Лео, отхлебнув ещё, передал сосуд Ивану.
– Однако, нужно завершить дело. Иван, тащи сюда эту сволочь – Лео кивнул на забившегося под стол хозяина трактира.
– Ну что, коровья морда, ты всё ещё думаешь, что мы шутим? – поднялся Раевский, свирепо сверля неприкрытым глазом трясущегося трактирщика. – Отвечай, скотина! – злобно захрипел кавалергард, хлопнув его широкой ладонью по затылку.
Последний, неожиданно, закатил глаза и рухнул на пол в глубоком обмороке.
– С виду мясистый, а нутро хлипкое, как у барышни – посетовал Иван, пытаясь привести кабатчика в чувство.
– Ладно, оставь его – распорядился Лео – Сам очнётся. А пока вытолкай всех отсюда и будь у входа, чтобы ни кто нам больше не мешал.
– И водки принеси ещё – дополнил распоряжение Раевский, продолжив – Кстати, о барышне. Меня очень интересует, где Она провела прошлую ночь и как оказалась одна на улице ранним утром? Я уверен, Гончаров, что у тебя есть ответ на эту загадку.
– На чём же основана Ваша уверенность, князь?
– Брось кокетничать, граф. Для меня совершенно очевидно, что ты встречался с Ней прошлой ночью! – Раевский, выплеснувший эмоции в драке, мгновенно вспыхнул – я отлично помню твою наглую ухмылку в то утро перед дуэлью. И теперь мне стало понятно, чем она была вызвана! – Раевский схватил гусара за плечи, чуть не сорвав погоны с сюртука, и с болью захрипел – Разубеди меня в этом, Лео! Умоляю, разубеди!! И ты сделаешь меня самым счастливым человеком на свете!!!
– Хорошо, я скажу тебе правду – решился Лео, освобождаясь от рук кавалергарда – Всё равно столица наполнится слухами и сплетнями, по крайней мере, ты будешь знать, что Она чиста. А уж остальным мы заткнём глотки. В тот вечер, Она действительно была у меня. Приехала неожиданно, с одной целью, убедить меня отказаться от поединка. Моя непреклонность привела её в отчаянье, а мысль о том, что с тобой может случиться несчастье, просто сводила её с ума. Клянусь честью, Владимир, у тебя нет повода для ревности. София Николаевна покинула мой дом такой же целомудренной, какой и переступила его порог.
Раевский налил себе полстакана водки и, облегчённо вздохнув, жадно выпил. Закусив огурцом, он, тоже решился на откровенность.
– Тем вечером, до визита к тебе, Она приезжала ко мне, и с той же целью. У меня создалось впечатление, что Она очень боялась за твою жизнь. И тогда я твёрдо решил, что ты должен умереть. Но вчера на дуэли, за мгновение до выстрела, я, почему то вспомнил её влажные от слёз глаза и не смог тебя убить.
Раевский задумчиво прикурил папиросу.
– В таком случае, когда же Она ушла от тебя?
– Этого я сказать не могу – ответил Лео – Я покинул дом, когда она уснула.
–Что!!! – от негодования Раевский чуть не проглотил папиросу.
– София Николаевна была сильно взволнована – поспешил объяснить Лео – и чтобы немного успокоиться выпила спирта.
– Как это возможно? – начал опять горячиться Раевский – Её организм не переносит спиртного. Доктора запрещают выпить, даже бокал шампанского.
– Это произошло случайно. Она приняла спирт, налитый в стакан, за воду. После чего, почти мгновенно, уснула на диване в гостиной. И, как ты понимаешь, я не мог оставаться с ней ночью под одной крышей. Чтобы не скомпроментировать её, я вынужден был покинуть дом и переночевать у поручика Громова. Правда, смог уснуть, только под утро, чуть не опоздав на поединок.
В разговоре возникла непродолжительная пауза, которую прервал Раевский, слегка удивив Лео неожиданной сентиментальностью.
– Впервые я увидел Софи в нашем именьи, ещё мальчишкой. Она вместе с родителями приехала в гости на Рождество. Тогда мне показалось, что я встретил ангела. С тех пор моя жизнь немыслима без неё. Я, может быть, единственный в полку холостяк, который не волочится за юбками и над которым ни кто не осмеливается шутить по этому поводу. Ты должен знать, Лео, что я пойду до конца, и тебе не следует обольщаться, что у меня дрогнула рука прошлым утром.
Лео слушал Раевского, склонив голову в задумчивом оцепенении. Немного помедлив, он тоже заговорил, тихо и проникновенно.
– В Пажеском корпусе, ты рассказывал мне об одной прелестной барышне, в которую был влюблён уже давно. Судьбе было угодно и меня наградить этой любовью. Впервые я осознал это полгода назад, когда увидел Её в Софийском соборе. Тогда её отец, только что вступил в командование нашим полком. Она была божественно хороша, а молитвенная одухотворённость придавала её лицу особое, неповторимое очарование. Увидев её, я забыл все молитвы, и, крестясь невпопад, не мог совладать с сильным волнением, охватившим меня. Наследующий день, я увидел вас вдвоём в Екатерининском парке. Твои восторженные глаза красноречиво говорили о том, что это и есть та самая барышня, безраздельно овладевшая твоим сердцем. После этого, я долго пытался умертвить в себе дикие порывы ревности и страсти, накатывающиеся на меня мучительными приступами любовной лихорадки, пока не пришло осознание того, что эта болезнь не излечима. Впрочем, одно лекарство есть. Оно универсально для всех недугов – смерть. Я, тоже, пойду до конца.
– Ну, что же? Пойдём! – решительно отозвался Раевский, доставая из кабуры револьвер. Это был шестизарядный «Смит-Вессон», популярный сейчас в гвардии.
– Если господу богу было угодно сделать нас соперниками, то пусть он нас и рассудит.
Он разрядил барабан револьвера, оставив в нём один патрон, и, как то отрешённо, взглянул на Лео.
– Надеюсь, обойдёмся без секундантов?
Лео сразу понял намерение кавалергарда, тот собирался решить проблему кардинально и немедленно. Это означало, что отсюда должен был выйти только один из них. В русской рулетке других вариантов нет.
– Я не знаю лучшего секунданта, чем господь бог – сдержанно ответил Лео, чувствуя, как внезапно похолодело в груди.
Он достал монету и вопросительно взглянул на Раевского.
– Орёл – сделал свой выбор кавалергард.
Монета, тускло поблёскивая, закрутилась в воздухе и глухо булькнув, опустилась на дно стакана изнутри которого, хищно расправив крылья, на них смотрел державный орёл.
– Снова Ваш выстрел первый, князь – констатировал Лео.
Раевский, с потрясающим хладнокровием, опорожнил стакан и выбросил на ладонь свой жребий. Бросив монету на стол, он застегнул мундир на все пуговицы и перекрестился. С этого момента начинался отсчёт последних мгновений жизни. Придав вращательное движение барабану револьвера, он приставил пистолет к виску. В это мгновение его лицо озарилось странной, идиотской улыбкой. Он нажал на спуск, и сухой щелчок курка подарил ему шанс на жизнь. Лицо кавалергарда, снова, стало строгим, он положил револьвер на стол, передавая сопернику смертельную эстафету.
Барабан револьвера больше крутить было нельзя, расклад шансов – четыре против одного, мог бы внушить оптимизм, но не в такой ситуации.
Лео, перекрестившись, поднёс пистолет к виску. Внешне спокойный, он совершил значительное волевое усилие, чтобы заглушить в себе естественное внутреннее противодействие здорового молодого естества, которому очень не хотелось умирать. Выстрела не было и на этот раз, но оба с неумолимой неизбежностью понимали, что он прозвучит. Господь бог, видимо ещё не решил, кому из них отдать предпочтение потому, что третья и четвёртая попытки тоже не завершились выстрелом. Каждый остро чувствовал, что испытывает сидящий напротив. Очередной раз, когда боёк курка ударял не по капсюлю патрона, а в пустоту, получать в подарок жизнь длиной в сотню бешеных ударов сердца и тут же снова прощаться с ней, может только мужественный человек. И каждый отдавал должное мужеству другого. Даже приговорённых к смерти, если они оставались живы после казни, не казнили повторно, впрочем, история знает исключения. Пятерых декабристов, после первой неудачной попытки, повесили повторно, дав возможность Каховскому произнести исторические слова:– Я счастлив умереть за Россию дважды!
Раевский больше не улыбался. Побледневший от невероятного напряжения нервов, он третий раз упёрся холодной сталью в висок. Это был момент истины. Пятая попытка из шести возможных оставляла ему мизерный шанс остаться в живых, но всё-таки шанс. В следующее мгновение Ангел-хранитель раба божьего Леонида Гончарова должен был поседеть. Потому, что выстрела не было и на этот раз. И это означало только одно, Лео был обречён. Раевский, облегчённо выдохнув, положил оружие перед ним.
