- Забудь, - стиснув зубы, выдавил я.
Гизмо раздраженно фыркнул.
- Слушай, Джил, - недовольно сказал он. - Ради бога, иди, бросайся под ноги Морису. Дело твое. Если хочешь закончить как Рубио - пожалуйста! Может именно это тебе нужно, чтобы ты, наконец, успокоился. Ну, разве не хорошо?
Я пытался не слышать язвительную иронию в его голосе. Но самое смешное заключалось в том, что он угадал. Я действительно иногда подумывал о том, каково это, хотя бы на час заполучить свободу Рубио. Когда он появлялся на улице, с ним обращались как с невидимым. Никто не переходил ему дорогу, никто не нападал на него. Уважение это было или презрение, я еще не выяснил. Он постоянно сидел у окна своей комнаты и не спускал глаз с улицы, хотя там не на что было смотреть. Когда-то - даже Ирвес ничего не знал об этом - его территория стала нейтральной зоной. Каждый быстро пересекал ее не решаясь посмотреть наверх, на Рубио, хотя Рубио уже не мог защищать свою зону. Такие как мы, попадая в инвалидное кресло, становятся просто напросто бесполезными.
Мои руки дрожали, когда я попытался надеть джинсы, чтобы не упасть при этом. Рука, державшая джинсы, из-за грязи выглядела темнее, чем когда-либо. Два ногтя были сломаны. Под другими образовалась темная корка. Сажа? Надеюсь всего лишь сажа. Во рту скопилась слюна, и мне с трудом удалось подавить тошноту.
Я вспомнил белую кожу Зое. Девочка из снега. Она ничего не подозревала, просто жила. И не знала, что ее обычные заботы и переживания были ничто по сравнению с тем, что с ней могло случиться в городе.
- Перестань думать о девчонке, - немного дружелюбнее сказал Гизмо. - Так это не работает.
Думаю, именно в этот момент я решил послать "джунгли" к чертовой матери.
- Я решаю, как это работает, - ответил я.
Гизмо неодобрительно наморщил лоб, но на этот раз оставил свои нравоучения при себе.
Я выругался, натянув джинсы на бедра. Они были достаточно широкими, но, тем не менее, я не смог предотвратить трение материала о поврежденную кожу, отчего ее тут же зажгло. Когда Гизмо протянул мне одну из своих ужасных зеленых футболок-поло, я фыркнул. Моя черная кожаная куртка была новой. Даже не хотелось думать о том. в какой канаве она теперь лежала.
- У тебя нет другой?
Гизмо указал на сюжет по телевизору.
- Счастливого дня Святого Патрика!
Оранжевое пороховое облако раздулось в речной воде, оторвалось от нее и под аплодисменты и восторженные возгласы людей на берегу, сменило цвет на фосфоресцирующий зеленый.
- Идеальная маскировка в толпе одетых в зеленое людей, - отметил Гизмо. - А по лицу, ты сегодня вообще сойдешь за ирландца, - улыбаясь, добавил он.
С хмурым видом я взял футболку и попытался натянуть ее через голову, не задевая опухшее лицо.
"Ушиб ребер",- добавил я еще один пункт в свой мысленный список. "Ужасная мышечная боль в плечах".
Когда немного погодя, я подвернув джинсы хромал по двору в сторону улицы, мне казалось, что я был похож на клоуна. Я повернул на юг, стараясь держаться в тени домов. Ничего другого мне не оставалось, потому что время от времени приходилось опираться на стену. Четверо подвыпивших парней в зеленых рубашках и дурацких шляпах в виде клеверного листа приняли меня за одного из них и свистели вслед.
С реки подул ветер, принеся с собой шум парада в честь дня Святого Патрика, двигавшегося из района на реке в сторону главного вокзала. К этому присоединилась музыка из пивных, ирландские скрипки и быстрые басы. Невыносимо. Только бы уйти подальше от всей этой суеты! На остановке "Музей искусств" я остановился, закрыл глаза и попытался сориентироваться. Была почти половина пятого. В это время на этой территории было безопасно для меня.
Только номер семь (лысый продавец уличных газет за углом), мог доставить неприятности. А в моем состоянии я не должен был ввязываться ни в какие игры. Нет, лучше было сразу скрыться на нейтральной территории и проехать пять остановок на электричке до моего квартала. Одно плохо, у меня не было денег. Без особых надежд, я засунул руку в карман джинсoв и в самом деле нашел там купюру. Вероятность того, что Гизмо не случайно забыл ее в джинсах, а специально подсунул мне, как всегда была 50:50.
Не знаю, сколько людей таращились на меня в электричке. При тусклом освещении вагона я мог видеть свое отражение в стекле. Гизмо был прав: есть такие отражения, которые лучше бы не видеть. Я представил, что бы сказала Гэзель насчет моего вида. Была бы она вообще в состоянии понять, что со мной - с нами - произошло?
Моя квартира, если ее можно было так назвать, располагалась за автостанциями, там, где дешевые комнаты и никто не требует с тебя паспорт, если ты расплачиваешься за квартиру наличными и на руки. Мне даже вдвойне повезло: я получил крошечную квартирку под крышей, только потому что нравился домовладелице. С крыши можно было видеть большой автосалон, а за ним высотные дома на реке. От метро до дома было не так уж далеко, но я был так обессилен, что мои мысли уже смешались с предвестниками галлюцинаций.
В этой местности ничто не напоминало о праздновании дня Святого Патрика. Никаких зеленых флагов и лент, никакой громкой музыки из окон. На ходу я достал чужой телефон и набрал стандартный код Гизмо. Раздался резкий звук включившегося телефона. Опустив голову, я ковылял по вымощенному голубиными испражнениями внутреннему двору, размером не больше почтовой марки, к почтовым ящикам. Болты на креплении моего почтового ящика шатались так, что его запросто можно было приподнять сбоку. В маленьком отверстии в стене, откуда я удалил строительный раствор, лежал мой ключ. Я никогда не носил его с собой. Однако мне постепенно нужно было взять в привычку откладывать деньги кое-где в городе.
Держа ключ в руке, я со стоном прислонился к стене дома и поднял сотовый до уровня опухших глаз. Важные номера были у меня в голове, трудность заключалась в том, чтобы набрать их. Я пытался не смотреть при этом на свои ногти.
- Господин Чой, - ответил строгий голос. Я не имел ни малейшего понятия, как моего шефа звали по имени. Даже, когда он представлялся официально, то говорил только: - Я господин Чой из Пусан. - Как будто в каждом корейском городе был только один человек с таким именем и каждый должен был воскликнуть: "Ах, это Вы!
- Господин Чой, это Джил...
Продолжить мне не удалось. На меня обрушилась волна проклятий, начиная с того какой у меня сомнительный характер и заканчивая моим мрачным будущим, где я был наркозависимым безработным, живущим на помойке за городом. (В его представлении, каждый моложе двадцати был наркоманом). Господину Чою удавалось сделать так, что его тон звучал по-хамски. А громкость, с которой он орал в телефон, окончательно добила меня. Пришлось держать сотовый на расстоянии, чтобы хоть как-то выносить пульсирующую головную боль.
- Меня избили, - объяснил я, как только Чой замолчал, чтобы набрать в легкие воздуха. Наконец-то, он оторопел. Секунда паузы была бесконечно приятной.
- Полиция? - последовал недоверчивый вопрос.
Я чуть не рассмеялся. Чою всегда было ясно, кто был на стороне темных сил.
- Нет... парочка пьяных.
- Ты их спровоцировал, да?
- Нет, господин Чой! Я просто был не в то время не в том месте. Не повезло. Я бы Вам позвонил сегодня утром, но был без сознания, к тому же эти типы украли у меня сотовый.
Наступила пауза, достаточно длинная, чтобы бросить монетку. Наверное, он это и делал. Выкинуть его или нет? А может он проверял на дисплее номер, действительно ли он был другой. Я сглотнул, напряженно выжидая, а мысленно уже находился в поисках другой работы.
- И когда ты окончательно придешь в себя, чтобы снова работать? - он так внезапно крикнул мне в ухо, что я вздрогнул. Может мое неясное произношение убедило его в том, что я говорил правду. Почти правду.
- С середины недели... по крайней мере, я надеюсь, - пробормотал я. Мимо входа во внутренний двор прошла женщина. Даже на расстоянии десяти метров ветер донес до меня аромат ее дурманящих, тяжелых, лавандовых духов. Каждый удар каблука об асфальт звучал как выстрел, отзывавшийся болью в черепе. Она не сочеталась с этим кварталом. Здесь люди ходили в магазин в бигудях и в потрескивающих синтетических спортивных штанах. Она напротив была одета в коричневое деловое платье, украшенное дорогим, зеленым как День Святого Патрика, шелковым платком. Клак - клак-клак...
