У меня бикини не было, — я смело сняла через голову свое бледно-розовое платье, и оказалась топлес. Летом я часто загорала именно так, с голой грудью, в одних трусиках, поэтому сейчас меня почти ничего не смущало, разве ж взгляд Ивана, недоуменный и одновременно восхищенный. Солнце и ветер тут же приласкали мою грудь своими невидимыми горячими руками. Моя кожа за полтора месяца лета успела ровно загореть, приобрести оттенок бронзы, делая меня закаленной и дерзкой. Почти бесшумно я вошла в воду и поплыла, широко разводя руки, плавно отталкиваясь ногами.

Катя досадливо топталась у кромки воды, видимо, боясь испортить свое бикини в речной воде. Жанка, следуя моему примеру, вбежала в воду со звонким визгом. Лишь в этот момент Кирилл оторвался от ноута и посмотрел на нас. С Жанкой мы отплыли подальше от пляжа, туда, где берег порос травой, там вода была чище.

— Дядя Борис подсунул папе эту… невесту, сказал, что если папа на ней не женится, то не получит наследство после его смерти… — фыркнула девчонка. Смешно раскинув руки, она поплавком качалась на воде. — Катя дочка его партнера по бизнесу, из нефтянки, уже топ-менеджер в компании своего отца. Папа видит ее второй раз в жизни! Смотрины это у них и помолвка…

— Дядя Боря собрался умирать? — спросила я, раздраженно морщась. — А Кирилл, … то есть, твой папа, что, прям так и согласился жениться на нелюбимой женшине? Значит она ему нравится…

— Я думаю, нравится. Они с ней договорились родить ребенка в течение года, типа, она здоровая и богатая! — недовольно вздохнула Жанка, и вдруг призналась робко. — Я, наверное, в Ивана влюбилась. Что скажешь?

— Давно пора, — ответила я с улыбкой, понимая, что Иван прочно попал. — Он знает?

— Нет, конечно! Никому не говори, — заныла девчонка, ее без того маленькое лицо сморщила гримаса мольбы. — Папа меня отправит к маме, Ивана уволит…

— Кому мне говорить, сама подумай. Глупостей не делай только, у тебя есть все шансы, — успокоила я ее, поворачивая назад к пляжу. — Поплыли! Кто быстрее!

Быстрее оказалась я, подплывая увидела входящего в воду Ивана. Парень блистал своей мужской красотой, сильными мышцами рук и ног, широким рельефным торсом, — в такого влюбиться признак здорового женского вкуса. Но Кирилл крепко держал мое сердце в своих руках, несмотря на то, что на фоне Ивана выглядел несколько тускловато. Он по-прежнему возлежал на шезлонге, а его невеста интеллигентно плескалась в реке, словно в своей шикарной ванне.

Иван сначала ступал ногами по дну, потом начал подплывать ко мне то и дело макаясь в хлюпающую воду своими бугристыми плечами.

— Ну ты даешь, раздеваешься и выглядишь, как королева! Тебя вообще не волнует, что босс рядом? Он ведь не старик еще, начнет приставать, не отобьешься. — Заговорил парень, погрузившись в воду наравне со мной, то есть, по шею. — Ты определенно мне нравишься, Алена Романовна!

— Не дергайся только, и виду не подавай. В тебя втрескалась Жанка, — шепнула я ему, уже слыша шумное приближение к нам влюбленной наследницы Светозаровых. — Босс обо мне что-нибудь говорил?

— Назвал тебя чертовкой, — медленно выговорил Иван, переводя свой лучезарный взгляд с меня на Жанку, которая махала нам ручкой из воды. — Ой, грехи мои тяжкие! Спасибо, что предупредила. Буду следить за языком и глазами…

Оставив Ивана с Жанкой в реке, я поспешила выйти на берег. Кирилл, прищурившись, смотрел на то, как легко, без озноба и поёживаний, я выходила из воды. Могу поспорить, ему это нравилось, иначе бы он не закрыл ноут и не привстал навстречу мне со словами:

— Ты скормила рыбам лифчик и скромность? Не выставляйся, накройся, здесь мужиков больше, чем ты видишь, — он указал на соседний шезлонг, где лежала стопа махровых полотенцев. — Прикройся, не будь смешной…

Подойдя к нему, я кокетливо усадила свой влажный зад на край его шезлонга. Он разглядывал мою кожу в блестящих подвижных капельках воды. Я впервые так близко видела его серые глаза, пухлый рот, подбородок с впадинкой. Его взгляд переместился с неопределенного участка моего тела на грудь, которую уже слегка подсушило солнце, теперь она покрылась «мурашками», соски превратились в розовые горошины.

— Почему я кажусь тебе смешной? — спросила я, не открывая от него глаз, и чувствуя, что он тоже не сможет отвести от меня взора. — Со мной что-то не так, или это потому что я бедная, да, в дочери тебе гожусь? Но я не твоя дочь, и мне не нужны твои деньги, я их заработаю сама, если захочу. — Приложив ладонь к груди, я пыталась собрать в голове все посвященные ему мысли, и высказать их, пока была такая уникальная возможность. Но лишь тихо расплакалась от обиды, — ладно! Чего я бьюсь головой об стену? Я поеду домой, я не нанималась нянчить твою дочку и быть статисткой при твоей невесте. Они бесят меня… И еще, Катька тебя не любит…

Я вскочила и быстрым шагом пошла к дому, сгорбив спину и прикрывая руками груди. Меня не остановил даже оклик Кирилла:

— Алена, постой! Я кому говорю, останься…

В воздухе чувствовалось напряжение, оно обступало меня со всех сторон, тревожно давило на грудь, заставляло оглядываться на каждый шорох. Собиралась гроза, ее мощное дыхание иногда усиливало ветер и гремело вдалеке, впрочем, быстро приближалось.

В вечернем саду никого не было, но казалось, что на меня смотрят десятки осуждающих глаз. Повар, горничные, охранники, все ждали, когда я, лишняя в этой идиллии, уберусь из уютного особнячка на берегу реки. А я подумала: почему я должна уйти? Ведь не сама же я сюда напросилась, меня привезли по приказу Кирилла, приказа отвезти смешную чертовку обратно он не давал. Я решила, что остаюсь. После пляжа Кирилл с Иваном, переодевшись, набрав кучу снастей, сели в катер и уплыли на рыбалку, обещали вернуться к утру. На меня Кирилл больше ни разу не взглянул, между нами словно взорвалось что-то невидимое, но всем заметное, ранившее его настолько, что он бежал из дома.

По тропе, выложенной старой плиткой, ко мне, кутаясь в черный палантин, шла Катя. Я нашла в интернете информацию о ней, и теперь знала, что Екатерина Белова единственная дочка нефтяного магната, училась в Европе, любила лошадей и искусство. Полный набор — умница, красавица, защитница животных. Девушка из высшего общества. С ней мне, смешному планктону, не о чем было говорить, поэтому я резко отвернулась от нее и пошла вглубь сада.

— Можно тебя на пару слов? — спокойно сказала она мне вслед. — Я знаю, кто ты и что натворила в «Новом Олимпе». По закону нормальных людей, ты должна сейчас быть в менее приятном месте, но, наверное, Кирилл считает иначе. Он у нас травмированный романтик.

— Ну все, — отозвалась я громко и раздраженно, — мне пиздец…

— Не строй из себя зечку, успеешь побыть в этой роли, если не перестанешь делать глупости. — Катя подошла ко мне и наткнулась на мои сжатые плечи и косой взгляд. — Что ты сказала Кириллу на пляже?

— Ничего такого, поинтересовалась, какой размер груди ему нравится… — дерзила я как в последний раз. — Ему не подходит мой размер, не волнуйтесь…

Моё розовое платье выглядело не лучшим образом, небрежно брошенное на пляже, затем надетое на голое тело, оно сильно помялось и просилось в стирку. Катин вечерний наряд добротно поблескивал во тьме надвигающейся непогоды.

— Значит все хуже, чем я думала, — усмехнулась Катя, тряхнув взбитыми набок локонами. — Пошли в дом, нечего тут стоять. Ты в Кирилла влюблена? Так это не повод ночевать на улице…

Я пошла за ней к дому, тем более, что гроза подкатила совсем близко, небо освещали частые вспышки молнии, гром свирепо гудел над нашими головами и сильный дождь внезапно начал хлестать по земле, листьями, по нашим волосам и плечам.

В доме Катя от меня не отстала, брала от моего присутствия все, хвалилась своей осведомленностью, и с тонким, таким, что не придерешься, презрением следила за моей реакцией:

— Я думаю, разлука с Жанной сильно ранила Кирилла в самое сердце. Та, первая, когда он бросил ее по настоянию братьев. Ну конечно, первая свободная любовь, предвкушение счастья. И вдруг, тебя лишат всего из-за поломойки, маленькой дряни, которая и спустя двадцать лет не поумнела! — говорила Катя с театральной выразительностью. — С тех пор он не особо разборчив в выборе женщин. Кого подсунут братья, с теми и спит, на тех и женится. Это достойно жалости…