Она услышала голос. С каждым словом голос становился всё четче и четче, однако, она всё равно не могла разобрать то, что он бормотал. Это явно было не её родное наречие, впрочем, это не могло быть и любым другим наречием её мира, так как, по её мнению, источник голоса явно не был человеческим.
Это было послание. Некая мантра. Читалась она монотонно гипнотически. Ей казалось, что её словно бы нашептывает ветер, который она не осязала. Ей понадобилось пару минут, чтобы понять, что на самом деле всё это песнопение – повторение пары слов. Однако каждый раз они звучали словно по-новому, не менее завораживающе.
“Ально” – “Энтин” – “Марле” – “Туане”.
Она повторила их и к своему удивлению услышала свой земной голос. После того, как слова были произнесены ею вслух, голос замолчал. Вдруг небо начало просто трещать от гроз – одна за другой стали обнажаться огненные дыры, постепенно сливаясь в нечто одно целое. Тогда пыль начала резко рассеиваться, падая на землю, погребая под собой весь ландшафт пустыни, словно бы уравнивая её на протяжении всего пространства.
“Бах!” – раздался удар, и прямо перед её призрачной сущностью образовалась дыра. Воронка вдруг начала засасывать в себя аметистовую пыль, причем так быстро, что она не успела ничего понять. Её тоже начало тянуть вниз. Может быть, она и хотела сопротивляться, но не могла. Внутри была пустота, и она стремилась всячески её избежать, цепляя невидимыми руками песок, но тот словно бы проходил сквозь её пальцы. Ещё мгновение, и она провалилась в сияющую пустоту, истошно крича.
После этого у неё начались новые, ещё до сих пор не виданные ощущения. Она как будто бы уже начала чувствовать своё тело, находящееся в стадии некоего полёта. Её внутренности сжались, а конечности начали прорисовываться и самопроизвольно двигаться. Её глаза начали наполнять слёзы, а от потока воздуха, струящегося прямо в лицо, она не могла не вздохнуть и не выдохнуть. Темнота, окружавшая её начала потихоньку рассеиваться, но несмотря на то, что летела она или падала с невероятной скоростью, время проходило чрезвычайно медленно и лениво.
Вдруг она ощутила, что как будто бы кто-то дернул её за волосы и её тело из горизонтального положения перешло в вертикальное. Голова начала невыносимо сильно болеть и казалось, что кто-то сейчас вырвет ей волосы. Она неловко подняла глаза наверх. Среди невыносимой тьмы она вдруг увидела небольшое тельце, при детальном рассмотрении, которое напоминало ей поросячье. Из туловища исходили две пары лап, одной из которых, чудовище и держало её за волосы. Лица этого страшилища не было видно чётко, но оно чем-то напоминало съежившуюся человеческую голову, которая была похожа на головку мертворожденного ребенка. Сморщенная и безжизненная, голова повернулась к ней и своими маленькими черными глазками начала сверлить её. После некоторого времени чудище кивнуло и разжало пальцы, а она полетела дальше, пока глаза её не открылись уже в реальном мире.
***
Сельта вскочила с кровати и начала жадно глотать воздух, попутно тормоша волосы руками и только после того, как она убедилась, что с ними всё в порядке, девушка откинулась на спину вновь. Она упала на подушку и ощутила, что та вся мокрая и брезгливо перевернула её другой стороной.
Солнце уже начало проникать в её хижину, заполняя комнатку светом сквозь небольшие отверстия в соломенной крыше хибары, в которой жила девушка. Она смотрела в потолок и благодарила судьбу за то, что сегодня она всё же проснулась, а не осталась в этом аметистовом кошмаре навсегда. Её очень сильно обеспокоило то, что сегодня череда неприятных, но уже ставших привычными снов была так ужасно и неожиданно прервана неким потусторонним катаклизмом. Кроме того, её испугало то, что она совершила обратное путешествие не напрямую из аметистового мира, как раньше, а через какой-то странный чёрный коридор, к тому же, с присутствием в нём некого демона.
Для обычного человека, пожалуй, такой сон вызвал бы некую тревогу и боязнь, однако не у Сельты. Некоторые подумали бы, что она сумасшедшая или что ей стоило бы покаяться в ближайшем храме Эйденгарда. Но была вероятность, что её либо осмеяли бы, либо приговорили к публичной порке, за еретические наклонности. К тому же, Сельта и без того являлась по законодательству Насского королевства еретичкой, ведь она, как и вся её семья и как все жительницы Ведьминого Холма являлась ворожеей.
Поэтому сны не пугали её, а скорее даже интересовали с профессиональной точки зрения. Ворожеями в южных землях именовали женщин, поклонявшихся различным потусторонним, но не всегда светлым силам. Эйденгард, как Бог Солнца, и его последователи были их противниками. В старые времена, свобода культов была свойственна монгеянам – исконным жителям южной части Континента – но с приходом северных захватчиков мэанн ситуация изменилась. Ещё до Огнепадения, во времена Империи Сенноров, местные правители, ища милости у иноземцев, начали обращаться в веру в единого Бога Эйденгарда. Однако многие простые люди, особенно в сельских местностях, до сих пор веровали в различные тёмные культы, и у каждой деревни был свой демон-куратор.
Однако поселение у Ведьминого Холма было особенным. Местные ворожеи, ведьмы, колдуньи – местные называли их по-разному – практиковали поклонение не простому демону, а антиподу Эйденгарда – Смертоликому. Если Эйденгард был Богом Дня в мифологии древних людей, то Смертоликий был Богом Ночи. Существовала древняя легенда, о том, что когда-то мир населяли ангелы и демоны и от союза одного из демонов и ангела родились близнецы – Эйден и Рожэ. Их рождение должно было ознаменовать создание новой эры, благодаря которой создастся гармония и благоденствие. Но братья всё же выбрали две разные стороны – Эйден сторону ангелов, а Рожэ сторону демонов и в ходе войны, победу одержали силы света, благодаря чему Эйден вознёсся на солнце, а Рожэ, ставший Смертоликим, на луну.
Официально культ Смертоликого был вне закона на территории большинства государств бывшей Империи Сенноров, кроме, пожалуй, сереных княжеств Хаандии, где веротерпимость была куплена ценой большой крови в борьбе с Мэаннским королевством. Однако по большому счёту самые грязные слухи не мешали людям пользоваться услугами ворожей, в число которых входили и знахарские способности, ясновидение и прочие ритуальные церемонии.
Гадостей о ворожеях Ведьминого Холма ходило превеликое множество. Жители, несмотря на то что прибегали к их способностям в час нужды, всё же любили посудачить о колдуньях, а их поселок старались обходить стороной. Ходили слухи, будто бы они только и делают, что поглощают души смертных, убивают родившихся у них мальчиков (и в самом деле, в поселении у Ведьминого Холма вы бы не встретили ни одного представителя мужского рода), принося их в жертву Смертоликому. Так же говорили, что они занимаются всевозможными оргиями, для которых совращают живущих неподалёку мужчин, воруют скот из близлежащих деревень и вообще представляют собой вселенское зло.
Сельта же только начинала свой путь в направлении ворожейного дела, хотя получала некое сопротивление со стороны матери, которая желала, чтобы её единственная дочь выбилась в люди и не несла на себе ярлык ведьмы. Вызвано это желание матери, было не заботой о престиже дочери, а скорее озабоченностью о Сельтиной жизни. Как только Сельте начали сниться сны, связанные с аметистовым миром, совет ворожей заинтересовался ею и каждый день требовал отчёта о каких-либо минимальных изменениях во снах. Старейшина Малакка даже пыталась писать о снах верховному жрецу Смертоликого Оракулу Торольфу в Хаанденгард, что далеко на севере Континента. Однако её отговорила мать Сельты. И бояться было чего, если бы кто-то узнал о том, что девушка-ворожея путешествует по мирам, то к ним в гости обязательно бы наведались жрецы Эйденгарда, да не одни, а с целым войском, чтобы избавиться от проклятого поселения еретичек.
Сельта, устав лежать, поднялась с постели и побрела по мягкому коврику к старому ссохшемуся шкафу. Отворив его, она обнажила своё тело, сняв ночную сорочку, и выбрала из небогатого гардероба льняную тунику. Подвязав на ступнях сандалии, она подошла к бадье с водой и опустила туда голову. Подняв её, она взглянула на небольшое зеркальце, что висело на стене. На неё в ответ взглянула молодая, относительно высокая девушка лет двадцати. У Сельты были длинные и прямые черные волосы, невероятно бледная кожа для здешних мест, особенно, если учесть, что её мать была очень смуглой. Глаза – единственное, что объединяло мать и дочь – черные, что особенно интересно и красиво сочеталась с белоснежностью её кожи. Ещё одной особенностью, отличавшей Сельту от многих монгеянок, было наличие веснушек вокруг её носа. Подобное в здешних краях считалось чем-то вроде болезни, поэтому Сельта с детства была весьма застенчива, отчего из подруг у неё была лишь только мать.
