Именно это главная причина, почему я должна его спасти. Не из-за того, что внутри еще немного теплится огонек любви к человеку из прошлого. Просто из-за Ляли. И только.

Валю я встречаю спустя три дня. Она выходит возле института из черной “БМВ”, и, поправив на себе пушистую шубку, замирает, заметив меня. Потом бордовые губы расплываются в улыбке.

– Приветик, – щебечет она, подскакивая ко мне, а я в шоке рассматриваю подругу. Этих вещей у нее не было. Они слишком дорогие для обычной студентки. Она вся преобразилась. Если бы не специфичные, почти ангельские черты лица, никогда бы ее не узнала, – я бы хотела тебя стукнуть за тот звонок родителям, но мне удалось отмазаться.

– Это что? –  спрашиваю я, а она ведет плечом.

– Нравится? Подарки. Хорошо, что ты не поехала в тот день. Мне больше достанется.

– Ты хоть знаешь, с кем ты умотала? – медленно произношу я, – Валя, он…

Она странно улыбается. В синих глазах словно появляется холод. Или это снисхождение?

– Я в курсе, что он не сантехник. Меня его занятия никак не касаются. Зато у него есть деньги, – она подхватывает меня под локоток и ведет к институту, – не будь скучной занозой. У тебя какие-то странные предрассудки. Ты не надумала еще себя продать? Я познакомилась с девицей из эскорта, и она сказала, что может все организовать, если ты симпатичная. На девочек спрос есть. Погоди…

Она запускает руку в новую сумочку и достает пару пятитысячных купюр, протягивая мне.

– Ты… – растерянно отталкиваю ее руку я, но она запихивает деньги мне в карман.

– Заткнись, Ев. Мы подруги, несмотря на то, что ты немного странная. Тебе нужно меньше смотреть тупые фильмы. Вместо этого посмотри на жизнь без розовых очков.

– Что ты…

–То я, – перебивает она, – ты думаешь, что выкарабкаешься из задницы честным путем. Нет, не выкарабкаешься. Рано или поздно ты умрешь от голода или загонишь себя до проблем со здоровьем. Жизнь пролетит, замуж ты не выйдешь с таким унылым, серым лицом, а твоя сестра вырастет в неблагополучном окружении.

– На что ты намекаешь? – мне хочется вырвать руку из ее захвата и уйти, но подруга держит крепко. Очень крепко.

– Я договорилась с кое-кем насчет тебя, – спокойно произносит подруга, – хватит жить на последнем издыхании, Ева. Тебе организуют встречу с нужным человеком. Никаких извращенцев, не переживай. Просто одна ночь с мужчиной, который предпочитает невинных девочек. Получишь за эту ночь деньги и решишь все свои вопросы.

– Валя, я не считаю правильным продавать себя, – я выдираю руки и отхожу на шаг от подруги, – спасибо, но зря ты это затеяла. Есть другие варианты. Я пока попробую воспользоваться ими.

“И сделаю в блокнотике пометку, что моя лучшая подруга, оказывается, та еще сутенерша” – мысленно подвожу итог я.

– Как? – Валя не отстает. Несмотря на то, что я пытаюсь замять этот разговор и уйти, она догоняет меня, – Ева, как? Расскажи. Может, я чего-то о жизни не знаю и поэтому не вкуриваю, как девочка, падающая в голодные обмороки, может быстро найти четыреста тысяч на лечение отца?

– Откуда ты знаешь?!

– Я звонила тебе домой, а трубку подняла твоя сестра. Всё рассказала. Как ты будешь выкарабкиваться, Ева?

– У нас есть квартира, – произношу я, – продадим ее, возьмем комнату в коммуналке.

– Коммуналка, – Валя закатывает глаза, – Боже. Ева, ты дура. Смотри, – она достает телефон и снимает блокировку с экрана, показывая мне фотку какого-то лысого толстяка с добродушным лицом, – ты ему понравилась. Похож на извращенца? Нет. Нормальный мужчина, просто прется по невинным девочкам. Он готов заплатить тебе сто тысяч за ночь. Если ты останешься с ним подольше – то заплатит и больше. Пока не надоест.

– Сто тысяч, – вырывается у меня усмешка, – слишком мало.

– Вопрос уже в цене? Можно поторговаться. Но так ты хотя бы начнешь лекарства покупать…

Я ухожу, покачав головой в ответ. Я не хочу ненавидеть себя, вспоминая, как первый раз забрал какой-то извращенец-мужчина за деньги. Если станет совсем уж плохо, если не будет иного выхода…  может, только тогда я приму такое решение. Еще есть шанс сохранить себя.

Но у жизни иногда бывают другие планы.

После института я заезжаю в больницу к отцу. В постаревшем человеке на больничной койке я не сразу узнаю своего родителя: он словно успел осунуться за такое короткое время. В больнице пахнет едой и желудок громко урчит, когда я присаживаюсь на стул рядом.

– Скажи мне, почему ты бросил трубку и даже не дослушал меня? – спрашиваю я, и отец открывает глаза, – нам негде больше взять деньги. Почему ты не хочешь продавать квартиру? Я могу заняться поиском покупателей. Ты всего лишь подпишешь документы…

– Я же сказал – нет, – прокашлявшись, перебивает меня папа, – не беси меня. Ты ради этого приехала? Давай о другом лучше поболтаем. Ничего со мной не будет. Кум до старости с этой хренью жил и умер, упав в колодец. Еще бабка надвое сказала – есть у меня гепатит или нет. Эти убийцы в халатах годны только бабки тянуть. Пошли они нахрен.

– Пап…

– Так, Ева, домой иди. Я не хочу тебя слушать.

– Пап!!!

– Ева, – бесцветные глаза отца впиваются в меня, – я не смогу продать квартиру, если даже захочу. Опека не позволит. Алина… Ляля несовершеннолетняя. Нельзя ее условия ухудшать. Никто не даст добро на сделку. Так что выброси эти идиотские мысли из головы и лучше учись. Я сейчас немного оклемаюсь и к Вирскому на работу попрошусь. Завтра к вам его жена зайдет, передаст продукты. Так что вечером будь дома. Выкарабкаемся, дочь.

Я молча поднимаюсь со стула и иду к выходу. У самой двери слышу, как меня окликает голос:

– Ев… – тихо зовет папа, – прости, дочь. Опять я подвел тебя. Я думал, что с одного раза ничего не будет, продержался же полгода… а потом как мозги отбило. Прости. Клянусь, больше никогда…

– Замолчи! – перебиваю я его, остановившись, – я это слышала тысячу раз. Миллион раз. Ничего не меняется. Не продавай квартиру, я тогда продам единственное, что у меня есть в этой жизни – себя. Единственное, что у меня есть с таким отцом, как ты! Я заберу Лялю и мы съедем. Выкарабкивайся сам. Ты никогда не бросишь, – злость поднимается откуда-то с самых темных глубин моей души, – ты слишком слабый человек. Живи теперь с мыслью, что твоя дочь вынуждена торговать собой.

– Ева! – орет отец, когда я ухожу и захлопываю дверь, закончив, – Ева! Стой!

– Как зовут этого толстяка? – я звоню Вале и устраиваюсь на табуретке на балконе, прикрыв дверь, потому что в комнате сестра смотрит какой-то сериал, и меньше всего я хочу, чтобы она услышала мой разговор, – скажем так… я согласна. Но мне надо знать всё.

– Очнулась, – хмыкает Валя, – не помню, как его зовут. Но все называют его Пупс.

Супер. Мой первый раз случится с Пупсом. Ироничнее и не придумаешь.

– Он какой-то бизнесмен средней руки. Девочки сказали, что ни в чем плохом замечен не был. Ничего особенного. Так, просто дядька. Самый лучший вариант для тебя – ты даже внимания не привлечешь, появившись с ним где-нибудь, он нафиг никому не нужен. Сейчас я попрошу, чтобы Катя тебе позвонила и все рассказала. Жди.

И она отключается.

– Господи… – выдыхаю я в полную тишину. В прохладный вечерний воздух. Мое обращение явно останется без ответа: я смотрю, как загораются теплым светом окна, одно за другим, и понимаю, что вокруг тысячи людей, которые так же взывают к какой-то справедливости. На всех ее не хватит. Я устало тру лицо ладонями и произношу:

– Ладно, хоть кто-нибудь! Пожалуйста, пусть все решится лучшим образом. Хочу потом забыть об этом дне, и больше никогда не нуждаться.

– Ев, – раздается голос сестры над ухом, и я подскакиваю. Она выглядывает из комнаты, открыв балконную дверь, – можно я колбасу возьму?