Если говорить о себе совершенно честно, то я весьма удачливый сукин сын. Мало кому доводилось служить в отряде особого назначения «ночные совы» и вернуться с войны даже не инвалидом. А потом получить должность в королевском научном городке, за которую платили едва ли не столько же, сколько за «проделки» в рядах «ночных сов», и при этом не требовали рисковать жизнью. И вдобавок взять в жёны самую умную и смелую девушку изо всех ближайших королевств, истоптанных мной вдоль и поперёк, — слава Пресветлому, мне было с кем сравнивать свою супругу, и я твердо могу сказать, что таких больше нет… Хотя, если подумать, та же хозяйка Междуречья — бабёнка ещё та, тоже смелая, и, скорее всего, точно более ушлая, но только в высоких науках ей бывать не доводилось.

Когда я в обеденное время неспешно дефилировал по главной улице нашего окружённого деревянной стеной городка (или посёлка?), в который раз спрашивая себя, почему мне, дураку, так в итоге повезло, то, кажется, всё-таки прогневил Пресветлого своей непомерной гордыней: ну, не любит он, когда люди слишком уж горячо радуются своему счастью. Всё было как будто как всегда, но что-то толкнулось мне в сердце, как обычно бывало, когда для моего отряда начинало пахнуть жареным.

Я бросил взгляд на далёкую сторожевую вышку: часовой не дремал, шевелился и ни малейшего страха не испытывал. Посмотрел направо-налево: нигде ни одного дымка от пожара, ни одного лица, перекошенного страхом. Я шёл как раз по главной площади — там детишки играли в заморскую игру, пинками гоняя набитый тряпками продублённый бычий пузырь: каждая группа игроков жаждала сделать так, чтобы этот комок проскочил между воткнутыми в землю палками на территории соперников. Мальчишки поднимали едкую пыль до небес, в клубах которой человеку взрослому не чихнуть было никак не возможно, но даже сквозь белёсые клубы я безошибочно угадал силуэт своей дочери Меленит, которая ловко перехватывала набитый комок, называемый «мячом», из-под ступней неуклюжих пацанов и гнала его вперёд, как будто даже не глядя себе под ноги, а противники изумлённо таращились на землю, склонив голову едва не до живота, и никак не могли поверить, что мяч вдруг исчез как по волшебству буквально из-под носа. Если солдат во время боя столько же времени будет удивляться, куда подевался противник или его оружие, то с войны он точно живым не вернётся… эх, в моей молодости нас учили другим играм!

В моей избе слегка приоткрыта дверь, а я точно знаю, что моя Лисёнок сейчас на лекции, а створку мы за собой всегда плотно прикрываем. Но ведь охрана спокойна… хотя, кого я обманываю? Если боец прошёл школу особой выучки, то он через нашу городскую бревенчатую стену перелезет не запыхавшись, а наши раззявы и не увидят ничего. Да, теперь уже не только сердце, но и моя задница почувствовала что-то опасное…

Выхватываю полуискривлённый меч с пояса, ногой распахиваю дверь, оставаясь под прикрытием дверного косяка, делая вид, что просто замешкался.

— Эй, кто дома?! — кричу с порога.

— Свои, — несётся добродушный голос из комнаты, как будто смутно знакомый.

В просторных сенцах, в приятной прохладе восседал дяденька весьма колоритной внешности. Седой, патлатый, широкоплечий, в льняной рубахе. Вот только на рубаху его были густо нашиты защитные медные пластины, надраенные до блеска, выдававшие человека военного. Медный доспех хорош лишь для парадов, а у этого ещё он густо изукрашен сложной, явно дорогой чеканкой. Если богатеи ходят в гости, наряжаясь в парчу, кружева, меха и бархат, то подобный наряд могут позволить себе только…

— Привет, Командир! Сто лет тебя не видел и даже не скучал!

— А ты всё такой же хохмач, Клёст! — ухмыльнулся этот головорез и хлопнул меня по плечу.

Кстати, уважаемый читатель, вам на плечо никогда бревно не падало? Нет? Вот и ладно. А я, между прочим, одеваюсь в доспех без наплечников, так как, предполагается, что на улицах нашего городка мне не придётся рубиться на полуторных мечах. В тот день я пожалел, что на мне нет рыцарской брони, которую носили в былые века.

— Налей-ка мне с дороги чего-нибудь хорошего, не могу я больше пить эту воду.

Неряшливые усы Командира и правда выглядели жалко, намоченные водой из глиняного трехведерного кувшина, стоявшего в сенцах с деревянным ковшиком. Я провел гостя в дом, усадил за дубовый стол, слазил в погреб за вином.

Кружка за кружкой мы вспоминали былые дела, постепенно подбираясь к нынешним временам. Но я ни на грош не подкупался такой идиллической пасторалью: моё седалище зудело всё сильнее и сильнее.

— Я вот что пришёл-то… — сказал Командир, щуря свои раскосые глаза так, что складки на его коричневом лице сделались ещё сильнее. — Знаешь такого Лебедя?

Мне очень хотелось брякнуть, что мужчин с непонятными сексуальными вкусами я не знаю и знать не желаю, но тогда я невольно выдал бы себя знанием тонкого нюанса натуры нашего прославленного государственного деятеля, и спалился бы вмиг. Моя малая заминка и бегающие глазки вызвали у собеседника усмешку:

— Ага, вижу, что пересекался. И даже не буду спрашивать, по каким таким интересам.

Это был и вовсе удар ниже пояса. Я судорожно сглотнул.

— Так вот. Есть у него такая идея: выкрасть одного шибко учёного человека из другой страны и доставить, так сказать, пред светлые очи «того, кого надо». Дело, надо сказать, совершенно дохлое, и за него может взяться только такой же совершенно полный идиот. И тут я сразу же о тебе подумал…

Да, знаем: эта шутка давно бородатая. Командир, между тем, казалось, вообще не заметил своего словесного курьёза и задумчиво так вперил взгляд в потолок, словно оценивая прочность потолочных балок. С одной из них на него внимательно посмотрел наш домашний кот, преспокойно там спавший.

— А Лебедь, конечно же, с тобой согласился, — съязвил я.

— Нет, он вообще ни о ком конкретно не говорил. Сказал только, что наёмники на такое дело не пойдут ни за какие сладкие коврижки, сотрудники из Державной службы безопасности — тоже, так как они не настолько отмороженные, как наёмники: если такой попадёт в лапы к своим коллегам в той стране — это же с ним там ТАКОЕ сделают, и в придачу ещё будет дипломатический скандал, для покрытия которого таких лебедей целая стая нужна, и чтобы все прожарены были до хрустящей корочки, и лежали на серебряном подносе. Среди наших «волков» остались одни лишь бойцы, а для такого дела много думать надо. Я, конечно, думал дать тебе таких парочку для поддержки, но ты же в нихельских «совах» работал — не будет у вас доверия друг к другу: ты же вроде как иностранец. А, если тебя схватят, то с нас и взятки гладки: Нихелия, мол, это всё придумала… Вот и выходит, что ты — самый лучший вариант.

— И вот зачем мне всё это надо? — спросил я вежливо так.

Ну, как вежливо… строго согласно солдатского походного этикета, придраться невозможно.

Командир крякнул, глянул уважительно и даже усы вытер. Кот, оценив силу моего слова, свесил свою морду вниз, тоже усатую.

— Оно, конечно, с одной стороны, никакого тебе интереса в этом и нет. Но, ежели с другой, то ты ведь знаешь, что у нас совсем недавно произошло престолонаследие, а новый король на днях издал Высочайший Указ: всем, кто служил в иностранных войсках, сделать поражение в правах, — за исключением тех, у кого есть большие заслуги перед Отечеством. Всех таких (или «не таких»?) будут изгонять с государственной службы со свистом. Со дня на день чистка и до вас дойдёт. И что тогда? — правильно: турнут тебя с твоего тёпленького местечка. Тебя потом даже в городскую стражу не возьмут: это ведь тоже работа с оплатой из королевской казны. Одна тебе остаётся дорога — в армию, причем только в солдаты, так как ты, извини меня, не дворянин, и выслуги армейской у тебя нет ни шиша. Солдатом начинал, а в самый последний раз и вовсе служил в обозе.