Просто горсть пепла. И не более…

Тэйн, постояв в растерянности, приблизился к нему, собрал прах в ладонь и, не зная, что делать, вынул камень Даллана, смешал прах Творца Кэлленара с его прахом. Потом, повинуясь странному душевному порыву, вытащил из кармана все камни-защитники, кроме камня-талисмана, оставшегося у Лейт, и бросил их в ту же самую урну. И поместил могильный камень на место.

Вот и все. Свечение Усыпальницы исчезло, знаки ши-ала потухли, унеся с собой все загадочное волшебство этого места. Теперь это был один из множества залов Тонхайра. Даже хэльдов здесь не было. Никаких. Даже самых простейших.

Неожиданно его разобрала злость. Неужели все так глупо и просто? Гордыня Творца, не позволившая ему должным образом завершить собственное творение? Уродливое посмертие, извратившее идею истинного бессмертия? Эх, шарахнуть бы чем-нибудь по этому гнусному месту, чтобы следа от него не осталось… Чтобы навсегда стереть из памяти этого мира гордыню его самого первого творца, избавить от ошибок, и найти, наконец, тот единственный путь — выход — для всех…

А потом, словно повинуясь чему-то извне, чему-то, идущему из души, он понял, что и как именно он должен сделать.

…И он принялся за работу, не зная, в какую форму выльется его творение потом, после, но вкладывая в то новое, что рождалось под его рукой, всю свою душу, свою любовь, ненависть, страсть и блаженный покой, и в особенности — свою мечту о будущем, мирном и свободном, со множеством дорог и возможностей, и главное — с возможностью счастья для каждого, кто решится пройти своим путем. Призывая на помощь все силы вселенной, он что-то выкрикивал — то ли отдельные слова, то ли целые заклятия, то ли настоящие сложные конструкции из гармоний, символов и стихий — на самом деле он и сам не понимал, что делает; и в какой-то момент он неожиданно осознал, что там, вовне, за его спиной, за надежными каменными стенами вокруг него что-то неумолимо и безвозвратно переменилось. Музыка Потоков, прекрасная, всесильная, разрушительная для одного маленького и слабого человеческого тела, звучала в нем с нарастающей мощью и совершенной, невыносимой гармонией, и он запретил себе отвлекаться, продолжая работу, повинуясь не разуму и не памяти, а какому-то постороннему чувству, побуждавшему его воспроизводить те самые, забытые мирозданием, неясные, а по сути — никогда и никем не понятые слова. Слова, порождения странных, на грани безумия образов, которые теперь, повинуясь некоей силе, льющейся прямо из сердца, становились реальностью…

Многоцветная и неожиданная вспышка перед глазами, а может быть, и в глубине сознания, ослепила его. Камни падали сверху, он плохо понимал, что происходит, содрогания свода, стен, пола, из слабых стали резкими и ритмичными, и он, неожиданно осознав, что свод Усыпальницы рушится прямо над ним, то ли от его неосторожных и безрассудных действий, то ли в результате Пришествия, вошедшего в этот момент в полную силу, — он рванулся наружу, за пределы круга тумб, но не успел, сбитый с ног очередным камнем, придавленный остальными, даже не успевший по-настоящему отделить сон от реальности…

Он очнулся в той же самой каморке в Обители Колодца, где жил когда-то еще до создания лагеря у Ворот. Тут до сих пор лежали его вещи, книги, оружие. Рядом, на низенькой табуретке около стены, закутавшись в лайдский плащ, сидела Данира, с каким-то рукоделием в руках. Зрелище было до того необычное, что он решил, что еще не проснулся, но, заметив его удивленный взгляд, она отложила в сторону одежду, которую зашивала, поднялась и присела на край ложа рядом с ним. Глаза у нее были усталые, но спокойные, словно она не слишком волновалась за его самочувствие.

— Как ты? — улыбнулась она, глядя, как его рассеянный взгляд блуждает по потолку и стенам.

— Не очень.

Голова и ребра болели: видно, тот камнепад ему не привиделся, и камешками его приложило основательно. Он осторожно сел, обнаружил, что двигаться не так больно, как он боялся, и, спустив ноги, уперся требовательным взглядом в Даниру.

— Что со мной было?

— Часть пещер вокруг Усыпальницы неожиданно начала рушиться. Случился обвал.

— Я бы сказал, что это сама Усыпальница начала рушиться, — перебил ее Тэйн.

— Тебе виднее, — кивнула она. — Потом все неожиданно прекратилось. Тебя оглушило, но не завалило. К счастью. Там, где были тумбы, теперь куча камней и провал в соседнюю пещеру.

— Жаль, — вздохнул он. — Я хотел, чтобы к могиле Даллана можно было бы приходить… — тут он вспомнил о Кэлленаре-Творце, но рассказывать Данире пока не стал. Потом. Успеется еще. — А что снаружи?

— Ничего.

— То есть?

— Понимаешь, примерно тогда же, когда обрушилась Усыпальница, хаос снаружи резко пошел на убыль и постепенно исчез совсем. Сейчас там…Я даже не знаю, как это описать. Может быть, ты сам посмотришь? Только возьми куртку потеплее.

Отыскав куртку, он, встревожено оглянувшись на Даниру, побрел по направлению к выходу из пещер.

Там, на плато над долиной, была ночь. Тэйн обнаружил Кельхандара, стоявшего на самом краю с неподвижностью статуи. Озера кйти не было. Распадок был девственно чист, там не осталось ни следов лагеря, ни следов сражения, даже окрестные валуны были сглажены, словно на морском берегу. Темноту ночи рассеивал свет Алуре, ночного солнца Теллара, и Небесного Острова Агваллар, привычно сиреневого с серебристыми разводами. В чистом морозном воздухе кружились большие, искристые снежинки, медленно падали вниз и застилали землю ровным пушистым слоем снега. Тэйн неожиданно вспомнил, что по обычному календарю сейчас где-то начало сезона Холода. Воздух был чист и вкусен, дышалось легко, словно не было никакого Пришествия, не пылало жаром небо, не горела земля, не дули адские раскаленные ветра.

— Так оно было или нет? — спросил он раздраженно, ни к кому не обращаясь.

— Не знаю, — откликнулся Кельхандар, пятясь от края. — Но то, что оно началось — я уверен. Сам видел, своими глазами. Кажется, оно закончилось, едва начавшись. А может быть оно такое и есть… В общем, что бы ни случилось, нам повезло.

Тэйн долго молчал, переживая догадку, которая возникла сразу же, как только Данира связала камнепад в Усыпальнице и прекращение хаоса. Потом все-таки отважился пересказать им все, что произошло с ним, когда он хоронил прах Даллана.

— Кэлленар-Творец… — задумчиво проговорила Данира. — Арбонн рассказывал мне о нем, но я не придала значения, если честно. Получается, он был жив?

Тэйн пожал плечами.

— Теперь-то он точно мертв. Неужели все было из-за него? — спросил Кельхандар. — И Пришествие? Нет, я ничего не понимаю, — решительно заявил он. — Пришествие прекратилось, едва начавшись, как только рухнула Усыпальница. Мы с Киа так и решили, но… — его взгляд требовательно уставился на Тэйна. — Что именно ты сделал с ним и с ней?

Ройг долго молчал, глядя на заснеженную долину.

— Если бы я понимал, что именно.

(Сезон Холода, за день до Рождения Илбара. Риаллар, Эргалон, Риан Ал Джар)

— Потрясающая женщина. Такая маленькая, такая милая и…

— Каменная.

— Вот-вот. Точеная статуэтка. Куда там королеве Аурелии… Должен сказать, двор Тар-Наридов вообще не блещет утонченностью. А вот Холгойны всегда славились умением выбирать красавиц.

Вельг поморщился. Его спутник, крупный делец из Карры, успел надоесть ему излишней разговорчивостью и бурными восторгами. Его собственная свита застряла где-то в самом начале Зала Приемов, но Вельгу повезло — его вынесло вперед вместе с толпой гостей, прямо следом за делегацией Майра, от которой отстал этот восторженно разговорчивый купец.

Пришлось пропустить делегацию Агваллара — их было аж двенадцать, и Данира скромно затесалась в самом конце. Вельг знал, что после официального приема в честь прибытия гостей на праздник Рождения Илбара состоится заседание Конклава Сил, несмотря на то, что глава Конклава до сих пор не вернулся в Эргалон. Заседание будет кратким: алареи, алурийцы и теллариане коротко обменяются новостями и пойдут отдыхать. Риан Джерхейн Холгойн еще не прибыл в Эргалон, его ждут сегодня ночью или завтра утром. Вельга, к сожалению, на Конклав не допустят: Агваллар и Ард Эллар до сих пор не подписали мирный договор, а к школе Очага Солнца все остальные представители школ Искусства Сил относятся с плохо скрываемой враждебностью.