Вдоволь наглядевшись своим отражением, Сельта решила проведать мать и рассказать ей о нововведениях, случившихся в аметистовом мире. К сожалению для неё, никто в посёлке не мог разгадать этого загадочного послания. Поэтому многие жительницы Ведьминого Холма с беспокойством смотрели на проходящую мимо них девушку. Авторитет её матери был, пожалуй, единственным барьером, отделявшим Сельту от открытых насмешек или же проклятий. Единственное, что составляло Сельте компанию в этом обществе – ритуальные книги, написанные задолго до её рождения.
Сельта вышла на улицу, где уже вовсю светило яркое и палящее солнце. Был разгар лета и особенно в краях герцогства Поэльского оно чувствовалось как никогда сильно и даже жестоко. Это было приграничное герцогство у северного края Великой Пустыни. Оттого природа здесь была невероятно скудной и безжизненной, а Поэль считался одним из самых неблагоприятных регионов Насса. Единственные отрады в этих краях – небольшие речушки или озёра. На востоке от Ведьминого Холма, правда, начинался большой сосновый лес вглубь которого, пожалуй, никто никогда не заходил.
Из этого лесного района часто доносились слухи о том, что в нём обрёл жилье некий сумасшедший бард, который нападал на всех проезжающих мимо королевского тракта, который в свою очередь проходил по соседству с лесом. Сельта знала лишь только одного барда в своей жизни. Это был жалкий паренёк, игравший на гитаре и сочинявший омерзительные баллады о некой Вульфирии. Когда-то он был в поселении и просил мать Сельты приворожить эту Вульфирию, но та ему отказала. После этого, тот негодный бард утроил настоящий дебош и грозился поджечь поселение ворожей, но, испугавшись проклятия со стороны его жительниц, вскоре убрался.
Поселение Ведьминого Холма не отличалось роскошью. В основном, так как его населяли лишь только женщины, оно состояло из самодельных глиняно-соломенных лачуг. У каждой ворожеи была своя хибара. Всего их в посёлке было около сорока. Каждая из них была настолько похожа на остальные, но в то же время, была и уникальна. Выделялась лишь только одна из них. В отличие от всех остальных хибар, общий зал представлял собой результат коллективного труда. Зал был намного выше, и крыша его была сделала не из соломы, а покрыта старым сланцевым шифером, а стены поддерживались деревянными балками – ради этого им пришлось пригласить строителей из соседней деревни. Внутри он представлял собой просторное однокомнатное помещение с ритуальным камнем посредине. Камень этот играл роль своеобразного алтаря, на котором проводились все различные ритуалы. В общем зале никто не имел права жить, хотя в последние годы в силу своего возраста старейшина Малакка редко его покидала. Уже ходили слухи о её скорой кончине, а на пост преемницы старушки пророчили мать Сельты.
Именно к общему залу Сельта и направилась, прибрав волосы в конский хвост. Первое, что бросилось в глаза девушке – это чрезвычайная активность на импровизированных улочках Ведьминого Холма. То и дело на пути к общему залу ей встречались незнакомцы, пришедшие, по всей видимости, из других деревень. Женщины и мужчины, одетые в простые крестьянские лохмотья, а также некоторые чуть богато выряженные ремесленники, все они стояли огромными, по меркам посёлка, толпами. Порой Сельте приходилось проталкиваться через них. Около сотни человек по какой-то причине явились к ворожеям. Причем, все они тоже направлялись, либо смотрели в сторону большого дома. Подойдя к нему, девушка обнаружила большое скопление людей, окружавших вход в здание. Рядом с входом, стояли двое патрульных ополченцев, вооруженных короткими мечами и одетых в легкие стеганые доспехи с вышитыми на груди соснами герба рода Поэлей.
Один из них, завидев Сельту, усмехнулся и развернулся к своему напарнику. Второй посмотрел в глаза Сельте, после чего внимательно опустил взгляд то на грудь, то на ноги девушки, а после этого как-то странно начал елозить своим языков по щеке, от чего та то поднималась, то опускалась. Впрочем, девушка, не общавшаяся с мужчинами, не поняла его грязного намека и смеха, разразившегося среди этих вояк. Люди вокруг неё о чем-то судачили и лица у всех были разные. Одни были испуганными и озабоченными, другие же наоборот ликовали. Из разных лоскутков разговоров, струящихся вокруг Сельты, юная ведьма поняла ровным счётом ничего. Кто-то говорил о том, что, наконец-таки случилось то, чего стоило ожидать уже давно, другие говорили, что проклятье ворожей, наконец-таки выплеснулось наружу и их тёмным делам скоро придёт конец. Другие же радовались тому, что логово некоего чудовища, наконец-таки обнаружено и что скоро его поймают и осудят. Сельта решила сама во всём разобраться, и была почти уверена, что её мать находится внутри. Девушка попыталась выйти из толпы, и у неё получилось, похоже, всем было интересно, что происходит внутри большого зала, но никто особо не стремился попасть туда. Однако путь внутрь ей пригородили всё те же ополченцы.
– Тебе туда нельзя, сладенькая, – сказал один из них и зачем-то схватил себя рукой за пах, оглядываясь на второго.
– Это и мой дом, я вправе знать, что там происходит, – ответила девушка.
– Разворачивайся и иди домой, – сказал второй. – После смены мы обязательно к тебе заскочим.
И эти двое рассмеялись самым отвратительным смехом из всех возможных. Тогда Сельта набрала в лёгкие побольше воздуха и влетела внутрь. Во всяком случае, она попыталась. Прежде чем те двое взяли её под руки, она увидела в зале ещё парочку вооруженных людей, которые стояли по углам помещения и внимательно наблюдавших за алтарём. Самого алтаря Сельта не увидела из-за скопления ворожей вокруг него. Однако те, при виде Сельты обернулись. Все кроме её матери и Малакки, которые остались в согнутом положении. Последнее, что услышала Сельта, прежде чем её вытолкнули обратно, был странный гортанный крик.
– Какого лешего ты творишь, сучка? – спросил тот, что игрался с языком, сжимая ей руку так, что Сельта думала, будто бы она сейчас у неё отомрёт.
– Мы же сказали, что поиграем с тобой после! – сказал другой, поднося свой сквернопахнущий и гнилозубый рот к устам девушки.
Здесь в дверях появился силуэт Энитры – матери Сельты.
– Всё в порядке, пропустите её – это моя дочь.
И эти слова, словно некое заклинание осадили похотливый пыл у двух оборванцев. Уже почти поцеловавший Сельту верзила вдруг изменился в лице и встал смирно, словно мимо него проезжал король со свитой. Второй отпустил Сельтину руку и виновато убрал свой взгляд куда-то в небеса. Энитра взяла дочь за руку и повела за собой в общий зал. Мать и дочь очень сильно разнились, Энитра хоть и была в два раза старше дочери, выглядела очень молодо и красиво. Смуглая черноглазая монгеянка с кожей цвета оливок, прекрасное тело которой было скрыто за выкрашенной в черный цвет туникой.
Сельта вошла в зал, освещенный факелами, горящими на стенах, а также свечами и жаровнями, стоящими вокруг ритуального камня. Воины, стоящие внутри, встретили Сельту весьма равнодушными взглядами – их взор привлекало то, что делали ворожеи. Все они стояли и наблюдали за чем-то, что издавало странное и тяжелое дыхание, иногда сменяющиеся стонами. Сельта уже думала, что ей придётся пробиваться сквозь и эту толпу, однако Энитра на весь зал произнесла.
– Сёстры, я думаю, что я и Сельта, сможем в полной мере помочь уважаемой Малакке вдвоём.
Женщины-ворожеи разных возрастов повернулись к ним, поклонились и молча удалились, обнажив ритуальный камень с мужчиной, лежащим на нём и старушкой Малаккой, вытиравшей ему пот со лба. Энитра подвела дочь к алтарю, и та увидела человека лет тридцати, одетого в грубую ткань, с большими мозолистыми ручищами и огромной бородой. Он походил на лесоруба или какого-либо другого ремесленника, работающего с древесиной. Таких Сельта повидала немало. Они приходили из соседних деревень помогать с постройкой или же лечились от всевозможных любовных болезней. Этот же лесоруб лежал в странной позе, привязанный к камню. Его тело то вздымалось, то опускалось, глаза были закатанными, и видно было лишь белки глаз. Руки и ноги бились в странных конвульсиях, а рот открывался и произносил странные словосочетания, которые казались бредом. Энитра указала Сельте на рваную рану в области правого предплечья мужчины. Сельта наклонилась и увидела, что из раны сочится некий чёрный смолянистый сок, а не кровь. Мать девушки взяла в руки нож и начала резать рубаху вдоль рукава, обнажая всё больше и больше руку раненого. Сельта заметила странную особенность, а именно, что от раны по кровеносным сосудам вверх текла эта самая смола. Как будто бы кто-то заменил кровь этого человека чернилами. Дальше Энитра разрезала рубаху полностью, обнажив мускулистую грудь лесоруба. Сотни тысяч мелких сосудов можно было видеть на теле мужчины – все они так же были черными. Не стоило иметь и большого ума, чтобы понять, что именно это заражение крови и привело мужчину в лихорадку.
