- Могу себе представить, что ты сейчас думаешь, - сказала она.

Паула скривила рот в ухмылке и еще сильнее укуталась в куртку.

- Не хочу говорить как твоя мама, но скажу тебе как подруга - у тебя проблема, Зое. И я за тебя беспокоюсь. Может, ты сама не замечаешь, но в последнее время ты изменилась. И это никак не связано с обычными переживаниями после расставания с парнем.

Зое сглотнула. У нее пересохло во рту, а голова словно была укутана ватой. Последний раз она так чувствовала себя после новогодней ночи, когда перепила шампанского. С одной стороны вроде бы болела голова, но, с другой, она уже давно не была такой возбужденной. Что-то произошло. И на этот раз нечто хорошее.

- Посмотрела бы ты на себя со стороны...- продолжала Паула. - Для Ирвеса и его странноватого друга это всего лишь был повод изобразить из себя мачо. А вот ты была... совершенно другой. Тебя... переполняла ненависть. Я тебя не узнаю! Ты что, теперь всегда собираешься просто так нападать на всех, на кого злишься?

Зое прикусила губу.

- Прости, что испортила тебе вечер.

Паула вздохнула.

- Не испортила, - сказала она и заставила себя немного улыбнуться. - Но перестань пугать меня, каждый раз когда мы встречаемся.

Впервые Паула говорила как настоящая подруга, а не как девушка "со скамейки запасных", заменившая Эллен.

- Ты собираешься говорить Эллен, что у него другая? - хотела знать Паула.

- Конечно! А ты бы не стала ее предупреждать?

Паула посмотрела на нее со стороны.

- Нет.

- Почему нет?

- Потому что это не твое дело, что там происходит между Эллен и Давидом. Может, они уже давно расстались. Может, эта девушка и вовсе не его подруга, ты ведь ее совсем не знаешь! Ты знаешь только свою часть истории.

Зое хотела возразить, но закрыла рот. Это был не подходящий момент, чтобы спорить с Паулой.

- Н-да, - сказала она вместо этого. - По крайней мере, теперь я точно знаю, что больше не люблю Давида. Наоборот.

Зое было приятно даже просто произнести эти слова.

Паула наморщила лоб. Многозначительно помолчав, она, как всегда неожиданно, произнесла одну из своих удивительных фраз:

 - Ненависть - это не противоположность любви. Противоположность любви - равнодушие.

Уже когда они в понедельник зашли в коридор, ведущий в лингафонный кабинет, несколько девушек из одиннадцатого класса, шушукаясь, склонили друг к другу головы.

- Похоже, слухи быстро распространились, - прошептала Зое.

- Видимо, да, - так же тихо ответила Паула. - Но сделай мне одолжение, не начинай их сразу же бить.

В этот день Зое чувствовала себя неловко, выйдя во двор школы во время перемены. Несколько парней из баскетбольной команды Давида, с которыми еще несколько недель назад она вполне нормально общалась, теперь оценивающе наблюдали за ней. Некоторые даже многозначительно улыбались. Давид стоял с двумя девушками из своего класса в конце двора, почти у зоны для курильщиков. Он удостоил ее всего лишь презрительного взгляда, после чего отвернулся. Вот такие ощущения испытываешь, когда окончательно теряешь друга и приобретаешь врага.

Зое намеревалась вести себя сдержанно и безразлично, но в результате уединилась на другом конце двора, там где уже начиналась улица, и включила сотовый. Еще два урока, после которых предстоял разговор с госпожой Талис. Может, произошедшее на выходных убийство было сегодня главной темой для разговора у учителей? Может, поэтому они не принимали сегодня? Сотовый пискнул и на экране высветился значок письма.

"Клуб "Exil"? Когда? ПС: Оставь своего бывшего в живых!"

Ирвес.

Однако улыбка тут же сошла с лица Зое, когда она подняла глаза.

На противоположной стороне улицы сидел мужчина со спутанными, длинными волосами, выцветшего желтоватого цвета. Даже его глаза были желтыми. И по тому, как он смотрел на нее, отвесив нижнюю губу, можно было подумать, что у него не все в порядке с головой. Когда Зое отошла в сторону, чтобы смешаться с учениками, она заметила, что мужчина сел на капот припаркованного автомобиля. Только теперь она увидела, что он был босым, а его ноги были такими грязными и мозолистыми, что напоминали, скорее, копыта. Одет мужчина был в наугад подобранные, бесцветные вещи, возможно, подержанные и отданные кем-то для благотворительных целей. А из кармана его поношенной куртки выглядывало - Зое брезгливо поморщилась - ощипанное и обмякшее голубиное крыло.

Рубио не реагировал. И это при том, что я практически с самого утра стоял у него под дверью. Единственное, чего я добился до сих пор, это того, что он опять отключил звонок. А когда я вновь обошел вокруг дома, чтобы увидеть его лицо в окне, то увидел только то, как окно закрылось. На улице лежала записка, которую я бросил ему вчера - скомканная. Я фыркнул, сопротивляясь импульсу взобраться по стене и разбить это чертово окно. Вместо этого, я достал из сумки листок бумаги и фломастер и еще раз терпеливо записал все свои контактные номера и вопросы. Немного поразмыслив, я пожертвовал еще и дневной выпуск газеты с фотографией Барб и также затолкал его в почтовый ящик.

Я едва не поддался искушению сесть в кафе напротив. Но он мог увидеть, что я сижу там и жду. Поэтому, я сделал вид, что сдался, демонстративно посмотрел на новые часы и спустился по лестнице в метро. Пройдя там по перрону, я вышел на улицу с другой стороны, вне поля зрения Рубио. Оттуда было недалеко до заправки. Там хоть и было всего несколько высоких столов рядом с автоматами с напитками, но мне и без того было комфортнее стоять. Единственное, более менее съедобное, что можно было купить в автомате, был мясной бульон. Лучше, чем вообще без завтрака.

Я бросил стопку бумаг, которые взял с собой, на липкий столик. Набросок Зое соскользнул и плавно опустился на пол. Я попытался уловить ее разъяренное выражение лица, то напряжение, перед тем как она начала бить парня в кожаной куртке. Но рисунок не слишком удался. Я поднял его и положил в стопку к остальным, затем вытащил ручку и сосредоточился на кодексе.

«Мы защищаем», написал я и поставил знак вопроса. «Мы никогда не убиваем сородичей. Наше существование - тайна, наше место в тени, в молчании. Мы либо ретируемся либо занимаем пространство. Каждый за себя, никто за всех. Но все защищают тайну нашего рода. Закон пантеры».

Я задумчиво рассматривал кодекс. И как это часто бывало, он и сегодня показался мне нереальным. Как пережиток давнего прошлого. Сегодня мне больше чем когда либо раньше показалось, что чего-то не хватает. Взяв ручку, я записал собственные соображения:

«Ни один закон не работает без наказания. Но что, если кто-то убивает и ничего не происходит? Кого защищать? Почему? Почему мы такие? Кого это касается? Или», - добавляю я, - «мы все уже наказаны?»

Это длилось уже пять часов. Я так вымотался, что уже хотел вернуться на свой пост под окном, как вдруг увидел Рубио, едущего в инвалидном кресле к заправке. Он действительно был дряхлым, а тело сморщенным и лишь острые коленки выглядывали из коляски. По ним можно было понять каким высоким он был в молодости. Он медленно ехал к холодильнику с напитками. Я даже был в некотором роде разочарован, так как представлял его себе не таким немощным. Может, Гизмо все-таки прав? И это всего лишь старый человек? Да еще и пугливый старый человек. Он постоянно поглядывал на стеклянную дверь и с опаской осматривал улицу, как будто боялся, что его кто-то преследовал.

Я заметил у него на шее подвеску - своего рода пластиковый шнур с красной кнопкой. Кнопка вызова скорой для одиноких пожилых людей? На мгновение я даже хотел оставить его в покое. Но только на мгновение.

Рубио с трудом поднял и поставил себе на колени упаковку пивных банок и направился к кассе. Я не слишком торопился собирать вещи и идти за ним на улицу. По привычке (никогда не следуй за одним из нас напрямую), я сделал круг, пошел на параллельную улицу и стал прислушиваться к звуку его инвалидного кресла. На расстоянии нескольких метров от его входной двери, я снова вышел на улицу. Сзади он выглядел еще более худым и немощным. Последние метры до дома, очевидно, стоили ему больших усилий.