— Девочка моя, вот этот молодой человек хочет сказать тебе, что он тебя любит. Но у него есть небольшие проблемы… Давай, профессор, озвучивай своё горе, — и я похлопал его по плечу, подтолкнув к изумлённой девушке.

Потрясённый учёный постоял, помялся, но видя наши непреклонные, требовательные лица, вздохнул и сдался, встав на одно колено и протянув ей ладошку:

— Синичка… извини, я не знаю твоего настоящего имени. Ты согласна уехать жить со мной в страну, где ты жила недавно?

Она беспомощно обернулась на меня — что, мол, это значит?

— Да или нет? — твёрдо сказал я, глядя ей прямо в глаза.

— Да! Да! Да! — и она жадно схватила его руку своими руками, хотя ей полагалось просто жеманно положить свою ладошку поверх ладони жениха.

— И да благословит вас Бог! — подвёл я итог. — Профессор, это было самое идиотское признание в любви, какое я только слышал. Синичка, есть один момент… мы поедем назад вовсе не в дилижансе… и без комфорта.

Всё-таки Деляга тоже сумел меня кое-чему научить. Не иначе, сам Пресветлый подвёл его ко мне для вразумления — Синичке на счастье.

Собственно, организовать сам побег было до смешного просто, словно вокруг ходили малые неразумные дети. Синичка зашла в ангар под видом уборщицы, одетая в самое невероятное тряпьё, — такое, что все старались смотреть на неё как можно меньше. Механикус открыл боковую дверцу аэроплана, незаметно впустил её вовнутрь, и она растянулась там на полу, прикрывшись холстиной, давно валявшейся внутри.

Я несколько раз выходил посмотреть, как взлетает Механикус, и, зная нашу дружбу, мне никогда не препятствовали. И в этот раз все промолчали.

Работники ангара выкатили машину на поле, а напарник, залезший в аэроплан, начал запускать его двигатель. Вставил стеклянную колбочку в отверстие, потом взял стержень с резьбой, напоминавший винный штопор, и начал вкручивать его в эту дыру, пока тот не расплющил колбу. После этого взял «заводилку» в виде буквы «Z», где оба угла были прямые, а одна из перекладин имела треугольное сечение. Вот её-то он и вставил в вал двигателя, и начал вращать его «заводилкой» за другую перекладину — раз, другой, третий… ещё, ещё, ещё, пока пары топлива не начали взрываться, начав вращать вал уже без помощи человека.

Механикус проехал немного, но затем остановил машину, продолжая «газовать». Провожающие застыли в недоумении, а я, изображая испуг, побежал «на выручку» и принялсяотчаянно барабанить в боковую дверцу.

Как могла сработать психология того, кто запустил двигатель? — вполне предсказуемо: машина стоит, а кто-то пытается выяснить, в чём дело. Конечно же, химик открыл изнутри дверцу, распахнул её — я ухватил его за воротник и выбросил наружу. Потом залез внутрь сам, захлопнул дверь, заорал:

— Ямщик! ПОЕХАЛИ!!!!

Бывали в моей жизни задачки и посложнее…

И вот мы в небесных чертогах, любуемся на гудящий двигатель. Нужно будет посоветовать Профессору сделать в салоне окошки, чтобы сидящему тут можно было обозревать земные и небесные красоты. Ну, или вражеские аэропланы, чтобы по ним шарахнуть чем-нибудь.

Однако, Синичка не испытывала ни капли желания посмотреть на открывавшиеся виды за стенкой аэроплана. Всю дорогу она истово молилась, осеняя себя знаками Пресветлого, а когда шаловливый ветерок подталкивал нашу небесную повозку, и двигатель начинал захлёбываться и кашлять, — и вовсе впадала в религиозный экстаз. Никогда бы не подумал, что девица может так искренне и горячо благодарить Вседержителя нашего за удачно подобранного ей мужа.

И снова была одуряющая весна, и снова я шагал по территории научного городка своей страны. Только без меча и доспеха, в штатском сюртуке. Не в прежней должности, но зато полноправным верноподданным и с законным пропуском в кармане.

Я от городских ворот прошёл сразу к своему дому. За год он никак не изменился, а Усатый в тот день предпочитал греться на солнышке, на верхушке нашего забора.

— Привет, морда, — поприветствовал я его и почесал ему подбородок.

Кот замурлыкал.

— Дома есть кто-нибудь?

Котяра вальяжно посмотрел на меня и высокомерно отвернулся, не удостоив меня ответом.

— Мда, вижу, что не скучал…

Я открыл входную дверь, снял сапоги и прошёл в горницу.

Жена оказалась дома. Она услышала, как кто-то входил, и поняла, что зашёл не ребёнок. Я увидел её напряжённой, как струна: похоже, не часто её дёргали с разными срочными сообщениями.

Я смущённо погладил ежик своих коротко остриженных волос, потоптался.

Её словно подрезали: ноги подкосились, и она стала медленно оседать на пол. Я бросился к ней, ухватил за плечи:

— Ну, ну, это я. Я же обещал вернуться — вот и пришёл.

Она вцепилась ногтями мне в руки, да так, что я испугался: сила сжатия ощущалась достаточной, чтобы запросто разорвать мне новенький сюртук, словно гнилую тряпку.

— Сволочь, скотина, ты где пропадал столько времени?!!

— Я… э-э-э-э-э… Дорогая, ты не поверишь: всё время только о тебе и думал! Я в столице прошёл прочти все кабаки, пока меня не занесло в шикарный бордель. После этого пришлось повоевать пару месяцев во славу Божегории, но это так, ничего особенного: просто охрана одного тылового подразделения, жутко секретного и никому не нужного. Правда, левое ухо стало слышать хуже, но это, видать, простуда: в горах сильно дует… мне доктор больше в горах воевать не велел.

Она разревелась, словно зелёная студентка, и уткнулась мне в грудь, смачивая мою сорочку горячими слезами. Потом затрясла меня, словно ледогорскую грушу:

— Я когда-нибудь непременно тебя убью, Солдат!!! Ты почему раньше не мог вернуться?!! Ведьсам говоришь, что воевал только два месяца! А ведь уже год прошёл! ГОД!!!

Я принялся гладить её по спине:

— Ну, ну, ну, тихо, тихо… Дык ведь не отпускали ж меня! Заставили меня божегорцы их учёный городок охранять — я уж и не чаял оттуда вырваться. Повезло: один чудик захотел работать в нашей стране, и я купил себе билет на его аэроплан. Ей-ей, я бы уже зимой был дома, да ко мне наши же безопасники привязались, всю душу вымотали — еле отвязался! Я на них угробил времени больше, чем на всю войну! Поверишь?

— Молчи! Молчи, гад такой! — и она насильно поволокла меня в спальню.

…

Через несколько часов я очухался и осмотрелся. Наши вещи валялись разбросанными по всей спальне, а уже вечерело, и скоро могли заявиться домой детишки. Моя жёнушка сладко потягивалась и ничуть за бардак не переживала.

— Кстати, забыл сказать: мы приглашены на дворянскую свадьбу. Более того: я вместо отца буду вручать руку невесты жениху, а ты будешь подружкой невесты.

— Мне совершенно нечего надеть… — промурлыкала Ведит.

— Ну, не переживай: мне Родина за все хлопоты дала пару медяков — тебе на хлопковый сарафан как раз хватит.

— Я когда-нибудь обязательно тебя убью… — пропела она полусонно.

— А ещё молодожёны будут жить в нашем городке. Муж — профессор, будет строить нашей стране аэропланы, — для этого тут построят ещё уймищу жилых домов, мастерских и ангаров, а я буду всё это охранять. Должность мне такую дали: «начальник охраны лётного хозяйства».

— А его жена?

— Жена? Ну, она тоже тут будет работать… работы всем хватит.

Я не стал говорить жене, что путь к этой свадьбе протянулся тернистым. Я на допросах в Службе безопасности прикрывался Лебедем — и то меня месяц промурыжили. А Механикуса с Синичкой и вовсе зашпыняли. Незадолго до моего освобождения следователь сболтнул мне о своей перспективе получить большой орден за разоблачение божегорских шпионов, и я понял, что придётся мне подзадержаться…

Как всегда, Лебедь встретил меня пышным славословьем о том, что он всегда рад принять в своей жалкой лачуге старого друга. На этот раз вместо непонятного кофия нам принесли дорогущее вино, и я подумал: похоже, моя услуга Родине оценена высоко…