещё не включили) и с полным беспорядком на голове. Моя шея хранит мятно-розмариновый аромат его одеколона «XS», вызывая улыбку от утренних нежностей. Муж работает удаленно, изредка выбираясь из своей «крепости» на встречи со спонсорами. Моя тайная запретная фантазия – плюнуть на всё и остаться с ним под одеялом на весь день.

Сегодня вдвойне неприятное рабочее утро – мне назначили встречу за час до начала рабочего дня. Наша Славка продолжает жить в своем собственном часовом поясе. В 23:00 вчера пришло сообщение от неё о том, что ждет нас с шефом к восьми часам утра у себя. Хитрый Кощеюшка тут же попросил прикрыть его – увидев уведомление от управляющего директора, не открыл сообщение, типа уже спит. И в общем-то ничего не нарушил. Всё-таки в нашем Кодексе корпоративного поведения черным по белому написано, что никто не в праве беспокоить коллег в нерабочие часы, а время отдыха работники по Трудовому кодексу вольны использовать по собственному усмотрению. Я назвала начальника Кощеюшкой вовсе не потому, что он злодей (хотя и хитрецой не обделён), а просто худющий, с синюшной кожей, и только энергетики худо-бедно поддерживают в нем жизнь. Фамилия Лапшин ему очень подходит во всех смыслах: и лапши навешает знатно, и длинный, тощий, как вермишель капеллини. На фоне этой худобы у него просто фантастически огромные карие глаза с такими длинными и закрученными ресницами, будто накладными. По средам он возит сына к 6:30 на тренировку по водному поло. И к 8:00 утром ну никак бы не успел. Жена сидит дома с грудничком.

Короче, бросил меня одну под танки. На днях Лапшин честно признался, что ни слова не понимает из речи Славки, решил заняться английским на досуге. У пучеглазой правительницы через одно русское слово проскакивает какое-нибудь новомодное американское заимствование.

Но дело даже не в этом. Невооруженным глазом видно, как Кощеюшка трусит, выкуривает по пачке сигарет в день. Невозможно пропах табаком весь гардеробный шкаф, а заодно и пальто, куртки коллег из отдела.

Я правая рука Лапшина, и его самые «солидные брюки» (потому что вечно прикрываю зад начальника на совещаниях и во время его отлучек, хотя жутко этого не выношу). Мы ровесники, поэтому не особо-то раскланиваюсь перед ним, могу и побурчать вслух, и поспорить. Поначалу он дико злился, «оставлял после уроков» для беседы, но потом понял, что зависит от меня и моих знаний в кадровом делопроизводстве. Поэтому сейчас мы всё чаще смеёмся, вместе громко возмущаемся выходкам общих врагов и всё реже воюем между собой.

Кощеюшка – ставленник предыдущего управляющего директора по персоналу, отлично шарит в финансовом менеджменте, планировании и управленческой отчетности, но не в HR. По знанию Трудового Кодекса я бы поставила ему кол. А зачем изучать сотню страниц, если рядом есть Марианна-шпаргалка?

Его назначили в кризисный год только для контроля за расходами на персонал. Теперь же Лапшин остался без крыши, и тайное быстро стало явным – он рыбка из другого пруда. Шеф частенько недопонимал Славку, потому она стала вызывать меня с ним вдвоем, чем активировала эффект Рингельмана2 и нарушила четвёртый принцип управления Анри Файоля (не зря же я их зубрила в универе). Принцип единоначалия. Работник должен исполнять приказы только одного начальника. Пучеглазая полушутя сказала Кощеюшке: «Кажется, Вы заблудились и ошиблись дверью в этой компании, дорогой мой».

Она обожала развозить на два часа рабочие встречи, рассказывая нам про феномен вынужденной беспомощности, про эксперименты на крысах, про то, как её знакомый HR-директор вытаскивал из квартир запойных одаренных программистов-удалёнщиков на рабочие встречи, а для их мотивации на офисных подоконниках в горшках, вместо герани, выращивали марихуану. Славке нужно было читать лекции студентам, а не наниматься к нам управляющим.

Поначалу мы, конечно, заслушивались. Оратор она потрясающий. Позже дошло, что пучеглазая не только беспощадно ворует рабочее время, так ещё и загружает работой, которую сама не успевает проверить из-за бесконечных встреч. Продвинутые западные менеджеры, которые ценят время, давно перешли на «стоячие» совещания (Слава бы сказала «митапы»), ведь на ногах точно не простоишь два часа.

Дошло до того, что в ежедневниках Вячеславы и электронном рабочем календаре наслаивались встречи одна на другую, а управляющие возмущались её забывчивостью. В итоге Славка посягнула на нерабочее время подчиненных. Встречи в восемь часов утра, в семь часов вечера, в выходной день, сообщения в мессенджере в ночное время. Но казалось, что она стреляет холостыми патронами – решения принимала медленно, документы накапливались огромными стопками на столе Славки без её подписи, а на нас сыпались жалобы на недельные проволочки, хотя мы чуть ли не ночевали в своём подвале.