— Я думаю: что они задумали? — поделился со мной Булатов. — Но ничего подобного я не видел.

— Неужели? — пробормотала я, глядя на экран. — Киберинформатор, идентифицировать объект на экране.

— Пробовали, — вздохнул Вербицкий.

— Идентифицировать объект не удаётся, — доложил киберинформатор.

— Естественно, — согласилась я. — Он же не достроен. Киберинформатор, идентифицировать объект по конструктивным элементам.

На сей раз, ответ был другой.

— Идентификация конструктивных элементов объекта позволяет определить его как орбитальную коррекционную климатическую станцию «Уить-Муха-Тун», Фаэтон-8, 2305 года выпуска. Смонтирована на 76,3 процента.

На соседнем экране появилось объёмное изображение такой же станции в собранном виде.

— «Уить-Муха-Тун», — со значением взглянул на меня Вербицкий. — Это что, переводится, как «убить муху тут»? Они собираются обрушить на наши головы громы небесные или огненный дождь?

— Скорее наоборот, — озадаченно покачала головой я. — «Уить-Муха-Тун» — это «Небесный щит», призванный корректировать погоду, избегая любых отклонений климата от среднего уровня. Никаких колебаний температуры и влажности, никаких осадков. На Фаэтоне-8 очень стабильный климат, и его население не любит плохую погоду. Они создают такие станции именно для того, чтоб защитить своих переселенцев на других планетах от капризов чужой атмосферы. Я это знаю, потому что ещё пятнадцать лет назад наши ученые получили от фаэтонцев ноу-хау и использовали его для усовершенствования климатических установок на планетарных комплексах Дальней Разведывательной Флотилии. Мои сыновья, которые служили тогда в ремонтных бригадах ДРФ, участвовали в монтаже сигнальных образцов.

— Они хотят, чтоб над нами всегда было мирное небо, — хмыкнул Булатов. — Очень трогательно.

— Думаю, что они не для нас стараются, — заметила я.

— Боюсь, вы правы.

Его прервал неожиданно раздавшийся где-то наверху грохот. На левом крайнем экране вспыхнула схема четвёртого уровня звездолёта, и на ней обозначился красный мигающий сектор.

— Не зови, не придёт… — встревожено пробормотал Вербицкий, а я, развернувшись, бросилась к правому лифту и в мгновение ока взлетела в силовом потоке на верхний уровень.

В переднем стрелковом отсеке никого не было, но в задних слышался какой-то шум и суета.

В аппаратной я застала картину разгрома. Слева дымился орудийный пульт, возле него с огнетушителем стоял Мангуст, заливая развороченные остатки оборудования. Куски обшивки и какие-то детали разлетелись по всему отсеку, разбив по пути несколько экранов других пультов и верхнюю часть льдистой отделки бара.

Справа от пульта присел в кресло Белый Волк, мрачно рассматривая обожжённую руку.

— В чём дело? — поинтересовалась я, подходя к ним.

— Не знаю, — сумрачно ответил старший стрелок. — Я хотел провести профилактическую диагностику орудийных систем, и пульт взорвался у меня под руками. Хорошо ещё, что корпус достаточно прочный и удержал взрыв внутри, только сбоку вырвало реле и обожгло мне руку.

— А осколки? — я растерянно осмотрелась по сторонам.

— Это второй взрыв, — пояснил Мангуст. — Он произошел несколькими секундами позже. Волк успел отойти, а я не успел подойти. Я находился в аппаратной системы слежения и, услышав грохот, кинулся сюда. Второй взрыв увидел от дверей. К счастью, ни меня, ни Волка не задело осколками.

— Я не слышала второго взрыва, — нахмурилась я.

— Это потому, что это был гравитационный взрыв. Я увидел его, но без звука, за исключением треска расколотой станины.

— Значит, мина…

— Значит, мина, — кивнул Белый Волк. — Вернее, две. Первую я активировал, запустив пульт, её действие было направлено против меня или любого, кто сидел бы на моём месте. Заряд был несильный, чтоб не сбить вторую мину, поэтому корпус и выдержал. Вторая была заложена для того, чтоб уничтожить пульт.

— Почему диагностика корабля не показала конструктивное изменение?

— Может, его и не было? — пожал плечами Мангуст. — Может, мина не была подключена к оборудованию. Просто где-нибудь под пусковой клавишей был укреплён контактный микрочип, а сами мины установлены в зазорах между блоками.

— Разберёмся… — пообещал мне Белый Волк.

Я кивнула и посмотрела на его руку. Ожог был несильный, но, скорее всего, болезненный.

— Скоро заживёт, — успокоил он, проследив за моим взглядом.

Я вздохнула и поднесла к губам свой радиобраслет.

— Рауль, подойди в аппаратную к стрелкам. У нас ЧП… — произнесла я.

— Уже иду, — с готовностью отозвался браслет голосом Хока.

Я подошла к пульту, разглядывая его бренные останки. От них ещё поднимался удушливый дым, и воздух был пропитан отвратительным запахом горелого пластика.

— Чем это может нам грозить? — поинтересовалась я, заметив несмелый желтоватый язычок пламени между покорёженными серебристыми платами.

Язычок ещё раз вытянулся вверх и пропал.

— Не знаю, — пожал плечами Мангуст. — В принципе, уничтожать орудийный пульт бессмысленно. Есть дублирующие пульты в переднем отсеке и на мостике. Кроме того, к терминалу можно подключиться с любого из основных пультов командного отсека. Но зачем-то это было сделано… Вряд ли из одного только желания снести голову мне или Волку.

— В любом случае, тогда не нужна была бы гравитационная мина, — заметил тот.

Мангуст кивнул. В отсек вошёл Хок и, бросив мрачный взгляд на взорванный пульт, обернулся к щитку у двери и нажал на нём голубую кнопку. Тут же в воздухе повеяло свежестью, а дым и запах гари исчезли.

— Я хочу знать, к каким последствиям привёл этот взрыв, — проговорила я, взглянув на него. — Я могу поручить это тебе и Мангусту?

Хок посмотрел на Мангуста и кивнул:

— Это работа.

— Хорошо. Белый Волк присоединится к вам чуть позже. Идемте, капитан-командор, — и я направилась к выходу.

— Куда? — с недоумением спросил он, поднимаясь.

— В медотсек. Если не принять меры, ваш ожог будет мешать работе. К тому же зачем терпеть боль, если можно её избежать.

По дороге в медотсек я думала о том, что всё-таки происходит. С тех пор как Тия хозяйничала на звездолёте, к орудийному пульту в стрелковых отсеках никто не прикасался. В то же время мы уже не раз задействовали вооружения с пультов на мостике и из аппаратного зала стрелковых помещений. Зачем было минировать пульт, которым никто не пользуется?

— Как часто по инструкции производится профилактическая диагностика орудийного пульта? — спросила я на ходу.

— Автоматическая — каждые сутки. Но обычно раз в неделю я сам проверяю все системы. Мне так спокойнее, — ответил Белый Волк.

— Когда проверяли последний раз?

Он на мгновение задумался.

— Честно говоря, перед вылетом из дока.

— Ясно… — проворчала я.

Значит, взрыв мог произойти и раньше, в любой момент, когда Белый Волк вспомнил бы о своей привычке лично проверять оборудование.

В медотсеке он сразу направился к дверям процедурной. Я хотела зайти к Джулиану, но в это время старший стрелок приоткрыл дверь, и я услышала его голос.

Поспешив вслед за Белым Волком, я вошла в полутемную процедурную и успела услышать последнюю фразу, которую произнёс Джулиан:

— Я тоже обратил внимание на этот участок, но не понимаю, что он блокирует…

Джулиан сидел за небольшим подковообразным пультом в глубине кабинета, глядя на сомкнутые в изогнутую ленту экраны, на которых изображалось что-то странное: диаграммы, круто изломанные и извивистые разноцветные линии и плотные массивы цифр и латинских букв. За его плечом стоял Дакоста и тоже смотрел на эту запутанную картину. Кажется, оба они понимали, что она обозначает, и я невольно испытала к ним огромное уважение.

Услышав наши шаги, Дакоста недовольно обернулся.

— Простите, доктор, — произнёс Белый Волк, останавливаясь. — У нас произошла небольшая авария, и я обжёг руку. Ничего серьёзного, но боль может помешать мне работать на пульте. Снизит реакцию, понимаете? Может, дадите мне что-нибудь, чтоб быстрей прошло?