Опять-таки не берусь судить: то ли командование дало гвардейцам конкретный приказ спасать наш легион, то ли командир наших панцирников решил, что направо — цель более лёгкая, но наша кавалерия кинулась вдогонку за отступающими конниками врага, оказавшимися в невыгодном положении: их лошадки изрядно выдохлись, и поэтому божегорцы быстро их настигали, а развернуться лицом навстречу моральных сил уже не хватало, да и вряд ли это помогло бы.

Началась бойня: одни кирасиры получали по затылку удары мечей от других кирасир. Наша конная гвардия без труда обошла палисады справа и зашла в тыл левого фланга ледогорской армии, что обернулось его полным разгромом и потерей всех находившихся там метательных машин.

Как оказалось впоследствии, из четырёх наших баллист уцелели две: остальные всё-таки удалось сжечь ракетами. В строю осталось баллистариев на полтора расчета для обслуги, примерно столько же уцелело и наёмников, ушедших на прикрытие пяти метательных машин (одну, как помните, враги уничтожили в дороге). Но противнику прикрывать свой левый фланг стало уже нечем: конница «закончилась», а их ракетчики банально расстреляли все боеприпасы, бросили свои станки и ушли по горам не торопясь. Смастерить замену брошенным приспособлениям никакого труда не составляет: нужны лишь гладко обточенные жерди да металлические скобы, их стягивающие — вот и оставили их без жалости. Это вам не баллисты строить, где требуются плотники-виртуозы и специально пропитанная дубовая древесина, и поэтому командиры, не колеблясь, готовы отдать полсотни жизней ради спасения одного ценного механизма.

Ледогорская пехота, видя разгром своего тыла, бросилась бежать вдоль линий палисадов, стараясь поскорее добраться до своего центра. Колья мешали её преследованию и нашей коннице, и пехоте, которая, воодушевившись, начала лихо ломать неохраняемые заграждения палисада.

Победа нашего фланга была полной. Правда, божегорская имперская конница была остановлена на подступах к центру вражеского войска, а иначе она и там бы все метательные машины захватила. Стало ясно, что наш славный 5-й легион нужно полностью перемещать на вражеский берег, ибо только дурак мог отказаться от мысли закрепить такой прорыв. Но 5-й легион оказался сильно ослаблен в ходе двух боёв, ему требовалось подкрепление, и легионеры из центра, связавшие ледогорцев и не давшие им возможность помочь своим войскам на их левом фланге, не отступили назад на свою сторону, а присоединились к нашим солдатам.

И вот представьте себе, уважаемый читатель, такую ситуацию: нужно срочно всё бросать и бегом идти ночевать в другое место, где нет ни палатки, ни котла, ни горячего ужина. А тебя ещё на ночь глядя вызывают к командиру легиона.

Опять! Да сколько ж можно! Но, в конце-концов, мне уже давно было пора дать орден, и, если высокое начальство дозрело до этой очевидной мысли лишь к ночи, то грех жаловаться на судьбу.

Если солдатам пришлось спать под открытым небом, то для командира легиона палатку всё-таки доставили. Я с грустью осмотрел её пустые стенки: Старик любил развешивать по ним оружие, а Сивобородый оказался откровенной неряхой, и генеральская палатка быстро пропиталась запахом солдатской конюшни.

Внутри за столом восседали всё те же лица: мои сотник, тысячник и сам командир легиона. Адъютант был только один, «из новых»: надо полагать, второй погиб в той ловушке, устроенной смертником. Но зато вместо второго оказалось аж два новых лица, причём они тоже сидели, что говорило об их высоком статусе, хотя их кители казались слишком простыми. Гости имели столь невзрачную внешность, что моё сердце сразу ёкнуло: похоже, они из «этих самых», которые обычно не награды раздают, а занимаются совсем другой работой…

Я вытянулся и представился.

— Ну, Клёст, вот ты и доигрался, — сказал Сивобородый, причём совершенно безо всякой лютой злобы, а вроде даже с неким отеческим сочувствием, с каким иной палач смотрит на молодого человека, попавшего в его руки: жаль, как жаль, какой красавчик, но служба есть служба.

— Разрешите узнать: в чём меня обвиняют?

— Самовольное использование взрывчатых веществ, повлекшее смерть сослуживцев, — сухо сказал один из невзрачных.

— Никак нет, не самовольное, а с разрешения лейтенанта химического отряда! — браво отрапортовал я, ни на миг не сомневаясь, что обкуренный Философ всё равно не вспомнит, давал мне такое разрешение или нет.

— Ты что, хочешь сказать, что лейтенант приказал тебе убить наших солдат? — хмуро спросил тысячник.

— Я не убивал наших солдат, а спасал ситуацию! — перед лицом «этих самых» имело смысл поиграть в придурковатого служаку, честно отрабатывающего свой армейский кусок хлеба, поэтому я вытянулся ещё более браво, и даже глаза выкатил. — Имел место прорыв вражеской кавалерии, угрожавший разгромом легиона, и яиспользовал последнюю возможность для ликвидации этого прорыва! Гибель наших бойцов являлась неизбежной платой за такую возможность! Если бы я не взорвал порох, то они тогда погибли бы от руки врага…

— А он у вас говорливый, — второй «безопасник» обратился к Сивобородому.

— Да уж… — буркнул командующий в ответ.

— Как ты сделал взрыв? — спросил первый, выдвинувший мне обвинение.

— Ничего особенного, — я пожал плечами. — Распорол мешок, просыпал порох на землю, потом сделал к нему дорожку из земляного масла, поджог…

— Как всё у тебя просто! — второй из «этих самых», явно чуть более шутливый, начал надо мною глумиться. — «Распорол», «просыпал», «земляное масло»… Где тебя научили заниматься ТАКИМИ делами?

— А зачем этому нужно учить? — лихо ответил я. — Тут и так всё ясно: ведь порох от огня взрывается! — это все знают!

— А ты ещё и умный, тебя даже учить ничему не нужно… может быть, ты ещё дашь совет нам, скорбным разумом, о том, как воевать завтра?

— А разве вам нужен мой совет? И так всё ясно: нужно ночью втихаря перенести требушеты вплотную к речке, а с первым солнышком начать кидать большие камни и «негасимый огонь», чтобы запалить эти чёртовы палисады. Можно бы, конечно, использовать и баллисты, да только вражеские дозоры ночью не спят и переброску механизмов вплотную к их лагерю обязательно заметят, позовут подмогу — и всё, кранты…

Ещё лучше — сбросить с неба дьявольский огонь. Если, конечно, Богов не боитесь.

В палатке воцарилось изумлённое молчание.

— Это в каких же войсках в вашей странеслужат такие умники? — язвительно поинтересовался первый из «тех самых», способный, вроде бы, только к сухим фразам и грубым наездам.

— В обозных, — совершенно искренне и честно ответил я чистейшую правду.

Адъютант хмыкнул за спинами начальства, но на него никто не обернулся.

— Мы будем за тобой следить, — сказал первый, не имевший чувства юмора. — И постараемся выяснить, что ты за птица такая… Клёст. Свободен! Пока что…

Я пожал плечами:

— Воля ваша, не смею возражать. Кстати, а какая мне будет премия за спасение легиона? И ещё за совет надбавочку бы…

Я даже сделал вопросительный жест: подушечкой большого пальца правой руки потёр указательный и средний, словно монеты отсчитывал.

— Во-о-о-о-о-н! Бога душу мать!.. — подскочил Сивобородый.

Гм, удивительное дело: похоже, зловещая магия Старика стала переселяться в нового командира. Казалось бы: вот только что я стоял в палатке перед лицом начальства — и вот я уже стою на улице, перед часовыми, и как дурак показываю им пальцы. Пришлось с умным видом сжать и разжать кулак, оттереть ладонь о штанину и топать к своим. Да уж, хрен в этой армии что заработаешь, а от начальства проблем больше, чем от врагов…

Утро следующего дня и впрямь началось с обстрела вражеского лагеря требушетами. Хм, то ли «безопасники» всё-таки украли мою идею и выдали за свою, чтобы поиметь с этого свою выгоду, то ли командующий и сам был не дурак. Как бы то ни было, но мой личный интерес состоял в том, чтобы божегорская армия не проиграла войну, поскольку это могло сказаться на моей шкуре самым неприятным образом.